Салоники-2002: Археология повседневности
Символический эпиграф кинофестиваля в Салониках, греческом городе, сверху донизу прорытом археологической траншеей, обнажающей пласты истории, — документальная лента Маргариты Манды «Стражи времени» (Gardians of Time). Герои картины — семеро простых мужчин, случайно попавших в пору молодости на раскопки в качестве сторожей. Почти все оказались в этих местах после войны, не имея специальности, часто инвалидами, не годящимися для работы на земле или на производстве. Все остались там даже по прошествии десятилетий, выйдя на пенсию. Археология сделалась не просто делом жизни, она эту их жизнь создала заново, свела с людьми, которые стали их настоящими учителями.
"Секреты", режиссер Алис Неллис |
Неграмотный старик рассказывает, как слушал лекции знаменитых ученых на французском или немецком языке, слушал раз, другой, десятый, начиная понимать чужую речь. Но главное — проникновение в историю, которая теперь ощущается ими как неотъемлемая часть личной судьбы. В их скромных лачугах без воды и света скапливались бесценные находки, и ни одна не пропала; подчас им удавалось сделать свое открытие, интуитивно или руководствуясь сметкой человека, привыкшего жить в этих местах. Картина лишена каких бы то ни было эффектов, сплошные «говорящие головы», но вписанные в исторический пейзаж, как в естественную раму, люди, осознающие себя живыми потомками легендарных и мифических предков.
Самодостаточное, упрямое, как течение реки, движение жизни — лейтмотив фестивальных фильмов, которые поразили прежде всего многообразной и реалистичной панорамой обыкновенного житья, попавшего в объектив в разных точках мира. Кино — как искусство — в своей прямой функции самопознания человека оказалось увлекательней любой фэнтези, удовлетворяя голод по простой пище, которая одна только и насыщает. Кстати, Андре Базен, объясняя феноменальный успех американского кино во всем мире, ни слова не говорит об эффектах (тем более что в его пору они все-таки были гораздо скромнее, чем сейчас), называет его «самым правдивым и самым реалистичным». Его суждение кажется парадоксальным, но вспомним, что именно критики его круга впервые по заслугам оценили кинематограф Хоукса и Хичкока, которые даже дома слыли спецами по жанру, не более того. Так что желание видеть в кино «правду» и «реалистичность», поверим Базену, не последнее дело; можно продолжить линию его логики и добавить, что речь идет о том, что зритель хочет видеть на экране самого себя.
Самые большие открытия ожидали меня в фильмах о бывших соотечественниках и соседях по соцлагерю; именно эти, некогда близкие земли стали для нас в последние годы terra incognita. Что нам известно о сегодняшнем Таджикистане? Что там шла война, что через афгано-таджикскую границу переправляют опий и героин, что из Подмосковья высылают таджиков-нелегалов. Выпускник ВГИКа Мин Бьон Хун, известный нам по «Полету пчелы», на корейские деньги снял в горах Таджикистана свой второй полнометражный фильм «Давай не плакать» (Let’s Not Cry; приз жюри «За художественное достижение») о том, как там живут люди, которые не воюют, не торгуют наркотой и не едут на заработки в бывшую столицу. В фильме задействована двойная оптика: отчужденный взгляд со стороны — глазами оторвавшегося от корней парня, уехавшего за счастьем в Москву и вернувшегося в родные края, чтоб скрыться от кредиторов, и объективный взгляд самой камеры, подолгу останавливающейся на пустынном горном ландшафте, на убогой утвари, скрипучих дверях, рассохшихся оконных рамах, покосившихся столбах. Так посмотреть — нищета и упадок; посмотреть эдак — скромное, но привычное, целесообразно налаженное бытье. Мухамед — современный Хлестаков, хвастающийся перед матерью и братом якобы толстым кошельком, а перед соседями успехами музыканта-скрипача, — никого не может удивить. Странно, никто даже не пытается его разоблачить, он быстро делается просто никому неинтересен, а мать, слушая его хвастливые слова, молча сует ему в карман деньги: «Поди погуляй с друзьями». Дед, давно превратившийся в посмешище — в селении считают, что он ищет в горах золото, — не удостаивает никого объяснениями, и только в самом финале мы узнаем, что он тешет камни, чтобы построить дом для внука. Мухамед — современная мамаша Кураж; как война не научила ту мудрости, так и Мухамед ничего не понял в этой устроенной раз и навсегда жизни. Фальшивый «отчужденный человек» с пустым футляром для скрипки, на которой не научился играть, уходит в чужой фальшивый мир, эмблематично представленный интерьером московского казино.
