Йорген Лет: кого боится Ларс фон Триер. Портрет датского режиссера

Йорген Лет

В Венеции-2003 большой ажиотаж вызвала картина «Пять препятствий», в титрах которой значилось два режиссерских имени: Ларс фон Триер и Йорген Лет. Интриговал сюжет, смешавший документалистику с вымыслом: один режиссер снимает римейки своей старой короткометражки, другой терзает его невыполнимыми условиями. Никто не понимал, почему фон Триер взял кого-то в соавторы (на самом деле не в первый раз — в 2000 году он снял «Д-день» вместе с тремя собратьями по «Догме»). До премьеры кто-то даже предположил, что Лет — фиктивный персонаж, придуманный фон Триером для очередного издевательства над публикой. Однако после первого же показа «Пяти препятствий» о Йоргене Лете заговорили как о едва ли не живом классике. Выходит, фон Триер взял на себя миссию просветителя, открыв публике новое датское имя.

В Дании только что не молятся на Йоргена Лета. Если благодаря фон Триеру датское кино теперь смотрят во всем мире, то благодаря Лету в Дании до сих пор документальное кино снимают на пленку и показывают на широком экране. Йоргену Лету шестьдесят шесть лет, он работает то над вполне нормальными документальными фильмами о футболистах, гонщиках, балетных танцорах и писателях, то над экспериментальными картинами.

"Совершенный человек"

Йорген Лет — антипод Ларса фон Триера, но их многое, точнее, многие связывают. Знаменитый датский художник Пер Киркеби сделал с Летом несколько фильмов, после чего фон Триер пригласил его «нарисовать» виньетки-заставки для «Рассекая волны». Экс-монтажер и бывший соавтор фон Триера Томас Гисласон работал операторам на фильмах Лета и снял о нем документальную картину. Четвертый брат «Догмы», институтский товарищ фон Триера, Кристиан Левринг был монтажером (а фактически соавтором) легендарной картины Лета «66 сцен из Америки», Хольгер Юль Хансен, которого снимал Лет, стал одним из немногих датских актеров, задействованных фон Триером («Королевство»). Оператор самых известных ранних фильмов Лета Хеннинг Камре был ректором Киношколы, когда там учился фон Триер. Да и сам Йорген Лет преподавал в те годы молодому Ларсу, которого, правда, не запомнил. Пришлось знакомиться заново четверть века спустя.

«Что я решаю?» (Лет-инопланетянин)

Во вступлении к «Пяти препятствиям» зрителям сообщается, что фон Триер и Лет договорились осуществить совместный проект, суть которого — съемки пяти римейков фильма «Совершенный человек». Точнее, Лет делает римейки, а фон Триер дает ему указания. Изначальный «Совершенный человек» публике целиком не показан, хотя кадры тринадцатиминутной короткометражки прорезаются между римейками и документальными кадрами диалогов двух режиссеров. В Дании рассказывать об этом культовом фильме не надо. В сущности, он стал вступлением в профессиональный кинематограф для самоучки Лета, которого так и не приняли в национальную Киношколу (мотивировав отказ тем, что он уже слишком многому научился сам). «Совершенный человек», третий фильм режиссера, был поставлен в 1967 году. В нем впервые проявилась стилистика, характерная для — условно назовем их так - игровых картин Лета. Тотальная условность пространства (пустой павильон), черно-белая картинка, оторванные от любого контекста безымянные персонажи, не связанные одна с другой реплики, нейтрально иронический авторский голос за кадром. Тема: совершенный человек и его поведение. Почему показанный на экране человек в исполнении актера Клауса Ниссена (близкого друга Лета и его альтер эго в нескольких кинопроектах) является совершенным, так и не проясняется. Зато стилистика повторяется, приобретает статус нормы в еще более известной работе Лета, фильме «Добро и зло» (1975).

"Добро и зло"

В проходящих по всему миру программах нового датского кино есть неизменная секция «Ларс фон Триер представляет»: в ней в качестве лучших национальных фильмов показывают «Гертруду» Дрейера и «Добро и зло» Лета. Десять глав, от «Лиц» до «Слов», а в промежутках — «Тела», «Вещи», «Полезные действия», «Бесполезные действия», «Хорошие мысли», «Плохие мысли», «Хорошие чувства» и «Плохие чувства». Люди на экране (в основном, это актеры, но есть среди них и известная цирковая артистка Диана Бенневайс, и велосипедист Оле Риттер) иллюстрируют текст «от автора», типа: «Люди испытывают чувства. Иные из них неприятны, но это не повод их не замечать». Или: «Некоторые действия не имеют смысла. Как правило, они доставляют удовольствие». Они то молчат, то произносят некие фразы, описывая свои простейшие действия или говоря про то, что не имеет, казалось бы, никакого отношения к происходящему. Бывает, они неподвижны, бывает, совершают какие-то действия. То они одеты, то, случается, появляются ню. Иногда сценки выглядят как бы документальными, но вырванными из контекста (супружеской жизни, не показанной на экране перебранки, случившегося за кадром происшествия), иногда — откровенно постановочными. Все вместе - описание рода человеческого. За семьдесят семь минут. Похоже на демоматериал, который земные ученые собираются отправить в космос, чтобы объяснить инопланетянам, каковы мы, хомо сапиенсы.

