Дорога в Голливуд. Воспоминания о работе с Сергеем Довлатовым

Людмилу Штерн и Сергея Довлатова связывала многолетняя дружба. Они познакомились в Ленинграде в 1967 году, когда Довлатов был двадцатишестилетним начинающим прозаиком. Эмигрировали в Соединенные Штаты с разницей в два года — Штерн в 1976-м, Довлатов — в 1978-м. Несмотря на то что Штерн живет в Бостоне, а Довлатов жил в Нью-Йорке, они часто виделись, созванивались и переписывались друг с другом до конца его жизни.

Сергей Довлатов

В 1981 году Довлатов получил предложение написать сценарий для полнометражного художественного фильма о жизни русских эмигрантов. Он позвонил мне и сказал, что хотел бы писать его в соавторстве со мной. На вопрос: «Почему?» — последовал ответ: «Потому что мы одинаково видим, слышим и чувствуем нашу эмиграцию. Плюс язык, плюс мастерство контактов».

Сергей загорелся, был полон энтузиазма и требовал исходных идей. Все это было очень лестно, но как говорится в одной детской песне: «Думал-думал день-деньской, нет идейки никакой».

Прошло месяца полтора, и я решила, что идея завяла на корню. Но 13 октября 1981 года я получила от Довлатова письмо.

Людочка, здравствуй! Обращаюсь к тебе по литературному делу. У меня есть реальная возможность завязать отношения с Голливудом. Они хотят русский эмигр. фильм (как известно, эмигр. тема в Голливуде очень ходовая. «Крестный отец», «Хлеб и шоколад»…). У меня есть исходная ситуация. По-моему, ничего…

Некий Черняк, в эмиграции лет шесть. Возраст — 50-60. Такой брутальный еврей из Кишинева. Еврейский Зорба. Немного Бендер, немного Крик. Подонок и герой. Многое перепробовал в эмиграции. Имеет трак\1\, занимается перевозками. Знакомится с неким, допустим, Аликом. Тот врач, приехал недавно. Чтобы получить медицинскую лицензию\2\, требуется несколько лет. А у Алика сын — вундеркинд. Новый Буся Гольдштейн\3\. Его надо учить, денег нет. И вот Черняк решает: «Жизнь прожита глупо. Жен бросил. Родину бросил. Детей не завел. Надо раздобыть деньги вундеркинду. Любой ценой!»

Алик же знакомится с американкой. Приехала из Теннесси учиться живописи. Живет у богатой тетки. Склеить местную — один из ходовых путей ассимиляции. Чаще в мечтах, нежели реально. У Алика смесь корысти и экзотического влечения. Девушка еще менее устроена. Черняк решает жениться на богатой тетке. (Это я уже приблизительно фантазирую. Образы Бендера и Крика можно эксплуатировать нещадно. Американцы их не знают.) Тот же Черняк создает пародийную еврейскую мафию. Короче, не знаю, что дальше… Нужна афера, грандиозная и смехотворная. Основанная на трогательном полузнании Америки. Нужен какой-то анекдот… финал, условно и пошло говоря, — мальчик, играющий на скрипке. Его концерт… А спаситель Черняк в траффике\4\… Все это условно. Люда, придумай срочно что-нибудь. Напишем вдвоем заявку. Режиссер, очень заинтересованный, есть. Американский гражданин. С американским киноопытом и связями. Зовут Яша Бронштейн\5\. Наведи справки. О нем много писали года два назад. Все это, мне кажется, реально. Жду.

Своей реакции на это письмо я точно не помню, но, судя по ответу Довлатова от 31 октября, выступила с критикой.

