Валерий Тодоровский: «Я такой, какой я есть»

Валерий Тодоровский. Фото Н.Пабауской

Валерий Тодоровский — хороший режиссер и хороший продюсер. С одной стороны — это банальные фразы, вроде бы даже общепринятые по отношению к Тодоровскому-младшему. Но с другой стороны, подобные слова в среде критиков считаются (как правило) чем-то неприличным. Обычно критики «со скрипом», почти с надрывом говорят про наших художников: «Он талантливый, блестящий режиссер»… Вот по отношению к зарубежному кинематографу отечественная журналистика щедра на комплименты. Свое, родное, по давней российской традиции, кажется убогим и плохим (эдакое глубоко въевшееся в кровь нации самоедство). И все-таки, вопреки унылой традиции, необходимо отдать должное картинам, срежиссированным и спродюсированным Тодоровским, и признать очевидное — он человек талантливый. И вопреки разным слухам (некоторые коллеги по цеху утверждают, что он рациональный, благовоспитанный и даже скучный), Валерий — интересная личность. Он потрясающе умеет общаться с собеседником, пытаясь во что бы то ни стало договориться с ним по спорным вопросам и не вступать в дискуссию; может быть резким, но ни в коем случае не грубым. Иногда он откровенно дерзит, но его дерзость удивительно неагрессивна, а потому воспринимается как особый мужской шарм (сродни «легкой» щетине «раннего» Леонида Парфенова). Он не любит анализировать собственное творчество, потому что боится докопаться до чего-нибудь малоприятного для себя, но вряд ли это происходит от малодушия… Скорее всего, Тодоровский давно понял: желающих найти в его фильмах «бревно» — хоть отбавляй, зачем же помогать им в этом?

«Любовь», режиссер Валерий Тодоровский

Однако Валерий отнюдь не скромняга-парень, он давно перестал играть в благопристойного интеллигента и может смело сказать даме-интервьюеру, утомившись от ее (то есть моих) вопросов: «Слушайте, я пойду пописаю». И, хитро улыбаясь, идет.

Одевается Тодоровский без излишнего пафоса, довольно просто: джинсы и кофта, цвета неброские, но при этом пользуется дорогим сотовым телефоном «Nokia» (почти последней модели; это «почти» замечательно подчеркивает — Валерий не «сладкий» пижон), но тем не менее не лишен стремления быть модным и стильным. Впрочем, об этом красноречиво говорят и все его фильмы. «Страну глухих» можно смотреть бесконечно и находить в ней разные стилистические и актерские «вкусности». То Дину Корзун, то работу художника по костюмам Елены Супрун, то Макса Суханова, а то вдруг ненавязчивый, спокойный тон изложения сюжетных «картинок». В «Любовнике» актерский ансамбль и жанровая жесткость (парадоксально внятная, несмотря на то что триллер и мелодрама круто «намешаны» в одном флаконе) вызывают настоящее уважение не только к таланту, но и к высочайшему профессионализму Тодоровского-младшего.

И главное — Валерий Тодоровский умудряется совмещать в себе не только талант режиссера и продюсера, но и самый обыкновенный дар быть порядочным человеком.

Елена Кутловская. Валерий, как вам кажется, существует ли творческий конфликт между продюсером и режиссером, или — если говорить в более широком контексте — между продюсером и художником?

«Подмосковные вечера», режиссер Валерий Тодоровский

Валерий Тодоровский. Вы имеете в виду меня лично или некую ситуацию вообще?

Е. Кутловская. И то и другое.

