Инуитская «Илиада». «Атанарджуат. Быстрый бегун», режиссер Захариас Кунук
- №4, апрель
- Сергей Анашкин
«Атанарджуат. Быстрый бегун» (Atanarjuat. The Fast Runner)
По мотивам инуитских легенд Автор сценария Пол Апак Ангилирк Режиссер Захариас Кунук Оператор Норман Кон Художник Джеймс Унгалаак Композитор Крис Крилли В ролях: Натар Аматсиак, Сильвия Ивалу, Питер-Хенри Арнатсиак, Люси Тулугарджук Igloolik Jusma Productions Inc. Канада 2001
Завершается фильм. Прощальные титры разбавляет нарезка: хроника съемок — оператор, артисты, технический персонал. Разноцветные куртки-«аляски», резиновая обувка (чтоб по весне не промочить ноги), байкерская «косуха» — теперь повседневный наряд канадского эскимоса. Вне экрана, вне игровых сцен. В кадре иное: кухлянки и торбаза, туземный быт без европейских влияний. Парадокс, от которого не укрыться, который не обойти, — экзотический кинематограф создают вполне современные люди.
«Атанарджуат. Быстрый бегун» — первое эскимосское кино. Точнее, первый полнометражный фильм, снятый чистокровным канадским эскимосом. С участием соплеменников, но без участия ряженых гастарбайтеров (китайцев-корейцев — «азиатов, которые все на одно лицо», — с академической западной выучкой). Адресаты «послания» — инуиты, эскимосы канадских тундр. Что не мешает картине перемещаться по миру: из Канна («Золотая камера» за лучший дебют) — в Роттердам, из фестивальных программ — на биеннале современного искусства. Нестыковка? Очередной парадокс? Логичный итог авторских задумок. Этническое искусство и творчество нацменьшинств (музыка, сценические зрелища, кино) на Западе нынче в большом фаворе.
Известно, что режиссер Захариас Кунук — выходец из малой инуитской общины Иглулик. Дата рождения то ли 1957-й, то ли 1958-й. Биографию окружают легенды (что правда, а что пиар — решать не берусь). Захариас — один из шестерых отпрысков полярного охотника (выходит, с малолетства знаком с исконным образом жизни, с традиционными обрядами и ремеслом). До девяти лет — пока канадское правительство не развернуло кампанию по интеграции аборигенов в жизнь «большого отечества» — ни слова не знал по-английски (а значит, детские впечатления усвоил и сберег). Был резчиком то ли по кости, то ли по камню, и то и другое — давний художественный промысел инуитских мужчин. Купил видеокамеру в начале 80-х. В 90-х при поддержке друзей основал собственную компанию. Снял несколько короткометражек на видео и минисериал для локальной телесети. Получил известность в Америке и Европе. Опусы Кунука при этом продвигались не по разряду «кино», а числились в произведениях «видео-арта». Ранние ленты Кунука — зарисовки ритуалов, обрядов и бытовых сцен — нечто среднее между «игрой» и «документом». Попытка реконструировать и запечатлеть те пласты инуитского обихода, что за жизнь одного поколения были смыты волнами чужеродных влияний. Действие мини-сериала «Нунавут» (Nunavut, «Наша земля», 1995) отнесено к 1945-1946 годам. Именно тогда в родную общину Кунука пришли миссионеры, тогда возвели деревянную церковь и первое стационарное жилье. Обиход кочевников арктической тундры с тех пор радикально переменился — вековые привычки и «первобытный» уклад отошли в область воспоминаний. «Основоположник инуитского кино» Захариас Кунук не просто «делает фильм», замах его существенно шире. Он теплит надежду заштопать разрыв времен, восстановить преемственность традиционной культуры. При посредстве визуальных образов (и цифровых технологий) стремится воскрешать ее аксиомы. И — репрезентируя их — формировать самосознание соплеменников. Естественным шагом на этом пути стал синтез инуитского киноэпоса. Обращение к праисторическому былому, к той мифопоэтической реальности, которую другой древний народ — аборигены Австралии — обозначил умной метафорой «Время сновидений». Так появилась картина «Атанарджуат. Быстрый бегун» (в заглавии сосуществуют имя героя и точный его перевод).
Проблема, однако, заключается в том, что эскимосский фольклор не знал героических циклов, развернутых эпических сказаний (вроде исландских саг или якутских олонхо). К тому же, в отличие от родичей из Гренландии и с Аляски, инуиты Канады вели достаточно обособленную жизнь. Уклонялись от контактов и с соплеменниками, и чужаками. Подчиняли уклад охоте на оленя-карибу и морского зверя. Кочевали малыми группами, избегая всеплеменных сходок и многолюдных торжеств (а значит, обмена новостями и байками). Считается, что в инуитских общинах не было сказителей-профессионалов и потому их устная традиция отрывочна. Возможно, впрочем, беден не сам фольклор, а записи собирателей-фольклористов. Так или иначе полноценного эпоса не обнаружено ни у одной из эскимосских групп ни на Чукотке, ни на Аляске, ни в Гренландии.
