Странные женщины режиссера Садиловой

Кажущаяся простота и особая деликатность, с какой авторы фильма «С любовью. Лиля» касаются болезненных, невероятно сложных проблем женского одиночества и бытийно значимого выбора, породила желание побеседовать с режиссером Ларисой Садиловой и актрисой Мариной Зубановой, исполнительницей роли Лили. Беседу ведет корреспондент «ИК» Ирина Зубавина.

«Искусство кино». Лариса, «С любовью, Лиля» — ваша вторая режиссерская работа. До этого был фильм «С днем рождения!», увенчанный множеством наград и призов на весьма престижных кинофестивалях. Его действие происходило в старом роддоме Каширы накануне его закрытия. Случайно ли обе картины посвящены проблемам женщин, неустроенности их судеб?

Лариса Садилова. Мне кажется, мои героини похожи в своем стремлении к любви. А если рядом нет достойного «принца», его можно и придумать. Не важно, пианист он будет или тракторист, в провинции это происходит или в Москве.

«ИК». Марина, роль Лили — ваш кинодебют. Живет ваша героиня с дедушкой в малометражной хрущевской «избушке», и сама интонация картины сказочная, но сквозь глянец выстроенных ситуаций явственно проглядывает грубая реальность жизни. В строках наивных посланий Лили больше отчаяния, нежели любви, хоть очень старательно выводит она своим полудетским почерком: «С любовью, Лиля», ища спасения от гнетущего одиночества, которое ощущает особенно остро — с ее-то нестандартным характером. Лиле трудно вписаться в социальную среду «курятника», наладить контакт с окружающими. Виной тому ее непохожесть — инаковость. Кто-то из критиков определил вашу героиню? как «идиотку». Что вы сами думаете о Лиле?

Марина Зубанова. Я считаю, что она очень простая женщина, лишенная цинизма. Ей не ума недостает, а опоры. У нее, как у большинства детей, выросших в неполной семье, нет модели благополучной жизни. Она не знает, как нужно себя вести в сложной ситуации, поэтому прислушивается к сомнительным советам тети. В силу того что Лиля выдумщица, ее странность сродни не сумасшествию, а творческому началу.

«ИК». В городе, где живет Лиля, похоже, большая плотность «чудиков». Героиня Марины странная, и окружают ее в фильме персонажи разной степени странности. При этом Лиля и ее сослуживицы не выглядят людьми не от мира сего — они реальные «продукты» социалистической эпохи, носители устоявшихся совковых норм с поправкой на провинциальный стиль жизни, когда все на виду. Не скрывается ли в фильме острая сатира на худшие проявления провинциализма?

Л. Садилова. Я сама из провинции — из Брянска, Марина большую часть жизни прожила в Саратове, снимали мы в Орле, так что кино у нас, возможно, вполне провинциальное. Но это не злая насмешка, а грустная улыбка. А вообще в жизни немало неадекватных людей. В принципе нормальных-то нет. Все в разной степени с сумасшедшинкой. Каждый из нас — персонаж. Не следует считать себя нормой по отношению к другим. Основная «странность» моих героинь в том, что они хотят любви. В сердце каждой женщины, независимо от возраста, непременно теплится надежда.

«ИК». Почему вы определили Лилю работать на птицефабрику? Образ конвейера по разделке кур был использован в документальном фильме Сергея Буковского времен «перестройки и гласности» «Завтра праздник». Метафора общественной жизни, социальный пафос черно-белой истории, рассказанной украинским документалистом, обрели вашей картине не только цвет, а и иное смысловое наполнение.

Л. Садилова. Наблюдение за производственным процессом достаточно интересно само по себе, птицефабрика же — метафора превращения жизни в кучу отходов и полуфабрикатов. Ну а бабы — те же куры. Помните монтажный стык, когда в кадре снятые крупным планом ноги спешащих куда-то женщин сменяются изображением выпотрошенных кур с разорванными гузками? Их кидают в кучу таких же разделанных куриных тушек, напоминающих беспомощные изуродованные тела. Этот кадр всех коробит неприкрытой грубостью сугубо мужского жеста. Сама-то я о женщинах плохо не думаю. Сознательно иронизирую по поводу мужских стереотипов.