В. Тодоровский. Это бесконечная тема, можно три часа говорить… Я думаю, что существует вульгарное понимание и продюсерства, и творчества. В вульгарном понимании между ними однозначно существует острый конфликт. Всегда. Потому что, соответственно, продюсер — это человек, который хочет задушить творца, ведь он думает только о деньгах, о сроках и т.д., а творец — тот, кто не дает ни в коем случае никому на себя влиять, кто все решает сам и кто обязательно гений. Такая ситуация встречается сплошь и рядом, но именно потому, что очень много таких продюсеров и еще больше таких творцов, которые, как правило, просто не понимают, ради чего все происходит, и уж тем более не думают, что во взаимном сотрудничестве очень важную роль играет правильное распределение ролей. Если говорить серьезно, по-взрослому, продюсер — это человек, который творцу помогает реализовать то, что тот задумал. И все вопросы, которые в итоге могут превратиться в конфликтные, обсуждаются «на берегу». Сначала, перед тем как вообще во что-то «пускаться», хороший продюсер с нормальным художником должны найти общий язык. Они должны четко сформулировать, какой фильм хотят вместе делать. Какие у них задачи и цели — одинаковые или разные. Как они видят реальность, в которой существуют, одинаково или по-разному. Вначале происходит, ну, скажем так, застольный период. Иногда он длится месяцами, иногда все решается за десять минут. И если эта предварительная встреча происходит на самом высоком уровне, то в дальнейшем неизбежна спайка: продюсер-режиссер никаких серьезных проблем испытывать не будет, потому что оба болеют, мучаются, страдают, ради того, чтобы получился тот фильм, который они вместе задумали. Хороший продюсер — это не тот, кто лезет в работу режиссера… Лезут идиоты, которые получили власть и хотят ее тут же реализовать. Например, приехать на съемки и сказать (принимает позу, знакомую по образу митингующего Ильича): «Ааааааа!!! Это что там такое!!!» Сельянов, например, практически никогда не приезжает на съемки — только в тех случаях, когда ему надо просто повидаться с группой, сказать кому-то два слова, поддержать, если возникли трудности, спасти, если что-то рушится. Я считаю, что хороший продюсер изначально, «на берегу» выбирает правильную историю, правильного человека — в смысле творческого родства, — того, с кем он говорит на одном языке. А дальше главное — не мешать. Я как продюсер могу сказать, что в хороших проектах, в которых все было нормально, основная моя работа заключалась в следующем: раз в неделю посмотреть материал, потом снять трубку, позвонить и поздравить режиссера: «Молодец, держись в том же духе».

«Страна глухих», режиссер Валерий Тодоровский

Е. Кутловская. Какой у вас оптимистически красивый взгляд на продюсера. Но ведь продюсер заинтересован в том, чтобы выпустить не столько проект, сколько продукт, который даст деньги, на худой конец, отработает потраченное.

В. Тодоровский. Подождите, вы путаете разные вещи. То, что вы сказали, само собой разумеется. Но опять же это все определяется «на берегу», а вообще, в целом, я заинтересован, чтобы именно творческий процесс состоялся и в результате этого творческого процесса в самом высоком понимании фильм получился. И получился бы таким, каким мы его изначально задумывали. А если мы решили с режиссером X взять именно этот сценарий, значит, мы изначально считаем, что фильм будет востребован, что история, снятая режиссером Х, будет интересна людям. Значит, мы уверены, что зрители наше кино будут смотреть и, соответственно, у него будет необходимый рейтинг. На мой взгляд, в стране царит смутное представление о продюсерской профессии. Кто он такой, продюсер? Поставщик денег? Или директор картины, который ходит с кнутом и кричит: «Быстрей снимать, быстрей!!!» Вот такой тип продюсера я отметаю, потому что считаю, что у продюсера более высокое предназначение, он сотворец кинопроекта. Однажды я попал в гости к Сержу Зильберману, французскому продюсеру, который делал картины с Куросавой, с Бунюэлем и другими великими. И мы с ним проговорили три часа. Представляете, что такое сделать картину с Бунюэлем, к примеру? Это ведь не простой человек, и Серж рассказал интересную историю о том, как во время съемок одной известной картины он пришел к Бунюэлю и сказал ему: «Надо менять главную героиню». Бунюэль неожиданно согласился: «Ты знаешь, я тоже хочу ее менять». К тому моменту, когда происходил разговор, почти весь фильм уже был снят. И они тем не менее заменили главную героиню. Казалось бы, такое редкостное взаимопонимание — небывалый случай, эксклюзив, легенда? Но, с моей точки зрения, это и есть норма во взаимоотношениях продюсера и режиссера. Вот к чему нужно стремиться. Повторяю: серьезные проблемы возникают не сами по себе, а в тот момент, когда произошла ошибка, то есть когда я взял на картину не того человека. Мне, продюсеру, показалось, что мы с ним на одном языке говорим, а выяснилось, что на разных. И начинается трагедия. Снимается совсем уже не то, что мы оговаривали изначально, и не так… Режиссер меня ненавидит! Но не потому, что я лезу в его творческий процесс, а потому, что говорю ему: «Так нельзя, ведь мы условились делать совсем другое и по-другому…»

