Думать о хорошем. «72 метра», режиссер Владимир Хотиненко

По мотивам произведений А. Покровского Автор сценария В. Залотуха Режиссер В. Хотиненко Оператор И. Демин Художник К. Мельников Композитор Эннио Морриконе В ролях: С. Маковецкий, А. Краско, М. Башаров, Д. Ульянов, Ч. Хаматова, С. Гармаш, В. Галкин и другие Первый канал, студия «ТРИТЭ» Россия 2003

Серьезная раскрутка. Звездный кастинг. Всемирно известный композитор. Станет ли фильм «72 метра» Владимира Хотиненко хитом? Скорее да, чем нет. Но важно другое: такие картины ненароком ставят существенный вопрос о статусе национального кинематографа в современной российской реальности. Именно массовое кино здесь и сейчас является самым сложным, трудным из искусств, более того — авангардом в прямом смысле этого слова, задачи и особенно сверхзадачи которого вряд ли сопоставимы с достижениями кино авторского.

Очевидно, создатели «72 метров» мыслили если не в мировом, то уж точно не в узкороссийском масштабе. Тем более нынешней публике есть с чем сравнивать. У фильмов о подлодках своя генеалогия, свои традиции, выпестованные, естественно, Голливудом. Водные поверхности и глубины. Безграничное пространство над перископом и клаустрофобическое — внутри лодки. Военные операции и противостояния характеров.

Одно из последних достижений — «К-19: Оставляющая вдов» («К-19: Угроза жизни») Кэтрин Бигелоу. Эта картина о подвиге советских подводников, спасших мир, как гласит вступительный титр, от третьей мировой войны, — идеальный контрапункт «72 метрам». Заслуга Бигелоу — в добросовестном разрушении комфортного, по сути, стереотипа: американцы про нас снимать не умеют и тому рады. Харрисон Форд в роли командира атомной подлодки Вострикова может вызвать укоризну разве что на первых кадрах. Но «эффекта подлинности» Бигелоу добивается не столько воссозданием деталей эпохи и среды, сколько «эффектом присутствия». При этом режиссер обошлась без разных «про» и «анти» — отголосков времен «холодной войны». Хотя сценарий таил в себе массу подобных соблазнов.

Именно эти соблазны все еще актуальны у нас. Не они ли мешают связать в единое понятие слова «массовое» и «искусство»? Наша перенасыщенная, сверхинтенсивная реальность отторгает чистые жанровые структуры. Чистый жанр если и возникает, то как мера вынужденная, симптом безысходности. С другой стороны, от идеологии, чьи функции до сих пор не переосмыслены, бегут так же, как от реальности. Круг замыкается.

В этом смысле Кэтрин Бигелоу, наверное, было легче. Ее свобода — дистанция. Не только та, что отделяет современную Америку от СССР 60-70-х годов (время действия ее фильма). Еще и другая — та, что не позволяет реальности (а фильм основан на реальных фактах) одержать верх над киноиллюзией. Владение такой защитной оптикой и есть высокопробная (голливудская) режиссура.

За плечами Хотиненко маячила не столько «К-19» Бигелоу, сколько незабытая трагедия «Курска». Однако в фильме никаких аллюзий по этому поводу. Зато попытка реабилитировать реальность, как будто «ничего не произошло», проскальзывает в каждом кадре.

Долгая завязка. Не успевает капитан «Славянки», знаменитый на весь флот Гена Янычар (А.Краско), бросить в море фуражку — жест ритуальный, — как к нему вестовой с новым приказом. Теперь «Славянка» должна провести военные учения, а потом исчезнуть из поля зрения радаров, лечь на дно.

Команда в сборе. Не хватает только загульного лейтенанта Орлова (М.Башаров). Он ни слухом ни духом, зато всегда готов. То ли с похмелья (не первую неделю празднует день рождения), то ли спросонья, то ли еще по какой причине перед ним, стоящим на крыльце гауптвахты, проплывает видение: весь экипаж подлодки в белой парадной форме под марш «Прощание славянки» строем уходит под воду.

Капитан забывает дома любимую кружку — хорошо, что жена спохватилась. И чайка, попавшая под руку матросу, наводящему на палубе марафет и красящему что-то суриком, получает алую отметину и долго мельтешит на экране. Плохие приметы.