Но это только на первый взгляд. На самом деле в роли инопланетянина выступает автор — Йорген Лет, читающий текст за кадром. Только пришелец может не знать вещей, известных даже ребенку, быть способным все еще удивляться и задавать как будто бы бессмысленные вопросы. «Добро и зло» можно воспринимать как классическую комедию об инопланетянине, попавшем на Землю и готовом изумляться буквально всему — от крутых яиц до крутого танца. Комический эффект несоответствия текста изображению-иллюстрациям возникает постоянно. Недаром единственное культурное имя в таком «инопланетном» фильме — это Магритт, чьи сложенные стопкой альбомы в какой-то момент попадают в объектив камеры. А «Это не трубка» читается постоянно. Вначале закадровый голос утверждает, что по лицу можно судить, хороший ли это человек, после чего на экране следует череда абсолютно непроницаемых физиономий и понять, что за человек за каждым из них скрывается, невозможно. Поэтому Йорген Лет переходит от утверждений к вопросам - любимый прием автора. Такими же — зачастую безответными — вопросами полон «Совершенный человек». Сквозной герой и этого фильма, и «Добра и зла» — Клаус Ниссен — особенно рьяно разочаровывает рассказчика, поскольку совершает необъяснимые действия и произносит нечто маловразумительное.

"66 сцен из Америки"

Пытаясь разобраться в причинах человеческих поступков, Лет «наивно» отделяет замотивированные в обычной жизни мысли, чувства, слова и действия, исследует их по отдельности, запутывая ответ на главный (так и не поставленный, но подразумевающийся) вопрос: что есть зло и добро? Но ответ все же напрашивается. Проявление добра и зла — в свободной воле человека, а человек непроницаем, как дом с задвинутыми занавесками на окнах (на фоне такого дома начинается каждая из десяти глав), и поется об этом в милой песенке, единственной, что звучит в фильме. Начав картину с романтических сцен природы, Лет «потерялся» в потемках души человеческой и — с песенкой — снова вышел на натуру, которая у него более гармонично сочетается с предметами, чем с людьми. Ни один из актеров не показывается на фоне пейзажа, зато мы видим стиральную машину, мирно работающую в каком-то горно-лесном уголке.

А человек остался в своем павильоне с загадочной фразой, впервые звучащей из уст Ниссена в «Совершенном человеке» и затем повторенной в «Добре и зле»: «Сегодня я испытал нечто, что надеюсь понять через несколько дней. В самом центре моего сердца появилась точка света». Йорген Лет — безусловный агностик, хотя религиозные и моральные вопросы он старается не тревожить.

В этом его отличие от Ларса фон Триера, которому этические проблемы покоя не дают. Лет исследует поведение человека деликатно и отстраненно, а фон Триер - агрессивно и парадоксально. Однако каждого из них ждет как бы запланированный провал. Впрочем, Лета крах не смущает, а лишь стимулирует к дальнейшим исследованиям: недаром сейчас он работает над своеобразным продолжением «Совершенного человека» — фильмом «Эротический человек».

Как Уорхол съел гамбургер (Лет-антрополог)

Ларс фон Триер, естественно, не поехал в Венецию представлять «Пять препятствий». Йорген Лет отвечал за двоих и чувствовал себя вполне свободно. Он-то — в отличие от фон Триера — может назвать себя завзятым путешественником. И если первый римейк «Совершенного человека» Лет снял на Кубе, где до тех пор не бывал, то для съемок остальных путешествовал по миру и выбрал Бомбей, Брюссель, США. Да и поездка в Данию для Лета — путешествие: живет он теперь на Гаити. Покорив датскую кинематографию, Йорген Лет решил отдаться кинематографическим странствиям. Самым знаменитым стало его путешествие в США, превращенное в фильм «66 сцен из Америки» (1982). В течение сорока минут камера перебирает неподвижные — за двумя незначительными исключениями — «открытки», картинки американской жизни, увиденные неунывающим антропологом Летом. Оказалось, что обаятельно наивный прием «чужак в чужом краю» возможен, если соблюсти имидж чудаковатого ученого-путешественника, эдакого Паганеля.