Е. Кутловская. Когда вы отсматриваете материал как продюсер, присутствует ли в вашем оценочном взгляде то, что присуще именно режиссерскому видению фильма? Или продюсер полностью — на данном этапе — вытесняет в вас режиссера?

В. Тодоровский. Да, когда я работаю как продюсер, я полностью отключаю в себе режиссера.

Е. Кутловская. Не может быть!

В. Тодоровский. Может. Это две разные ипостаси личности.

Е. Кутловская. Это же шизофрения…

В. Тодоровский. Да ну что вы! В данном случае происходит не подмена личности. Ведь мы с вами имеем в виду две разные профессии. Если вы бежите на сто метров, вам в этот момент не важно, что вы умеете еще и плавать, перед вами стоит задача пробежать. А когда вы будете плыть — задача радикально изменится. То, что по профессии я режиссер, мне помогает только в одном смысле: я понимаю процесс изнутри. А с режиссером, с которым я работаю как продюсер, нужно говорить, понимая все сложности, которые у него есть, в том числе и какие-то его внутренние сомнения. Будучи еще и режиссером, я могу вспомнить, что сам испытывал во время съемок, и поэтому могу человека в нужный момент поддержать. Но не на уровне навязывания чего-то своего… Есть продюсеры, пришедшие в эту профессию откуда-то со стороны, они просто не понимают, как надо снимать кино. Не знают всех тех ужасов, которые испытывает режиссер, а я испытал их на своей шкуре — дождь, снег, сломалась камера, запил артист… Я понимаю всю цепочку — как технологическую, так и психологическую — создания фильма, поэтому, работая в качестве продюсера, я говорю на одном языке со съемочной группой.

«Любовник», режиссер Валерий Тодоровский

Е. Кутловская. Ну вот Елена Яцура, скажем, совершенно честно признается, что часто ей приходится вмешиваться в творческий процесс, потому что, например, даже на озвучании звукорежиссер пытается сделать все по-своему (он ведь профессионал, художник!) и, как правило, творит вопреки общему замыслу. В итоге продюсеру Яцуре приходится тратить немало сил, чтобы заставить его микшировать звук так, как того требует данный проект. Ну и так далее…

В. Тодоровский. Я уже говорил: когда режиссер хороший, талантливый и мы говорим с ним на одном языке, мне не надо вмешиваться в его «кухню». Более того, у меня на это нет времени. Да и желания! Я не хочу заниматься этим дурным делом. Кайф продюсерства заключается в том, чтобы дать человеку делать то, что он хочет! Например, режиссер Сидоров по-своему представлял, как надо снимать «Бригаду». Отбить у него его особое видение и навязать свое — значит, нехозяйственно поступить, потому что хозяйственный продюсер покупает в первую очередь Сидорова и его, Сидорова, взгляд на мир. Вот где заложен успех — в уникальном взгляде режиссера на мир! Разрушая этот взгляд, я буду дураком, потому что самую главную (и коммерческую в том числе) ценность будущего фильма спущу в унитаз.

Е. Кутловская.. Но вы же обязаны как-то обуздывать свободную фантазию режиссера, иначе она может уйти далеко от того первоначального, что было задумано «на берегу».