Марина Зубанова

«ИК». Вы, очевидно, иронизируете и над романтикой гостиничных знакомств. Оригинально решенная «сцена любви» в гостинице, где показаны только ноги партнеров — их механическое, ритмичное подпрыгивание — весьма неэротична. А звуковое сопровождение — постоянное требование мужчины: «Выше ноги», — вызывает откровенный хохот в зале.

Л. Садилова. Это я вычитала у Виктора Ерофеева, персонаж которого нудно повторяет: «Ноги, ноги, выше ноги». Я понимала, что в сцене не должно быть секса, но как этого достичь, не знала. Решение придумал мой муж Геннадий Сидоров, тот, что играл истеричного афганца, он же соавтор сценария. Во время съемок исполнители лежали друг на друге, между ними — подушка. Однако сцена не шла. Ноги командировочного в кадре — это ноги нашего художника Данилова, который за неделю до съемок женился. Мы его сфотографировали, в шутку пригрозив, что предъявим компромат его жене. Но сцена все равно не получалась, пока подушку, разделяющую партнеров, не убрали.

М. Зубанова. Во время съемок этого эпизода все хохотали, а я лежала пунцовая от смущения. Хорошо, что в кадре были только наши с исполнителем ноги, которые должны были ритмично подскакивать.

Л. Садилова. Нас не устраивал размер обуви Данилова — 41-й. Марина вспомнила, что у ее племянника 45-й размер ноги, но потом спохватилась, как же с племянником-то ложиться! Мы не любим такие вещи.

«ИК». Похоже, в режиссуре вы комбинируете два подхода: отточенность формы и вольную импровизацию. Приходилось ли переписывать сцены во время съемок?

Л. Садилова. Сложно рождался финал. В сценарии была чистой воды литературщина, типа: «Они ехали и смеялись, разговаривая ни о чем». Когда пришло время снимать и платформа прибыла из Москвы (а она дорого стоит!), решения сцены все еще не было. Мы со звукооператором Кириллом Василенко кое-как уместились вдвоем на заднем сиденье машины и стали суфлировать актерам. При этом все время хохотали и «несли пургу». В результате получились диалоги типа: «А вы кто по знаку Зодиака?» — «Не скажу». — «И я не скажу» или: «Какие вам девушки нравятся?» — «Не знаю. Раньше я любил японок». Так возник в финале японский хор и… необыкновенная легкость.

«ИК». Финал весьма мелодраматичен. Ожидания Лили увенчались успехом — ей удалось встретить близкого по духу человека, правда, не пианиста, а таксиста, но, что примечательно, тоже Бориса. Суженого с таким именем то ли наворожила, то ли приворожила к Лиле гадалка. Верите ли вы сами в такие случайности и в предсказания гадалок?

Л. Садилова. Конечно, я верю в гадания. У человека в жизни могут быть тысячи вариантов, а гадалка нагадает один и подтолкнет к определенному пути, поэтому нельзя ходить к предсказателям. Но героиня наша такова, что ей не могла не улыбнуться судьба. Она нашла себе пару, хотя при первой встрече она своего суженого не распознала.

М. Зубанова. Со мной произошла подобная история в школе. Был в моем классе один ушастый такой, смешной мальчик. На выпускном балу мы с ним весь вечер танцевали, и я его спрашивала: «Почему же раньше я тебя не замечала?», словно увидела его другими глазами. Все пошли на набережную, а мне стало страшно, что вот сейчас он уйдет и я его больше никогда не увижу.

«ИК». И что потом?

М. Зубанова. Да, собственно, это и все. Я еще два года жила в Саратове, училась в пединституте, на филологическом факультете. При этом высот грамотности не достигла: поступая на курс к Галине Борисовне Волчек, сдала коллоквиум и творческий экзамен на пятерки, а сочинение написала на двойку. Сделав тридцать шесть ошибок, я побила своеобразный рекорд. Позже, когда я целый год ходила на занятия вольнослушательницей, мне все советовали: «Только никому не говори, где ты училась!» Филфакт, впрочем, я не окончила. На память о педагогическом у меня осталась куча грамот — я была активной вожатой. А пошла в актрисы. Поступала, правда, очень долго. Но я счастливый человек: поступила, окончила, работаю в театре, в кино сыграла Лилю…

Лариса Садилова

Л. Садилова. Марина на пробы ко мне принесла любительскую фотографию своей приятельницы и стала рекламировать, какая та привлекательная…

М. Зубанова. Сама-то я и не надеялась пройти кастинг — я некрасивая, и зубы у меня, мягко говоря, не идеальные. А Лариса Садилова — очень серьезная, очень умная, я и подумала, что я, такая простая, такая неуклюжая, не могу ей понравиться.