Милая Люда! Твои замечания справедливы. Давай изменим акценты. Вернее — уточним. Сценарий называется «Дом». Первое — это синоним родины. Второе — реальный эмигрантский дом в Квинсе или Бруклине. Там происходит какая-то жизнь. Психологическая основа всех событий такова. Наши эмигранты не знают Америки. Набиты информацией «от противного». Жаждут немедленной реализации «возможностей». Такие всплывшие советские камбалы. Есть Зорба, он же Бендер, Крик. Пытающийся жениться на вдове-миллионерше. Привыкший, что быть женихом — высокая должность и милость. Организующий смехотворную русскую мафию. Есть врач (да какой он врач — жалкий зубной техник). Провоцирующий американского дога на укус себя. И получить, как он слышал, большие деньги за это. Пытающийся вызвать автокатастрофу. Умеренно пострадать и тоже нажиться. Представь такую сцену. Врач и собака. Собака безнадежно добра. А он готов ее сам укусить. На бумаге это глупо. Как всякая пантомима. Но в кино может быть смешно необычайно. Мальчик не Буся Гольдштейн. Это дядя Моня так полагает. Мальчик играет в бейсбол. А скрипка ценою в 28 рублей хранится в банковском сейфе. Короче — показать русскую жизнь в Нью-Йорке. Видя ее смешной и трогательной. С голодовкой возле ООН. И с этой собакой. С приехавшей умирающей старухой. Не безнадежной и поэтому поправившейся. Не хватает ключевого анекдота. Надо бы поговорить 3-4 часа. Потом сесть и написать заявку. В один день. У меня все хорошо. Все постепенно куда-то движется. Может, будет работа по специальности. И т.д. Обнимаю. С.

Мы встретились и поговорили. Сошлись на том, что фильм должен быть многоплановым. Главная идея, как я уже сказала, заключалась в описании и показе жизни русских эмигрантов в Америке. Не абстрактной русской эмиграции, а различных слоев «нашей», то есть третьей эмиграции. Нам хотелось (и, наверное, это была ошибка) объять необъятное, затронуть в одном фильме разнообразные американские проблемы — экологическое загрязнение, сексуальные аномалии, промышленный шпионаж, активность КГБ (сценарий сочинялся в разгар «холодной войны», за четыре года до перестройки). При этом фильм, разумеется, должен был быть коммерческим, но не позорным… Работа шла в основном по телефону. Скрипач сменялся пианистом, пианист — баскетболистом, баскетболист — певицей. Включались сцены драк и перестрелок, взрывов и взломов… Но нам все казалось вялым и недостаточно драматичным.

А 10 ноября я получила от Довлатова такое письмо:

Сергей Довлатов, Петр Вайль и Людмила Штерн

Милая Люда! Яша очень торопит с заявкой. Говорит, что перспективы и возможности укрепились. Что CBS\6\ как-то особо заинтересовано(а). Что мне будет звонить вице-президент, некая Эстер Шапиро. Это заведомо приводит меня в ужас. Может, в финале засадить какой-то поджог со страховкой. Пожар — обновление — мудрость??? Яша сказал: «Вы будете идиотом, если не попытаете счастья». Я сказал ему о тебе. Он что-то прочел, слышал. Давай твои соображения.

С.

Это письмо нас подстегнуло. Мы обсуждали, спорили, соглашались и отметали предложения друг друга, пока весной 1982 года не остановились на варианте, который понравился нам обоим. Наш сценарий мы назвали просто и непонятно: «Солнечная сторона улицы».

Главный его герой — Моня, брутальный одесский еврей пятидесяти-пятидесяти пяти лет. Как и хотел Довлатов, по характеру это немного грек Зорба, немного Беня Крик, немного Остап Бендер. Добрый, широкий подонок, полууголовник, полугерой. У него есть грузовик, и официально он занимается перевозкой мебели. Живет он, естественно, на Брайтон-Бич. Часто бывая на Брайтон-Бич, Сережа со многими такими персонажами был знаком, и они боготворили его. Он этим гордился и этого стеснялся. Героиня — Рита, двадцатидвухлетняя эмигрантка из Москвы. У нее чудесный голос — колоратурное сопрано, но она из-за еврейства не была принята в Московскую консерваторию и работала воспитательницей в детском саду. Она вышла замуж за молодого инженера, но он бросил ее еще в Вене. Рита оказалась в Нью-Йорке без языка, без профессии, без единой близкой души. При этом она — дама с фанаберией, не желает тусоваться с эмигрантами, а хочет ассимилироваться и стать настоящей американкой. Для того чтобы выучить язык, она поступает работать прислугой в богатый дом в фешенебельном пригороде Нью-Йорка. Это может быть Весчестер или Скарсдейл.