"Случай", режиссер Кристиан Мунжю |
Режиссер Алис Неллис из Чехии удостоилась приза за лучший сценарий и приза ФИПРЕССИ. «Секреты» (Vylet; Some Secrets) — это в точном смысле авторское кино: Неллис не только режиссер, но и сценарист. (Кстати, ее дебют «Эне-бене» был показан на Международном кинофестивале в Сочи в 2000 году). В ее руках изъезженный вдоль и поперек жанр роуд-муви и ходячий сюжет непогребенного праха превратились в тонко и иронично рассказанную историю, где переплелись темы верности и измены, связи поколений и разрушенных человеческих отношений, судеб страны (даже стран — это копродукция Чехии и Словакии, и действие происходит по обе стороны границы некогда единого государства). Мать, две дочери, внук, зять и бабка на двух машинах — разбитой, прежних времен «Шкоде» и новенькой иномарке — отправляются за границу, чтобы, исполняя последнюю волю покойного, захоронить прах отца в его родном городке. Прах до места не довозят — машина съехала в кювет и урна раскололась. Правда, потом оказалось, что это и не прах вовсе. Да дело не в этом. В пути, съехав с наезженной колеи быта, каждый открывает душу, и каждый узнает с другой, неожиданной стороны близких людей, рядом с которыми столько прожито. Ключевой эпизод — на границе, где в грязи застряла чья-то машина, преградив путь другим. Куча народу бессильно машет руками, пока наши героини, одна из которых на сносях, не начинают толкать колымагу, заставив устыдиться и других.
Тут все по-своему несчастны: младшая дочь Сузана влюбилась в модного художника, и ее брак трещит по швам; ее беременная сестра Илона чувствует, что муж к ней охладел; их мать Милада вмешивается в дела супругов, приводя зятя в ярость. И только бабушка Валерия сохраняет аристократическую невозмутимость, но именно она и умирает, не доехав до дома. Словом, история невеселая, но прелесть фильма в том, что рассказывается она с юмором, и в финале все становится на свои места. Женщины, сумасбродные и легкомысленные, глуповатые и эгоистичные, несмотря ни на что, ведомы инстинктом выживания, заставляющим в трудную минуту вытолкнуть из грязи чужую машину или соврать, чтобы не ранить лишний раз родного человека. «Как удобно ехать в этой новой машине!» — радуется Валерия, но все же пересаживается в родную «Шкоду» и опять не замечает неудобств. Возвращаясь к Базену, надо сказать, что французский критик утверждал: американское кино сумело адекватно отразить тот образ, в котором общество хотело себя видеть. Понятно, что этот образ должен быть идеализированным, возвышенным. Вообще-то, трудно представить, что беременная женщина бросится толкать чужую машину, до ушей забрызгавшись черной жижей. Но чешское «общество» хочет себя видеть в этом «образе», а режиссер адекватно выполняет соцзаказ, и этот вполне рыночный обмен спроса и предложения кажется естественным и продуктивным.
Румынский фильм «Случай» (Occident) Кристиана Мунжю придуман еще более затейливо и восходит чуть ли не к опереточной традиции. Одна и та же история, повторенная несколько раз, укрупняясь и выводя на первый план то одних, то других персонажей, могла бы наскучить, не будь она столь ловко увязана с помощью разнообразия углов съемки и деталей диалогов, придающих целому выразительную объемность и полноту. Любовная пара, расстающаяся из-за бедности и бездомности; пожилой полицейский чин, который пишет стихи; женихи-иностранцы — вожделенная мечта стареющих невест; интерлюдия с питомцами детского дома, которых навещает благодетель с Запада; парень и девушка в костюмах медведя и мобильника, зарабатывающие на хлеб в качестве живой рекламы; пустая бутылка, случайно попадающая в голову главному герою и запускающая таким образом сюжет, — персонажи и ситуации комедии. Но история, опять же, невеселая. Первый эпизод — возращение влюбленных домой, откуда их выставили за неуплату, сразу настраивает на грустный лад. Мебель выкинули во двор окраинной панельной пятиэтажки, где бродят бездомные собаки, такие же жалкие, как и эти молодые люди. Но при всех грустных поворотах, которыми изобилует «Случай», в нем нет тоски и безысходности. Все эти люди сохранили самое ценное, чему научило нас наше общее нелегкое существование, — умение жить в любых обстоятельствах, раз уж сама жизнь еще не кончилась.