"Гаити. Без названия"

Запечатленные Летом образы делятся в этом фильме на три категории. Первая - остановленные пейзажи с почти непременным звездно-полосатым флагом, нередко с автомобилем у дома. Вторая — рекламные образы: от кока-колы до разных марок виски. И вновь Лет показывает себя забавляющимся неофитом, который пропагандирует добровольный и концептуально бессмысленный «продакт плэйсмент», нарочито лишенный эмоциональной маркировки (не издеваясь над «миром чистогана», но и не восторгаясь им, режиссер удовлетворяется дотошной фиксацией). Наконец, третья — люди, предстающие либо как идеальные типы (будь то великолепно сложенные серфингисты или таинственные красотки в авто на фоне вечернего Нью-Йорка; кадр был повторен в «Пяти препятствиях», фильм № 3), либо как нелепые и трогательные — бармены, туристы или таксисты, — неизменно смущенные перед объективом камеры, запинающиеся в простейшем тексте (зовут меня так-то, занимаюсь тем-то), вновь «противоречащие» идеальному замыслу — показать Америку сквозь череду образов. Лучшая из «говорящих голов» — бесспорно, Энди Уорхол, долго поедающий гамбургер, о чем он и говорит после загадочной паузы, во время которой в кадре постепенно меняется освещение, превращающее простые световые пятна в подобие нимба над головой художника. Произошло это ненамеренно, и в этом Лет видит лишнее подтверждение своего основного профессионального кредо: «Фильм — это серия отдельных образов, собранных в одно целое. Не последовательный их набор, не история, но именно серия образов. Порядок, в котором они выстроены, менее важен, чем каждый отдельный образ». Поэтому режиссер скомпоновал образы «66 сцен из Америки» в относительно произвольном порядке, перемежая один тип картинки другим, а длительность каждого кадра поручил определять монтажеру Кристиану Леврингу.

"Милый сад, романтический лес"

В начале 1990-х Лет переселяется на Гаити, которому был посвящен уникальный опыт игровой картины «Гаити Экспресс» (1983). В 1992 году он снимает фильм «Траберг», позже, в 1996-м, свое восхищение новым пристанищем выражает в «Гаити. Без названия», собравшем внушительный урожай международных призов. В «66 сценах из Америки» Йорген Лет постулирует невозможность описать и постигнуть некое пространство, хотя и пытается это сделать. В «Гаити. Без названия» он отказывается от таких попыток, создавая своеобразное синкретическое полотно. Один фильм пропитан иронией, другой — поэзией. Эта эволюция особенно очевидна, если сопоставить две сцены «Гаити. Без названия». В первой обнаженная гаитянка «в самом расцвете сил» читает по бумажке заранее подготовленный автором текст, описывающий ее как идеальную женщину (отсылка к «Совершенному человеку»; монолог полностью повторен в третьей части «Пяти препятствий»). Она говорит, неловко улыбаясь, поскольку даже для нее очевидно несоответствие между реальностью и ее «представлением». Налицо характерная для Лета девальвация проиллюстрированного слова. Зато во второй сцене, завершающей фильм, другая гаитянка, куда моложе и тоже обнаженная, внезапно предъявляет себя в качестве многократно обсуждаемого и вроде бы недостижимого совершенства.

Лет готов шутить с Америкой, но в Гаити он по-настоящему влюблен. Через, казалось бы, случайное сочетание различных по форме, содержанию и эмоциональной насыщенности эпизодов он создает образ идеального, безграничного и принципиально непостижимого места. Проходящая красной нитью тема военного переворота, бегства и последующего возвращения президента Гаити, ряд соответствующих документальных «синхронов» служат лишь для описания общей ситуации хаоса, причем плодотворной как для Лета, так и для его «альтер эго», фотографа Шанталь Рено, неуклюжей обаятельной интеллигентки, попавшей в самую гущу событий. В такую хаотическую магму автор вовлекается на правах восхищенного наблюдателя, чьи чувства не могут оставаться нейтральными. И он не одинок, рядом с ним вполне обычные белые люди (например, американский солдат-миротворец, чья беседа с женой по спутниковому телефону вполне может выжать из зрителя слезу). Религия вуду — содержательный центр фильма — окончательно уничтожает иллюзию злободневности. Магическое пространство становится цельным и неделимым. Оно соединяет в вудуистском экстазе людей разных рас, убеждений, интересов, внезапно превращая антропологическое исследование в универсальное внежанровое полотно. Потому фильм остался без названия.