Хозяин дома — Джулиан, пятидесятипятилетний импозантный, успешный, энергичный бизнесмен, типичный представитель сегодняшнего делового мира. Он ведет торговые дела с советскими — продает буровые трубы, компьютеры и медицинское оборудование. Он немного говорит по-русски, и они наняли Риту для практики в русском языке. Джулиан бесконечно в разъездах: то он в Европе, то в Гонконге, то в Сингапуре, привозит жене дорогие подарки, водит ее в фешенебельные рестораны. Рита им восхищается и, может быть, немного влюблена. Хозяйка дома — Викки, ей лет сорок — сорок пять, очень миловидная, от скуки чуть-чуть лесбиянка, капризна, взбалмошна, но добра и отзывчива. Викки неплохо рисует, играет в теннис, состоит в нескольких благотворительных организациях, но ее ничего не радует. У нее депрессии (так называемый middle age crisis — кризис среднего возраста). Сын хозяев — Дэвид, ему двадцать один год, он студент Колумбийского университета, вегетарианец, либерал, «зеленый» (то есть борец за экологическую чистоту планеты), противник абортов, защитник животных, обливающий красной краской меховые шубы… Постоянно участвует в различных демонстрациях протеста.

Вот краткое содержание сценария в моей записи. Желая развлечь скучающую жену Викки, Джулиан преподносит ей на день рождения новую игрушку — концертный рояль. Он надеется, что музицирование развеет ее сплин. Рояль привозит в дом наш главный герой одессит Моня. В процессе установки рояля он знакомится с Ритой, и она поражает его воображение. После всех его корыстных, вульгарных девок она представляется ему существом из другого мира. Он влюбляется в нее с первого взгляда. При этом умный Моня понимает, что если он не придумает серьезную причину бывать в этом доме, он никогда ее больше не увидит. И он предлагает хозяйке Викки любую помощь по хозяйству, уверяя, что он и садовник, и водопроводчик, и электрик, и столяр, в общем, мастер на все руки. Это звучит соблазнительно, и Викки поручает ему разную мелкую работу. Моня ее быстро выполняет за очень умеренное вознаграждение, получает новое задание, потом еще одно… И, таким образом, начинает часто бывать в доме. Перед Ритой он робеет, не смея объясниться. Она, конечно, замечает его взгляды и вздохи, но не принимает его всерьез. Впрочем, и не отталкивает — все же при ее тотальном одиночестве ей есть с кем поговорить по-русски.

В Риту также слегка влюблена хозяйка Викки, может быть, от скуки или в поисках острых ощущений, но наивная Рита ничего не подозревает. В доме устраивается грандиозный прием в честь удачной сделки с советской стороной — так называемое Garden Party. Среди советских гостей — сотрудники Внешторга, журналист, много лет аккредитованный в Америке, и двое его друзей — сотрудников советского посольства, на самом деле агентов КГБ. Возможен честный советский физик, который впоследствии попросит политического убежища.

Советские понимают, какой находкой для них является Рита — у Джулиана в доме может быть важная документация для их промышленного шпионажа. Но действовать надо очень осторожно. Для начала их устроит, чтобы у нее завязался роман с сыном хозяев Дэвидом, потому что он — левый, бунтарь, ненавидящий американский капитализм и общество потребления… Для этого приема Моню нанимают оказывать всяческую помощь — развешивать по деревьям лампочки, таскать мебель, парковать автомобили. Моня знакомится с советскими гостями. Хотя он, конечно, не знает об их планах, он их ненавидит, интуитивно чувствуя опасность. Возможно, он боится, что они знают о его уголовном прошлом. Риту просят спеть, и американские гости восхищаются ее голосом и советуют участвовать в конкурсе для поступления в «Метрополитен-Опера». Но для нее это неосуществимая мечта — нужен педагог, нужен аккомпаниатор, нужны время и условия для подготовки. Моня про себя решает, что это его единственный шанс, и тут же, на вечере, объявляет, что no problem, он будет ее крестным отцом. Все считают это шуткой, все, кроме советских. Они знают этот тип людей и понимают, что для Мони нет невозможного. Советские категорически не хотят этого допустить. Им важно, чтобы в Америке Ритина жизнь не состоялась, чтобы ее постигло крушение всех надежд — тогда с ней легче будет иметь дело. Моня понимает: чтобы как-то зацепиться за этот дом, мастером на все руки быть недостаточно. Надо понравиться хозяйке Викки. И он начинает бурно за ней ухаживать с одесско-грузинско-брайтонским размахом. Он через день посылает ей корзины роз и клубники, он делает потрясающие шашлыки, он привозит с Брайтон-Бич черную икру и «экзотические» блюда — например, жареного поросенка. Он красит гараж, подстригает деревья и постепенно становится в доме своим человеком. Хозяйка над ним подшучивает, но она польщена вниманием этого русско-еврейского медведя. Однажды циничный и наблюдательный хозяин Джулиан, выпив несколько лишних скотчей, говорит Моне, что он зря тратит время и деньги, потому что у Викки теперь новая сексуальная ориентация и она имеет виды на Риту. Моня в ярости рассказывает это Рите, она отказывается верить, но потом вспоминает все подаренные ей дорогие платья, сумки, духи и призадумывается…