В. Тодоровский. Вы понимаете свободу как хаос. Что такое хаос (или свобода, с вашей точки зрения)? Это когда режиссер снимает не по сценарию, когда артисты играют плохо, когда нарушаются сроки и бюджеты… А свобода — это составляющая талантливого, целеустремленного, профессионального человека, управляющего тем процессом, в который он включен ежесекундно. Любая свобода имеет рамки. Хотя бы финансовые. Но это опять-таки то, что обсуждается «на берегу». Ты говоришь: «У меня столько-то денег. И столько-то дней. Вот такие правила игры тебя устраивают?»

Е. Кутловская. Но в процессе съемок может оказаться, что режиссеру понадобились дополнительные ресурсы и дополнительные дни… Его личностное мировоззрение, его мышление вдруг рождает любопытную (с его точки зрения) концепцию, которую необходимо воплотить в жизнь… В. Тодоровский. Значит, он не выполняет нашу договоренность. Е. Кутловская. Но это же и есть несвобода, потому что во время творческого процесса не может быть взгляда исключительно в прошлое, то бишь установки на те рамки, которые вы изначально установили. Они есть у продюсера, у кого угодно, но не у художника… В. Тодоровский (вздыхает). Я чувствую интонацию и установку журнала «Искусство кино», которые находятся в отрыве от действительности. Смотрите, прописная истина: кино — самый дорогостоящий и самый технологичный вид самовыражения, не имеющий ничего общего с сочинением стихов, с живописью. Художник может одну картину писать двадцать лет, это его дело, особенно если у художника нет проблем: «А что же съесть на завтрак, обед и ужин?» Кино очень дорогой и довольно тяжеловесный вид творческого высказывания. Ни один человек в мире, включая Стивена Спилберга, не в состоянии снять фильм в одиночку, поэтому в мире кино все — и гении, и не гении — существуют в рамках графиков, в рамках бюджета. Да, время от времени правила нарушаются. Дальше вопрос — насколько серьезно они нарушаются? Ну да, если на съемках фильма «Закон» будет лишних восемь съемочных дней — это не катастрофа. А вот если работа над «Законом» затянется на лишние три месяца — проект закроется, рухнет. И тут дело совсем не в том, какой продюсер — плохой надсмотрщик или великий сотворец и помощник. А в том, что профессиональная задача режиссера — делать тот фильм, который он хочет, но в определенные сроки и за определенные деньги.

«Бригада», продюсер Валерий Тодоровский

Е. Кутловская. А вы, режиссер, слушаетесь продюсера?

В. Тодоровский. Да. Каждый свой фильм я снял в установленные сроки. Позволяя себе максимум один-два дня отставания, и то в связи с природными катаклизмами. Свобода режиссера заключается в том, чтобы ему не мешали самовыражаться. Я художника такой свободы не лишаю. Но если человек понимает свободу как освобождение от всяческих обязательств, он меня как продюсера не устраивает. И не потому, что я плохо отношусь к нему лично, просто я понимаю, что фильм не будет сделан — наверняка его где-то в середине работы бросят или потом годами будут вымучивать. Продюсер — это тот, кто договаривается с режиссером о правилах игры. Знаете, какой вопрос я сразу же задаю режиссеру? «А чего вы хотите?» Речь идет не о том, что я хочу, чтобы ты мне снял это в такие-то сроки. Я говорю: «Скажите, есть ли такой фильм, который вы хотите снять?» Поймите, я не говорю: «А сними-ка мне „Идиота-2“, да не позже такого-то числа!» Речь идет о том, какой фильм хочет снять сам режиссер. Так, к примеру, Сидоров хотел снять «Бригаду»… Если же режиссер говорит мне: «Хочу сделать то-то и то-то, а мне ясно, что это не хочу делать я, то, соответственно, говорю ему «нет». И весь предварительный разговор происходит за столом, ни одной копейки не потрачено. Кофе, чай, и мы разговариваем.Мы изначально ищем не просто точки пересечения, а точки точного пересечения: то, что хочет режиссер, обязательно должно совпадать с тем, чего хочу я. Мы ищем то, от чего оба будем гореть!

