Москва-2003: В сторону Хвана

Московский фестиваль уходящего года очевиднее прежних подтвердил: драматургия и режиссура этого международного смотра, его главная интрига, скандалы и события, наконец, предпочтения публики и профессионалов определяются (если не исчерпываются) нашими внутренними сюжетами.

1. И во время фестиваля, и после торжественного закрытия, на котором торжественность создавало напряженное ожидание — не Кидман или Де Ниро, а Путина и Лужкова, — отечественные и иностранные журналисты (их, впрочем, было немного) едва ли не центральное место в своих обзорах отвели шумной ссоре создателя конкурсной «Прогулки» Алексея Учителя с председателем отборочной комиссии Кириллом Разлоговым. Посетовав — публично — на несоответствие художественного уровня фильма высокому фестивальному статусу, Разлогов, с точки зрения Учителя, нарушил законы корпоративной этики. Режиссер в ответ обратился к начальникам с призывом отстранить главного отборщика от занимаемой должности. На мой взгляд, Разлогов погрешил против очевидности, приписав московскому конкурсу несвойственное ему каннско-венецианское или хотя бы берлинское величие. Необоснованно, так сказать, установил планку качества конкурсной программы на высоту, к которой, я думаю, нам бессмысленно примериваться — стоит лишь взглянуть на список участников последней Венецианской «Мостры»: фон Триер, Китано, Бертолуччи, Джармуш, Беллоккио, Цай Минлян, Дюмон, Родригес… И пусть иные из великих дали свои фильмы не в конкурс — это поветрие нам еще предстоит осмыслить, — важно другое: именно Венеции принадлежит честь их премьерного показа. Не то Москва: почти все зарубежные картины, которые вызвали интерес, уже выстрелили до этого на других площадках и благодаря нашим дистрибьюторам доступны сегодня не только московской фестивальной публике.

2. Российский акцент Московского международного в этом году усилила его зависимость от наших национальных фестивалей: известно, что некоторые заметные отечественные картины не попали в программу ММКФ, так как засветились на «Кинотавре». И это тоже стало поводом для взаимных обид и для бурных дебатов. Разумеется, это сугубо неверная практика, однако столь энергичные дискуссии вокруг внутренней проблемы прежде всего обнаруживают отсутствие зарубежных возбудителей полемики и возмутителей спокойствия в фестивальной жизни. Раньше целый научно-исследовательский институт жил заботами мирового кинематографа, и под фестивальной крышей собирались конференции и симпозиумы, посвященные его тенденциям и традициям, заслугам и заблуждениям. Теперь иначе: по преимуществу российские названия и знакомые имена — Абдрашитов, Сокуров, Михалков, Учитель, Хван и другие — энергично и за-тейливо склонялись на «круглых столах» и собраниях критиков, в кулуарах, на газетных и журнальных страницах.

3. Москва все-таки очень сильный город, и «русское поле» очень сильное, «Святой Георгий» хоть и вручается международным жюри — в этом году весьма авторитетным, — но не свободен от его воздействия. В конкурсе, по мнению критиков (которое я полностью разделяю), выделялись три фильма: «Скагеррак» Сёрена Краг-Якобсена, «Спасти зеленую планету!» Чан Чжун Хвана и «Сова» Канэто Синдо — явление, принадлежащее скорее не кино, а театру, что, впрочем, характерно для японской кинотрадиции. Победил, однако, среднестатистический «культурный» фильм: в Москве вообще принято трепетать перед «культурой» и «искусством» — в почете любые, самые скучные экранизации классиков, биографии классиков, если повезет — ленты классиков (давно отговоривших свои заветные слова).

4. У фестиваля, понятно, должны быть стержень, пафос, должна быть идея, определяющая его содержание, выстраивающая коллизии его повседневной жизни и вообще оправдывающая его существование. Поскольку такой идеей в Москве не может быть участие авторов, делающих сегодня погоду в мировом кино, а значит, открытие, провозглашение или проводы его лидирующих тенденций, вероятно, стоит фестивальную стратегию, не стесняясь, строить вокруг задач покорения не художественного, а этнического пространства, не эстетического потрясения, а гуманитарного просвещения. Мне уже приходилось пару фестивалей назад писать о большом потенциале национальных программ, персональных и жанровых ретроспектив и т.п. Сегодня мультикультурная насыщенность не формулируется руководством ММКФ как приоритетная цель, как концепт, а зря. Ведь по-настоящему широкая панорама мировой жизни через панораму мирового кино, не попадающего на Лазурный берег или Лидо, может стать знаком последовательного демократизма и открытости, главным манком Московского фестиваля. Интерес к российским программам, ежегодно собирающим в Доме кино аудиторию большую, чем конкурс, — в том же контексте: любопытство вызывает страна, действительность, а не искусство. И где, как не в Москве, должна быть щедро (хочется сказать — без разбору) представлена новая реальность тех, кто долго вынужден был на Москву озираться и опираться, — новые работы наших друзей из бывших советских республик и бывших братских стран? Почему мы больше не открываем Америку (Латинскую), Африку, ту часть Азии, что еще не открыта более проворными или более могучими фестивалями? Слабость можно превратить в позицию; срежиссировав политику кино-смотра, она, скорее всего, обернется силой.

5. А вообще подумалось: если все так, как есть, может, перенести парад отечественных достижений в столицу, а чужое кино показывать в качестве нагрузки к прекрасному отдыху в городе-курорте Сочи…