"Трудное прощание: мой отец", режиссер Пенни Панайотопулу |
Фильм гречанки Пенни Панайотопулу «Трудное прощание: мой отец» (Hard Goodbyes: My Father), уже показанный на кинофестивалях в Локарно, Торонто, Чикаго, Гамбурге и Пусане и разделивший в Салониках вместе с картиной Алис Неллис приз ФИПРЕССИ, стал фаворитом критиков и зрителей. События картины происходят в конце 60-х, когда весь мир ждал высадки на Луне американских астронавтов. В семье десятилетнего Илиаса нелады, родители в вечной распре, и мальчик редко видит отца-коммивояжера, который надолго уезжает по делам. Каждый раз отец привозит сыновьям по шоколадке, старший брат ее немедленно съедает, а Илиас хранит в коробке под кроватью; шоколадок в коробке скопилось уже немало, и Илиас часто пересчитывает их, как дни свиданий с отцом. По-своему пытаясь удержать отца, мальчик прячет его бритву, без которой, как ему кажется, тот просто не может уехать. Мать, наверное, любящая мужа, страдает от бедности и невнимания; пока муж бреется в ванной, она, усиливая звук, слушает на кухне песню Боба Дилана «Рамона», и по щекам ее бегут слезы. Однажды отец не вернулся совсем — погиб в автокатастрофе. Взрослые как-то справляются с бедой. А Илиас не хочет. Он не желает надевать траурную повязку и даже в школу идет, хотя ему разрешено остаться дома. На похоронах он прячется от всех и, пока закапывают гроб, смотрит в небо, где должны появиться астронавты, о которых они говорили с отцом. Он приносит в школу и раздает ребятам сокровище — шоколадки, говоря, что вот, мол, отец привез. «А шоколад-то лежалый!» — выкрикивает кто-то. Есть еще один человек, который не хочет знать о смерти сына, — бабка Илиаса, но она давно не в себе. Мало-помалу Илиас так сживается с памятью об отце, что почти отождествляет себя с ним и, как некогда отец, пишет бабушке письма от его имени. И вот наконец наступает день высадки на Луну. Отец обещал, что к тому времени у них будет телевизор и они вместе будут наблюдать это событие. Между тем семья переселяется в загородный дом, жизнь потихоньку налаживается и даже телевизор — вот он. Все усаживаются перед экраном. Все, кроме Илиаса, который уходит на встречу с отцом. Он уплывает на лодке по воде, в которой отражаются звезды… «Я сделала этот фильм, — говорит режиссер, — потому что реально чувствую боль от утраты тех вещей, с которыми мы расстаемся, вырастая. Мне хотелось усмирить эту боль, рассказав о ней. Я выбрала героем невинного ребенка, который делает в своей жизни первый большой шаг, чтобы взлететь к звездам, где над ним не властно земное притяжение. Помню, как меня пронзили слова астронавтов, описывавших свои ощущения на Луне: „Здесь так одиноко!“ Не знаю, удался ли мне фильм. Но боль осталась».
Преодолеть земное притяжение и власть повседневности хотя бы на время конечно, можно, но вот порвать невидимые земные связи — вряд ли. Ведь тогда перестанешь чувствовать боль, а пока ее чувствуешь, живешь. Илиас совершает рывок из обшарпанной афинской квартиры, из ветхого деревенского дома к Млечному пути, отраженному в воде. Но, скажем, для археолога равную ценность имеют битый горшок и золотая ваза. На свой страх и риск добавлю, что в кино равно прекрасны иконы Рублева в финале у Тарковского и Мишина коллекция спичечных этикеток в финале «Второстепенных людей» Муратовой.