Бедные люди. «Симона», режиссер Эндрю Никкол

«Симона» (Simone)

Автор сценария и режиссер Эндрю Никкол Операторы Дерек Гровер, Эдвард Лэчмен Художник Ян Рулфс Композитор Картер Бурвел В ролях: Аль Пачино, Вайнона Райдер, Кэтрин Кинер, Эван Рейчел Вуд, Рейчел Робертс, Элиас Котеас Jersey Films, New Line Cinema, Niccol Films США 2002

От Эндрю Никкола, сценариста «Шоу Трумена» и «Гаттаки», ожидали и на этот раз чего-то столь же масштабного, супертехнологичного и остросатирического. Получили же фильм довольно камерный, безыскусный и грустно-комический. Ладно скроенный, хорошо сшитый, приятно выдержанный в зеленовато-охристых тонах. Чем больше ожидания, тем больше разочарование. Отсюда кисло-сладкая реакция большинства американских критиков. Мне было проще. Мои ожидания ограничивались скромными рамками давно попавшегося высказывания Аль Пачино, который сетовал на абсурдные причуды и безразмерные запросы кинозвезд, которых хорошо бы заменить виртуальными двойниками. Фильм оказался совсем не о том.

Он не вписался ни в сатирический ряд, маркированный «Труменом», ни в антиутопический ряд «Гаттаки». Если уж искать ему аналогию, то в первую очередь напрашивается «Голливудский финал» Вуди Аллена. Если кино сегодня может снимать слепой режиссер, то почему бы не играть в нем виртуальным актерам? Тем более что дублеры-протезы уже прочно вошли в обиход, а разве кто-нибудь это заметил? «Пипл хавает» все, что дают, не разбирая, где истинное, где подложное, и, по большому счету, действительно, не все ли равно, коли разница не ощущается? Ничего плохого, кроме хорошего: подобно Симоне из фильма Никкола, протетические актеры не требуют трейлеров, личного парикмахера и стилиста, непомерных гонораров и прочих благ, они не опаздывают на съемки и всегда знают текст назубок. Они не сорвут график съемки, как та же Вайнона Райдер (исполнительница роли такой капризной звезды Никола Эндерс), которую то ли посадят за воровство, то ли оправдают. К тому же налицо крупная экономия по всем статьям. Однако ставить об этом фильм — слишком мелкотравчатая и неинтересная задача. Никкол и ставил не об этом.

Конечно, в первую очередь бросаются в глаза сколки великих сюжетов о Пигмалионе и Галатее, о докторе Франкенштейне и его создании, о глиняном Големе. Все эти сюжетные линии сходятся на фигуре пожилого режиссера Виктора Тарански, потерявшего связь с временем и разучившегося делать кассовое кино. Случайно подвернувшийся безумный изобретатель, умирающий от смертельной болезни, завещает ему программу по созданию электронной актрисы. Программа закодирована словом «S1m0ne», что значит «Симуляция-1», а звучит как нормальное женское имя. Итак, новая Галатея получает имя Симоны. Руки развязаны — Тарански может выбрать ей внешность (компилируя светлые образы от Одри Хепбёрн до Софии Лорен), регулируя географию сексапила, «поставить» голос и характер. Словом, все идет хорошо, пока новооцифрованная артистка не становится любимицей публики, то есть звездой. Тут возникают трудности. Жажда поклоняться, как выясняется, уже стала доминантой общественного сознания. С точки зрения эстетики, актер в кино, как и в других искусствах, всего лишь фотоматериал, как пейзаж или предмет. Он и становится «предметом» в квазидокументальных фильмах или в фильмах той же «Догмы», где его профессиональные навыки просто не нужны. Но как бы то ни было, он объект избранный, привилегированный, в своем доведенном до совершенства том или ином качестве (амплуа, что ли) превращающийся в архетип, то есть в некое воплощение чего-либо. И с этого момента он покидает территорию фильма, выходит в реальность и предлагается в качестве товара для потребления, освоения, усвоения, присвоения. Так что не важно, чем был «исходник», путь один и тот же, а на рынке статус товара определяется лишь спросом, но никак не материальностью.

Тем не менее товар необходимо прежде всего потрогать, пощупать. Актер, точнее, как в данном случае, — актриса отождествляется с принадлежащими ей предметами, которые в свою очередь фетишизируются, становятся объектами вожделения. Публика требует предъявить Симону «живьем», и Тарански идет на всяческие ухищрения, чтобы обеспечить ей эрзац-связь с кумиром. Циничные репортеры таблоидов Макс и Милтон, которые не одну собаку съели на имиджмейкерстве, создании и растаптывании разного калибра звезд, которые лично сочиняют, высасывая из пальца, историю жизни Симоны, — и даже они не могут избежать соблазна. Попав в номер гостиницы, откуда якобы только что вышла Симона, Макс бросается в постель, где она будто бы спала, прикарманивает оставленный бюстгальтер, нежно поглаживает крышку унитаза и целует зубную щетку, в этом унитазе побывавшую. Варварская «партиципация» примитивных обществ, которые черпают силы, заимствуя у богов, вождей и героев. Имеют ли значение какие-либо личные качества объекта поклонения? Ни боже мой. Сначала о них вообще ничего не известно, а потом, пытаясь отвлечь народ от звезды, которую не может предъявить, Тарански заставляет ее болтать — о ужас — всяческие антиполиткорректные глупости вроде пользы табакокурения и перенаселенности земного шара. И тут становится немножко понятно, что это за птица. А народ будто и не слышит ее дерзких речений, хотя скажи нечто такое какой-нибудь вменяемый политик или простой, необожествленный человек, его мигом разорвали бы на куски. Вопросы, интересующие публику, крутятся в основном вокруг одного: с кем же наша лапочка спит?

Как водится, создание вышло из-под контроля создателя, и, опять же, как водится, вкусив славы, взалкало власти. Симона пожелала стать политиком… Создание взяло верх над создателем, прямо иллюстрация к гегелевской диалектике господина и раба. Получивший на время свободу манипулировать Симоной, Тарански вскоре превратился в автомат по ее обслуживанию, что выглядит тем более абсурдно и обидно, ведь она даже не покидает монитор, пребывая обыкновенной и откровенной «симуляцией». И кто может гарантировать, что в мире звезд уже не возникла такая виртуальная персона, играющая «по Методу» и избегающая публичности? Ибо, как говорит Виктор Тарански в исполнении, может быть, самого великого из ныне живущих актеров — Аль Пачино, «наша способность громоздить ложь намного превосходит нашу способность ее распознавать».

Итак, никакой сатиры, скорее, жалобная песнь, причем не по бедному режиссеру, о ком замолвлено главное слово и который сосредоточивает на себе наши взгляды, ибо представлен харизматическим Аль Пачино. Нет, не его жаль, а всех нас, бедных, неразличимых в толпе, кому позарез требуется поклоняться хоть какому кумиру, чтобы, причастившись чужой жизни, раствориться в ней — хотя бы так придав некий образ и подобие собственному бытию где-то тут.