Сам Захариас Кунук утверждает, что экранная легенда про Быстрого бегуна — компиляция нескольких версий, поведанных ему стариками. Подозреваю, что дело несколько сложнее. Приняв за отправную точку историю Атанарджуата (человека, который, спасаясь от преследователей, нагим пересек ледяной перешеек от мыса до неближнего островка), Кунук нанизал на единую сюжетную нить разрозненные фольклорные мотивы и автономные повествования. То есть поступил так, как делали прежде создатели «искусственных» эпосов (мозаика — по методу «Калевалы»). Впрочем, и сам ключевой мотив внезапного нападения врагов на двух спящих братьев (спят эскимосы под шкурами голышом) в инуитском фольклоре свободен от жесткой привязки к фигуре героя по имени Атанарджуат. Вот фрагмент из сказки о безымянном мальчике, который имеет прямые параллели с соответствующим эпизодом в картине «Быстрый бегун»: «Братья разделись и легли, но ночью подслушали, как хозяева замышляют их убить. Один из мальчиков вскочил и убежал, совершенно голый, в сторону дома. Второй остался в хижине, и скоро хозяева вошли и убили его, а потом бросились за тем, который убежал. Тем временем мальчик добежал до дома своих родителей и спрятался в куче водорослей на берегу. Вскоре появились убийцы. Обыскав все кругом и не найдя мальчика, они вернулись к себе в поселок»1. Разница лишь в тонкостях и в мотивировках.
В фильме нападению подвергаются двое взрослых мужчин, герой направляет стопы не к отчему дому, а в неизвестность, куда глаза глядят (набредая, впрочем, на жилище родича-шамана). Врагами движет не беспричинная злоба, а жажда мести сопернику, слишком удачливому в охоте и в любви. Пружиной действия в «Быстром бегуне» — как и в героических сказаниях народов Сибири — оказываются матримониальные проблемы. Поводом к зарождению распри становится неудачное сватовство. Красавица Атуат, обещанная Оки, сыну предводителя клана, предпочитает ему ладного охотника Атанарджуата. Сестра Оки, коварная Пуджа, становится Атанарджуату второй женой. Но вскоре отправляется восвояси — за женские каверзы, за нерадивость и лень. Оки мстит обидчику. Такова бытовая канва. Причина же родовых неурядиц иная — проклятие, вредоносные чары, которые привнес в мирное стойбище чужак. Беспримерный пробег Атанарджуата, марафон нагишом по ледяной пустыне, — ступенька в инициации героя. Он возвращается лидером — умудренным житейским опытом, наделенным магической силой. Атанарджуат изгоняет из родного сообщества зло, восстанавливает в нем гармонию и справедливость. В этой эпической нанизке вполне различимы бусины самостоятельных мотивов. В обрисовке детства Атанарджуата заметен контур любимой эскимосами сказки о невзгодах сироты. Противопоставление Атуат и Пуджи — общефольклорный конфликт: назидательная сшибка «хорошей» и «плохой» жены (сестры, дочери). Непрофессиональных исполнителей мало заботит «школьное» вживание в роль — по-детски играют они в своих персонажей, акцентируя в них не личностное начало, а фольклорные, архетипические черты. Так «составной эпос» оказывается своеобразной антологией жанров и тем изустной традиции инуитов. Но, самое главное, избранная конструкция позволяет автору представить мир старой эскимосской культуры в его целокупности и единстве2. События вырастают из повседневного обихода — из жизненного цикла охотников арктической тундры. Принципы межличностных контактов, ритуалы, бытовые навыки, этикет — всему находится место в картине. При этом — никакого «флаэртианства», смакования странностей симпатичных, но безнадежно отсталых «дикарей». Для Захариаса Кунука уклад эскимосской жизни не диковина, а абсолютная норма: быт инуитов разумен, эмоции естественны (без скидок на архаичность установок и норм). Вот так — чтобы выжить среди ледяных бурь — возводят иглу, полусферу из снежных блоков. Вот так — поливая полозья водой — поддерживают легкий ход нарты. Так — в большом капюшоне кухлянки — эскимоски переносят своих малышей. Так — не пряча нежность — мужчины, вернувшись с охоты, обнимают детишек и жен. Так — ничуть не стесняясь отрыжки — семья на досуге вкушает мясцо. Что же привносит эпический дух в отчет о давней локальной стычке? Всех-то кровавых баталий — набег на стоянку врагов. Троица против двоих, ни стрел, ни ножей — лишь костяные копья. Отчасти воздействует картинка, ее визуальный строй. Фресковая композиция, преобладание открытых пространств. Высокое небо, дальний горизонт. Монументальные торсы и лица на фоне снега и синевы (подспудный конфликт-диалог природного и людского). Но, пожалуй, важнее сам способ подачи фольклорного материала. Кунук обращается к опыту сказителей разных стран, носителей древних изустных традиций. В их арсенале есть формообразующий трюк — повествовательный «зум». Система укрупнений и изъятий. На некий эпический срок весь знаемый мир сконцентрирован в заданном фокусе — за рамками данной истории ни пространств, ни событий нет. Оттого в действиях героя брезжит замах мироустроительного ритуала. Оттого свершения предка-богатыря видятся потомкам точкой зарождения их собственных житейских установок, общинных принципов, моральных парадигм.
1 Эскимосские сказки и мифы. М., 1988, текст № 194. Курсивом выделены точные совпадения. 2 Справедливости ради стоит упомянуть, что в саундтреке картины звучат не только архаичные эскимосские песнопения, но и фрагменты композиций с диска Fly, Fly My Sadness («Лети, лети, моя грусть» или «Прочь, прочь, тоска»). Этот «гиперэтнический» музыкальный продукт, произведенный в Германии, выклеен джазистом Михаилом Альпериным из тувинского горлового пения (группа «Хун-хур-ту»), болгарского многоголосья (женский хор «Ангелите») и старорусского мужского вокала (Сергей Старостин). Под эти напевы «вне времени и границ» Быстрый бегун покоряет снежные дали.