Военные учения потревожили невзорвавшуюся в свое время мину (эхо Великой Отечественной), и она поднимается со дна. От столкновения с этой миной субмарина получает пробоину и тонет, ложась на глубину семьдесят два метра. Таким образом, поставленная перед «Славянкой» цель — уйти от радаров — сыграет с ней злую шутку. На берегу убеждены, что раз подлодки не видно, значит, Янычар отлично справляется с заданием.

Янычар гибнет первым. Выжившие оказываются в разных отсеках. Трое — в затопленных, остальные — в более безопасных. Нарушая устав, последние спасают первых.

Матрос с говорящей фамилией Молодой, фанат Децла, в ключевой момент выстреливает: «Рэп победит». Двое лейтенантов и закадычных друзей, когда-то не поделивших Нелли (Чулпан Хаматова), предаются ностальгическим воспоминаниям. Сама же прекрасная разлучница, а теперь — беременная супруга лейтенанта Муравьева, тревожится за любимого, успокаиваясь за чтением «Алых парусов». К ней с «приветом» от мужа прибудет лично командующий флотом.

Двое мичманов. Одного зовут Крауз (С.Гармаш). Ему изменяет жена. Он не может себе простить, что не успел подарить ей купленные серьги, сгоряча хотел их перепродать, да не вышло. Крауз пытается стреляться. Другой мичман — Михайлов (В.Галкин) себя не проявил — ничего выдающегося ему в сценарии не придумали. Галкин обошелся небольшим эпизодом в завязке: салаге-ученому Черненко (С.Маковецкий), который впервые идет в морской поход, мичман вешает лапшу на уши по поводу женщин из латекса, предназначенных исключительно для офицерского состава. Прибалдевший от такой информации Черненко верит.

Герой М. Башарова, «третий лишний» в любовном треугольнике, балагур и большой фантазер. По грудь в воде он веселит команду рассказом, который тут же превращается в очередную вставную новеллу. Про то, как на уборке картошки по просьбе бабуси за пару бутылок согласился пустить на мясо корову, использовал для этого хитрое взрывное устройство, в результате — хлев вдребезги, а с буренкой ничего, после стресса доиться стала. Он же на свой лад объясняет случившееся. Не кто иной, как его дед, заминировал морское дно. Дед носил суперские часы, но внуку их не подарил, унес с собой в могилу. Внук же задумал чудо-механизм вернуть и прах предка потревожил, ну а злополучная мина — отмщение за его, внука, недостойное поведение.

Вставные новеллы — и про корову, и про то, как ездили за дыхательными аппаратами, которые (кроме одного) в нужный момент отказали, и про то, как всем миром не приняли украинскую присягу, а также воспоминания и фантазии лейтенантов — занимают половину, а то и больше, экранного времени. Авторы так и норовят «поднять перископ» и возвратиться на поверхность. Неуютное «здесь и сейчас» меняется на комфортное «там и тогда». Классическое единство времени, места и действия (фундамент драмы Бигелоу) пропадает в «72 метрах» из-за самодостаточных флэшбэков. Странно то, что балагурство из этих ретроспекций проникает и в атмосферу на подорвавшейся лодке. Бесспорно, смех снимает страх, но ведь и усиливает его. Зато зашкаливающая юморина не оставляет пространства для психологических коллизий. Или на затонувшей субмарине все настолько ясно, что поводов для беспокойства уже нет?

К слову, героизм русских подводников из американского фильма «К-19» — не синоним смиренной жертвенности. Напротив, Бигелоу реабилитирует нашу историю, а заодно — и современность, переворачивая идеологические клише. Героизм ее героев — в великом отказе быть жертвами. И этот сугубо личный выбор мотивирован не готовностью умереть во имя державы, но реальным, физическим страхом смерти.

В отличие от «К-19», организованной как совокупность судьбоносных конфликтов, в основании «72 метров» — последовательно бесконфликтная драматургия. Причина катастрофы — случайность, стечение обстоятельств, рок. Виноватых нет. Ко всему прочему, это «логика вещей: самые надежные корабли и подводные лодки тонули и, увы, будут еще тонуть» (из пресс-релиза), а «трагедия этой подлодки никак не угрожает миру» (Владимир Хотиненко).