Как-то она плохо себя почувствовала, и Викки принесла ей в комнату сок и лекарства. Она сидит около Ритиной постели, и тут начинается очень легкая полусексуальная сцена. (Сережа, в душе пуританин, настаивал, чтобы в этой сцене не было ничего явного, оскорбительного.) После какого-то приема приезжает Джулиан с советскими друзьями. Он хочет позвать Викки и Риту и находит их в Ритиной спальне в «неакадемических» позах. Он спускается в гостиную и, будучи сильно выпивши, докладывает советским гостям, что жена «занята» с домработницей…

Рита в панике убегает из дома. Ночь. У нее нет ни машины, ни адреса… Ее догоняет машина с советскими гостями. Они предлагают подвезти, куда она скажет. Рита колеблется. К Моне она не хочет, а больше не к кому. Они советуют ехать к сыну хозяев Дэвиду. Он добрый и честный, он поймет и приютит. Они приезжают в его нью-йоркскую квартиру. Дэвид смущен, потому что он не один, у него молодой человек. Он, конечно же, гомосексуалист.

Тем не менее он радушно приглашает всех в дом. Начинается спонтанная вечеринка, на которой Дэвид делится с советскими товарищами своей мечтой — улететь завтра в Колорадо на грандиозную демонстрацию протеста против строительства новой ядерной станции. Не забудем, что «холодная война» в разгаре. Русские предлагают оплатить поездку и ему, и Рите, и сами летят с ними.

Моня повсюду ищет Риту и тоже летит в Боулдер, Колорадо. (Задача оператора — показать величественную природу Колорадо, на фоне которой разворачиваются демонстрации, аресты, — борьба совестливых американцев, защитников окружающей среды, и бездушных чиновников Пентагона и правительства, стремящихся к мировому господству.) В Колорадо происходят первые столкновения Мони с гэбистами. Моня уговаривает Риту ехать с ним и почти насильно увозит ее в Нью-Йорк. Он снимает ей комнату, находит ей русскую аккомпаниаторшу, смешную и провинциальную тетку, впрочем, хорошую пианистку. Она начинает с Ритой готовиться к конкурсу в «Метрополитен-Опера», который должен состояться через месяц.

Советские, тоже не теряя времени, вербуют Дэвида. Они действуют осторожно, играя на его тщеславии. Дэвид хотел бы сам быть организатором какой-нибудь антиправительственной акции и появляться на страницах газет, журналов и экранах телевизоров, но у него нет ни денег, ни команды. Советские обещают ему финансовую помощь и советуют для начала взять в помощницы Риту. Моня раскрывает Дэвиду их планы и становится врагом номер один…

(У нас были разногласия по поводу деталей всех приключений наших героев, поэтому здесь я их опускаю, а финальная сцена нравилась и Сереже, и мне.)

Итак, Рита допущена к участию в конкурсе в «Метрополитен». Для нее этот день должен стать поворотным в ее судьбе. Для Мони тоже, потому что после этого дня решится и его судьба. У Риты никого ближе него в мире нет. К тому же все это время он вел себя очень умно — не приставал и не навязывался. Непонятно, откуда в этом грубияне нашлись такая деликатность и такой такт. И вот этот день настал. Моня обещал приехать в час дня и отвести Риту с пианисткой в «Метрополитен». Время идет, пора ехать, а его нет. Обе дамы в полном парадном облачении нервничают и каждую минуту подбегают к окну в ожидании его машины. Но Мони нет. В половине второго они под угрозой опоздания. Рита звонит ему раз, другой, третий, но никто не отвечает. Они уверены, что он застрял в автомобильной пробке, вызывают такси и уезжают.