Е. Кутловская. И вы, Валерий Тодоровский, будете совершенно искренне «гореть» от предстоящего проекта?

В. Тодоровский. Конечно.

Е. Кутловская. Тогда я вам скажу неприятную вещь… Когда во время моих встреч с теми или иными деятелями культуры (практиками, критиками) я восторженно упоминала ваше имя, мне в ответ вздыхали и говорили: «Ну что такое Валера? Это же расчетливый маленький старичок, который не творит, а рационально складывает фильмы из кубиков. Вот Тодоровский-старший — это настоящий талант, он романтик, и у него все фильмы живые! А у Валеры — мертвые, сделанные логическим маневрированием кубиками». Это так? И если вдруг так, то, может быть, вы не столько режиссер, сколько менеджер?

«Красная капелла», продюсер Валерий Тодоровский

В. Тодоровский. Я не могу на это отвечать… Хотя давайте разделим котлеты и мух. Во-первых, менеджер — прямо противоположная продюсеру профессия. Менеджер следит за тем, чтобы процесс был точно организован, чтобы чай вовремя подвозили на площадку… А продюсер — это творец! Да, мне надо складывать кубики, кирпичики, иначе я бы не был продюсером. Работа продюсера в том и заключается, чтобы из разрозненных частей создать нечто целое, создать общую картину! Хороший продюсер должен найти единственно правильного сценариста, единственно правильного режиссера для данного проекта, именно тех актеров, которые правильно воплотят все идеи сценариста и режиссера. И вот когда ты «на берегу» сложил все правильно — в самом высоком смысле, в смысле творчества, горения, интереса, — тогда все получается. Иначе говоря, забота продюсера — обеспечить точность выбора.А вот теперь про режиссуру. Я как режиссер — человек стихийный. О складывании кубиков в моей режиссерской работе и речи быть не может. Я практически большую часть фильмов снял неосознанно. Не то чтобы я их вынашивал годами… Почти все картины возникли вдруг, неожиданно. Тот же «Любовник» появился из разговора в машине с Геной Островским. Все было написано за месяц и снято за два месяца, буквально на одном дыхании! Но, вспоминая время съемок «Любовника»… (Закуривает.) Знаете, я просто не помню, как я его снимал, до такой степени это был провал в какое-то творческое состояние. Я вставал утром, ехал на съемки, не зная, как буду снимать. Я решил довериться ощущениям — и всё. Могу вам сказать честно, что никакого холодного расчета в моей режиссерской работе нет. И не было. Другое дело, что в профессию режиссера входит знание определенных вещей, чувство ритма, умение выстроить мизансцену, чтобы точно понимать, что, куда и откуда, почему персонаж ведет себя так, а не иначе. Но построение режиссерских мизансцен происходит скорее на подсознательном ощущении материала, нежели на рациональном его анализе.

Е. Кутловская. А подбор актеров вы производите по принципу правильности — в смысле точного попадания в роль, априори высчитывая реакцию зрителя и высоту рейтинга? То бишь делаете, к примеру, ставку на звезду?