Л. Садилова. Марина сидела в уголке, но притягивала все внимание. Я смотрела только на нее — она действительно очень органична. Даже в образе весьма странной героини. Поначалу, правда, она была зажатой, слишком исполнительной, явно вела себя, как актриса, которая привыкла работать на заднем плане. У нее все время были размашистые жесты, она не понимала, что такое камера. Да и вообще о кино знала мало. Она, например, наивно полагала, что фильм монтируют на большом экране. Но наступил момент, когда Марина ощутила, что ее все любят, и расслабилась, стала чувствовать камеру, пошел качественно другой процесс. Мой учитель Сергей Аполлинариевич Герасимов говаривал: «Нельзя работать руками. Руки должны быть в покое. Кто начинает ими размахивать, напоминает провинциального актера». В кино же гипертрофированная пластика совершенно недопустима. Марине пришлось учиться сдержанному рисунку, ломая стереотипы, присущие театральным актерам.

«ИК». Марина, в каком театре вы служите?

М. Зубанова. В Московском ТЮЗе, работаю с замечательным режиссером Генриеттой Наумовной Яновской. Она уделяет большое внимание атмосфере спектакля. Это и есть моя роль — создавать атмосферу. Меня режиссер помещает в мизансцены для придания им органичности. Я там и сижу, точнее, «органично существую». Создаю среду, в которой смогут так же органично существовать герои, произносящие свои монологи, и выстраиваться ключевые сцены. Генриетта Наумовна задействует меня в каждом спектакле, но считает, что мне ничего не нужно играть, я должна просто сидеть. Безусловно, в разных спектаклях я по-разному сижу. В английском детективе «Свидетель обвинения» по Агате Кристи я сижу так выразительно, что журналисты даже прозвали меня «мисс Марпл».

«ИК». То есть у вас «роль кошки без слов»?

М. Зубанова. Вообще-то, в спектакле «Свидетель обвинения» у меня есть одно слово, даже два. Я дважды произношу: «Да». В театре бытует мнение, что я органична, как собака, как кошка, поэтому меня можно сажать просто в качестве живой декорации.

Л. Садилова. Марина способна на большее. Когда мы работали над фильмом, я ей меньше всего уделяла внимания, так легко и точно она все понимает.

«ИК». Уровень актерского исполнения заставил задуматься, не связана ли органика актрисы с близостью мироощущения исполнительницы и ее героини. Марина, признайтесь, есть ли биографические совпадения в вашей судьбе и судьбе Лили? Или вы столь глубоко вжились в образ?

М. Зубанова. Лиля мне близка своей душевной неустойчивостью, неустроенностью. Она открытая, искренняя, непосредственная.

«ИК». Насколько такой тип женщины актуален сегодня, когда отношение к традиционной семье как к некоему анахронизму, к изжившей себя форме отношений между мужчиной и женщиной никто и не думает скрывать? Множество женщин, осознав свою самодостаточность, стремятся реализоваться в жизни по мужскому типу. А это предполагает приоритеты карьерного роста, независимости (социальной, материальной и сексуальной) и т.п. В картине «С любовью. Лиля» ничего подобного нет. Лиля мечтает о семейном счастье. Она среднестатистическая женщина среднего возраста и такой же внешности, к тому же с причудами, не без странностей. Как вам кажется, в чем кроется секрет зрительской симпатии к такой героине?

М. Зубанова. Может быть, популярность моей героини именно в ее странности, необычности. После сеансов ко мне часто подходили зрители, в основном мужчины, и благодарили за созданный образ, говорили, что такой женщины до сих пор не было в кинематографе. Особенно привлекает ее доброта. А в последнее время все чаще на экране появляются настоящие стервы.

«ИК». А вас чем более всего привлек образ Лили?

М. Зубанова. Мне особенно понравилась фраза из сценария: «Лиля улыбнулась своей коронной улыбкой».