Час назад. Моня у себя дома бреется (второй раз в этот день), выбирает костюм, пробует разные галстуки. Внезапно, взглянув на часы, он спохватывается, надевает первую попавшуюся под руку рубашку, куртку. В этот момент раздается звонок в дверь. (В его доме на Брайтон-Бич живут много русских эмигрантов. У Мони полно друзей, и он без колебаний открывает дверь.) В квартиру врываются трое молодчиков. Надрывается телефон (это Рита), но они не подпускают Моню к телефону, а требуют, чтобы он ехал с ними в Советское посольство разговаривать с каким-то кагэбэшным чином. Грозят, что у них в руках такой компромат из его одесского прошлого, что, если он только пикнет, они передадут его ФБР и Моню депортируют. Он не маленький, знает, что его ожидает в Одессе. Моня не хочет в этот день никаких силовых эксцессов и пробует их урезонить. Но начинаются угрозы и… голливудская драка.

Моня пырнул ножом одного из них, а другой выстрелил в Моню из бесшумного пистолета. Моня падает. Киллеры выбегают, садятся в машину, но их замечают два русских таксиста (в доме, как я уже сказала, живут преимущественно русские). Они чуют неладное и начинают преследование. Гонка по всем американским правилам. (Сергею нравился вариант катастрофы на Бруклинском мосту.)

У Мони звонит телефон. Он, истекая кровью, подползает и берет трубку. Это Рита. Она говорит, что ее выход через десять минут и что конкурс показывают по пятому каналу телевизора. Моня извиняется, что не заехал за ними, объясняя, что у него сломалась машина. Он желает ей удачи и обещает приехать в театр к концу конкурса. Пусть не волнуется и поет. Последним усилием воли он включает телевизор. Рита на экране исполняет арию мадам Баттерфляй, под которую Моня и умирает.

Было решено, что Сергей пишет все сцены и характеры на Брайтон-Бич: Моню, его окружение, разборки, драки и гонки. Я создаю дом Джулиана и Викки, светские, гейские и лесбийские сцены. Над эпизодами с участием сотрудников КГБ работаем мы оба.

На постановку нашего фильма мы мечтали пригласить Милоша Формана. Да и с выбором актеров никаких проблем не было. Например, на роль Мони идеален был бы Антони Куин, несравненный Грек Зорба и Дзампано из нашего любимого фильма Феллини «Дорога». В 1981 году ему было шестьдесят шесть лет… Всего на десять лет больше, чем нашему герою. Русскую эмигрантку Риту прекрасно бы сыграла Джоди Фостер. Фостер родилась в 1962 году, и к моменту, когда наш сценарий был бы готов, ей было бы двадцать лет. Нам казалось, что из молодых актрис она самая утонченная и талантливая. В роли избалованной и нервной Викки мы видели Мерил Стрип. К моменту съемок ей было бы тридцать два — тридцать три года. Роль хозяина дома Джулиана мы предложили бы Роберту Редфорду (выбор Довлатова) или Ричарду Гиру (мой выбор). И, наконец, на роль Дэвида, совестливого вегетарианца, мы единогласно избрали двадцатишестилетнего Тома Хэнкса.

Как прекрасно все складывалось! Классный режиссер (его «Полет над гнездом кукушки» был тогда нашим любимым фильмом), парад суперзвезд и два очень талантливых, но пока (временно) неизвестных эмигрантских сценариста.

Наш фильм забрал бы всех «Оскаров». И за оригинальный сценарий, и за режиссуру, и за исполнение главных и второстепенных ролей… Почему мы его так и не завершили? Почему охладели к этой идее? Сейчас уже точно не помню. Каждый из нас был закручен в водовороте повседневной жизни, и дорога в Голливуд показалась нам слишком крутой и тернистой.

Бостон *

\1\ Грузовик. — Здесь и далее примеч. Л. Штерн.

\2\ Разрешение на медицинскую практику.

\3\ Буся Гольдштейн — одесский вундеркинд, скрипач, эмигрировавший из России в США после революции 1917 года.

\4\ Траффик — автомобильная пробка.

\5\ Яков Бронштейн — кинорежиссер, эмигрант второй, послевоенной волны.

\6\ CBS — Columbia Broadcasting System — вторая по значению независимая телерадиовещательная компания США.