«Идиот», продюсер Валерий Тодоровский

В. Тодоровский. Не понимаю вас! Почему режиссер не может кайфовать от встречи с блестящим актером, от работы с ним? Скажем, в «Любовнике» играют потрясающие актеры — Янковский и Гармаш. Да, они популярны, они звезды, и что из этого? А когда-то я взял на роль в фильме «Любовь» никому не известного Женю Миронова, а в «Стране глухих» впервые показал Дину Корзун и Чулпан Хаматову! Кстати, на то и существуют великие актеры, чтобы их снимать и кайфовать от этого! Почему надо себя ограничивать в чем-то, например, не работать с большими актерами, что за бред такой? В «Любовнике» главному герою за пятьдесят, и что — я должен был не приглашать Олега Ивановича Янковского, если я видел только его лицо, конкретно лицо Янковского в этой роли и больше ничье другое? Он грандиозный актер, при чем здесь его популярность или какая-то якобы моя ставка на его популярность? Ты снимаешь хорошего артиста, и оттого, что он такой хороший, наверное, он еще и популярный, вот и всё! Проживая жизнь в профессии режиссера, я имею возможность работать и с неизвестными актерами, и с великими. Есть разные личности, и общение с ними — совершенно уникальная вещь. То есть режиссура — это безграничность возможностей! Теперь что касается видения актера. Когда это видение на уровне шор — скажем, такую-то роль должен сыграть высокий голубоглазый блондин, — нет, подобная «правильность» не для меня. Я вполне способен увидеть необходимые для данного персонажа содержание и глубину в актере, который ну никак не голубоглазый красавец, описанный сценаристом, а коренастый кареглазый лысеющий брюнет. Но в нем есть то творческое актерское «пространство», которое необходимо моему фильму. Корзун пришла на пробы — и уже через три минуты я понял: вот она!

Е. Кутловская. Валерий, извините, я верну вас к первоначально заданному вопросу. Вы так и не ответили: вы романтик или нет?

В. Тодоровский. Что за противопоставление: романтик или рационалист?! Нет, я не романтик, как папа. Я, может быть, более драматичный человек, но не стоит, на мой взгляд, делать антиподов из романтика и рационалиста, особенно сегодня. (Опять закуривает и морщится.) Сейчас я чувствую себя очень неловко, потому что должен анализировать себя и, не дай Бог, свое творчество. Я этим не умею заниматься. Да, у меня нет легкого и прекрасного ощущения жизни, но есть какое-то другое, пусть менее романтическое, но значит ли это, что оно более рациональное? Совсем нет.

Е. Кутловская. То есть романтик и рационалист не антиподы? Чуть раньше мы с вами договорились, что и продюсер и режиссер — тоже не антиподы?

В. Тодоровский. Скажите, а режиссер и артист? Усиливается это противопоставление, если актер — зарвавшаяся амбициозная звезда, а режиссер — молодой дебютант? И в заявленной антитезе начинается конфликт: «Мальчик, не учи меня!» Таких историй тысячи. И именно продюсер, между прочим, подобные конфликтные истории развязывает. У меня был случай, когда на четвертый съемочный день мне позвонил режиссер и сказал: «Я с этим актером работать больше не могу». Причем как артист он всех устраивал. Но чисто человеческая несовместимость мешала им работать. Я в этот момент выбираю режиссера — поддерживаю его, а не артиста. Потому что он мой главный партнер и родственник по несчастью! Я выкидываю на помойку деньги, потраченные за эти съемочные дни, и меняю актера, потому что не имею права превратить в кошмар все дело. То есть в подобной ситуации продюсер спасает режиссера, несмотря на то что это очень накладно. Поэтому, возвращаясь к началу разговора о конфликте продюсера и режиссера, давайте остановимся на следующем: все зависит от персоналий. Если продюсер идиот, а режиссер — беспредельщик, обязательно будет конфликт. Если же люди на одном дыхании снимают фильм и живут единым делом — конфликтов не будет! То есть для меня ясно одно: если говорить про серьезных людей — любой конфликт означает, что до начала совместной работы о чем-то не договорились, чего-то друг в друге недопоняли. Но из самих профессий конфликт ни в коей мере не проистекает, у него иные корни.

«Каменская», продюсер Валерий Тодоровский

Е. Кутловская. Итак, продюсер — это исключительно творческая личность?

В. Тодоровский. На девяносто процентов. А на десять — конструктор. Потому что он обязан из хаоса, к которому тяготеет кинематографический процесс, организовать жесткий рабочий график. И пустить по нему режиссера. Проще говоря, главный талант продюсера заключается в его интуиции, в способности угадывать. И в умении добиваться результата через совместное творчество. Скажем, моя роль как продюсера в фильме «Бригада» заключалась в том, что я угадал!

Е. Кутловская. Продюсер — это, как правило, сверхкоммуникативная личность, комильфо во всех отношениях. Режиссер же, напротив, обычно неадекватен в своих словах и действиях, резок, иногда даже груб… В вас чего больше?