Антагонистов среди героев нет. В момент смертельной опасности и вообще, что бы ни случилось, стараются вести себя так, словно не произошло ничего. Мгновенная смерть капитана перечит всем законам жанра и выглядит натяжкой еще на уровне сценария. Все подводники однозначно положительны, настолько, что невольно начинают походить на идеальные жертвы.

Такая реабилитация реальности (ВМФ, «Курска») рядом с самой реальностью, смотреть на которую больно и страшно, действенной не кажется. «72 метра» Александра Покровского были написаны до «Курска». Интересно, каким был бы фильм, будь и он снят до трагедии? Может быть, не столь болезненная, как сейчас, оглядка на реальность наладила бы его ритм, прояснила жанр? Ясно только то, что от навязанной кем-то необходимости «закрыть глаза» или хотя бы «смотреть сквозь пальцы» страдают все — и зрители, и режиссеры.

Лучше всего пафос «72 метров» выражает, на мой взгляд, призыв недавней рекламной заставки Первого канала, заказчика ленты: «Думай о хорошем». Казалось бы, что может быть проще и безнадежнее? Этот почти отчаянный призыв ничего уже не обещает и не гарантирует. Скорее, подразумевает: уверенности в том, что все будет хорошо, больше нет. Потому и поручиться за «хорошее» некому. «Хорошее» гуляет само по себе. Оттого и взять на себя ответственность за «хорошее» никто не берется. Так что если кто не спрятался — то есть подорвался на мине, затонул или еще чего, — никто не виноват. А если же подорвался, затонул и при этом остался жив — значит, не зря думал о хорошем! Ведь бывает и хуже. А если на глубине семьдесят два метра еще и апельсинов навалом, и от смеха помереть можно, ну разве это не удача?!

И все-таки: что такого должно произойти, чтобы не только думать, но и действовать? Или мысли о хорошем обладают такой силой, что действий не предполагают и можно расслабиться? Судя по «72 метрам», вроде так оно и есть. Зачем топили лодку, если это событие не в силах изменить состояние героев, смазать «карту будня»?

Если допустить, что такого рода критический идеализм тянет на идеологию, то она явно противоречит элементарным законам самого массового из искусств.

Финал у фильма открытый. Ученый-интеллигент, тот самый Черненко, впервые попавший на субмарину (давняя мечта), поднимается на поверхность (в единственном исправном скафандре) и спешит сообщить миру о своих товарищах, оставшихся на краю гибели. В эпизоде со всплытием возникает наконец саспенс. Тут переживаешь не столько за всех героев, чья судьба в руках Черненко, сколько за него самого. Маковецкий в очередной раз сыграл человека, который везде лишний — и на суше, и на море. Заброшенный на «Славянку» по собственному желанию, но по воле судьбы не нашедший себя и здесь, он всегда сам по себе, даже если слушает матросские байки, зато, если нужно, готов и песенку спеть, и с глубины семидесяти двух метров всплыть, и экипаж спасти. Этот герой, не утепленный закадровыми эскападами (так как в них не нуждается, в отличие от других, обозначенных лишь типажно), тянет за собой большую, тяжелую биографию, которая неподвластна логике «думай о хорошем». Его биография просто-напросто сложнее этой логики. Безусловная удача Хотиненко — и здесь проявились режиссерская воля, его социальное чутье (был же «Макаров» с тем же Маковецким) — в том, что разрешается судьба именно Черненко. И не только потому, что он гражданский и долг военных — прежде всех спасти его. Еще и потому (заслуга артиста), что этот ни в чем, ни в ком не уверенный человек сам не знает, где лучше — внизу ли, наверху ли. Какая разница? И там, и тут ему одинаково плохо и одинаково хорошо. Выкарабкавшийся на берег Черненко непременно доложит о «Славянке» кому следует. Хотя, наткнись он не на того, этому нешукшинскому чудику можно не поверить и послать подальше.

Персонаж Маковецкого — классический человек со стороны на подлодке. Он — добровольный зритель происходящего. Стань он медиатором, будь его точка зрения, его сознание определяющими в этой истории, идеализм «72 метров» не казался бы столь уязвимым.