"Заметки о любви"

Карьера Лета-путешественника не останавливается: с Гаити он опять поехал в Штаты. Следом за «Пятью препятствиями» были закончены его «Новые сцены из Америки».

Человек с велосипедом (Лет-комментатор)

Резкий контраст фон Триера и Лета — личностей и художников — стал главным фактором, обеспечившим оригинальность «Пяти препятствий». Различие между ними еще и в том, что фильмы фон Триера не выходят в Дании за рамки артхаусного проката. А Лет, будучи документалистом и авангардистом, обращается напрямую к огромной общенациональной аудитории. Предполагаемый дисбаланс его не смущает: недаром он начинал как журналист газет Aktuelt и Politiken, учась разговаривать с публикой на понятном ей языке, а параллельно писал и издавал стихи, принесшие ему славу видного модерниста (каждую встречу с фон Триером Лет по его просьбе отражал на съемках «Пяти препятствий» стихотворением, но в фильм они не вошли). Ларс фон Триер — фанатик кино, типичный человек с киноаппаратом. Йорген Лет увлекается слишком многим, чтобы исследовать только кино: он, скорее, человек с велосипедом. Страстный поклонник велоспорта, он создал беспрецедентный жанр велосипедного эпоса в фильмах, снимавшихся почти одновременно с «Добром и злом»: «Звезды и водоносы» (1974, рассказ о Giro d’Italia) и «Воскресенье в аду» (1976, о весенней гонке Париж — Рубэ). Были и другие фильмы, но эти остались самыми популярными. Благодаря им, Лет и стал национальной знаменитостью: сотни тысяч ждут ежегодно момента, когда он будет комментировать в прямом радио- и телеэфире очередную гонку Tour de France. В двух фильмах Лет совмещает нарочито нейтральный комментарий с внушительной изобразительной структурой. В «Звездах и водоносах» он делит повествование на множество концептуальных частей, не столько следя за ходом состязания, сколько исследуя феномен велогонки, наблюдая как лидеров, так и незаметных помощников — будь то члены команды или механики. В «Воскресенье в аду», для съемок которого были приглашены двадцать шесть операторов и нанят вертолет, Лет поднимается до высот «Олимпии», демонстрируя череду разноцветных (в обоих фильмах он избегает эстетского черно-белого стиля, превалирующего в других картинах) гонщиков под пение хора Датской национальной оперы, выводящего апокалиптическую тему на слова «Париж — Рубэ — Северный ад». Лет — идеальный комментатор, предпочитающий изображение слову. Однако занять позицию болельщика он не позволяет себе и по другой причине: больше, чем лидер, его интересует проигравший. В «Звездах и водоносах» его симпатии будто на стороне заведомого аутсайдера, испанского гонщика Фуэнте, а за чемпионом, бельгийцем Эдди Мерксом, Лет следит отстраненно и как будто равнодушно, констатируя, впрочем, его победу. В «Воскресенье в аду», напротив, Меркс неожиданно проигрывает — и здесь Лет акцентирует внимание на нем, направляя интерес зрителя в последние секунды фильма не на лидера, а на потного, грязного и разочарованного Меркса в душевой. Ни с кем не конкурирующий, культивирующий маргинальность как сознательную позицию, Лет прежде всего следит за процессом вращения колеса фортуны, сбрасывающего триумфатора с достигнутых высот.

В этом — и центральный сюжет «Пяти препятствий». Ведь Ларс фон Триер — типичный лидер. В его фаустовско-мефистофелевском сражении с Летом победа оказалась на стороне не хитроумного искусителя, а умудренного доктора: Лет избежал битвы, оставшись, как и в «Совершенном человеке», комментатором, который отказывается от соревнования. Поэтому суть его фильма осталась нерушимой в каждом из пяти вариантов. А фон Триер, напротив, «подставился» в своем стремлении деконструировать, разобрать по частям шедевр любимого мастера.

И стал героем, хотя не снимал фильм, а только придумывал препятствия. Фон Триер сам в этом признается в последнем, монтажном «Совершенном человеке», которого он сделал самостоятельно, заставив Лета озвучить за кадром иронический текст. Запланированное, освободительное фиаско. Фон Триер не отказывается от роли лидера — он с удовольствием и намеренно проигрывает Йоргену Лету. Кстати, это может случиться не только в кино, но и в реальной жизни: Лет обсуждает с фон Триером съемки документального фильма о триеровской постановке «Кольца нибелунгов» по заказу Байрейтского фестиваля. Мечта осуществится, и субъект поменяется местами с объектом: Лет сделает кино о фон Триере.