В. Тодоровский. Я видел очень разных продюсеров и очень разных режиссеров. Если посмотреть на американский миф о продюсере (там даже фильмы о них снимают, так как продюсер для американцев во многих областях ключевая фигура), это сумасшедший, неуправляемый дядька! Могу сказать ответственно: для того чтобы быть хорошим продюсером, совсем не обязательно быть комильфо. Является ли жесткий, несговорчивый, упрямый, лепящий в глаза правду-матку Сергей Сельянов комильфо? Сказать о нем: «Сельянов — такая душка» — невозможно! Мне кажется, что Сергей относится к той категории людей, о которых можно говорить: «Он уважать себя заставил». Все продюсеры разные, и профессия не заставляет быть во что бы то ни стало таким, чтобы костюмчик сидел, чтобы вовремя улыбнуться тому, кому надо, ну и так далее, вплоть до того чтобы только правильно дружить. Сейчас все поменялось: главное, чтобы человек мог сделать то или иное дело, и если вдруг тот, кто может качественно работать, малосимпатичен, ему все равно дадут что-то делать — ведь у него есть идеи и энергия! Лично я принимаю и людей трудных, и людей простых, но при условии, что я имею с ними контакт.

«Закон», продюсер Валерий Тодоровский

Е. Кутловская. Из нашего разговора получается, что личность продюсера мало отличается от личности режиссера.

В. Тодоровский. Отличается, и еще как. Продюсер — это тот, кто умеет обожать чужое творчество, особенно если оно талантливое. А режиссеры в массе своей — люди, которые любят только свое: свое кино, свой взгляд, свои вкусы и пристрастия.

Е. Кутловская. И как в вас эти два типа сознания совмещаются?

В. Тодоровский. Я не знаю как, но сосуществуют! Единственное, что могу сказать, подобный опыт совмещения профессии продюсера и режиссера почему-то считается противоречивым и загадочным, но на Западе этот опыт давно никого не смущает. Ведь как-то Спилбергу удалось дать Земекису возможность снять абсолютно не спилберговское кино — я говорю о «Форресте Гампе».

Е. Кутловская. Если говорить о творческой рефлексии, вы рефлексируете и в той, и в другой профессии, или же степень самоанализа и саморазборок где-то больше, где-то меньше?

В. Тодоровский. Для меня и то и другое — одинаково мучительный процесс, и если говорить совершенно откровенно, ощущение эйфории и радости бывает крайне редко, а если подобное и случается, то в виде коротких вливаний, впрыскиваний. А в основном, все, что я делаю, — это сплошные сомнения.

Е. Кутловская. Не боитесь ли вы того, что продюсирование достаточно быстро подсознательно выкорчует все ваши режиссерские корни?

В. Тодоровский. Я очень этого боюсь. Мне многие это предрекали. Перед запуском «Любовника» у меня был страх. Я понимал, что не снимал уже три года, и в состоянии этого предельного страха бросился в работу. Но после картины у меня появилась нормальная доза оптимизма, и теперь я точно знаю: как только я сяду перед монитором и должен буду снять первый кадр, что-то произойдет. Так было, когда я делал «Любовника», — будто во мне переключили какую-то кнопку… В одну секунду я забыл все, кроме съемок.

Е. Кутловская. А как же текущие и вечно горячие продюсерские дела?

В. Тодоровский. Я сказал всем: три месяца меня не трогайте, я буду снимать фильм. Я не могу снимать как режиссер и одновременно заниматься еще десятью проектами, это невозможно. Вдруг режиссерские корни, как вы говорите, дали о себе знать… И дальше я провалился в «Любовника», как в яму. И то же самое было прошлым летом, когда я делал новую картину «Мой сводный брат Франкенштейн». Да, повторилось все то же самое.

Е. Кутловская. Многие называют фильм «Любовник» самым зрелым творческим продуктом Валерия Тодоровского. Я всегда с трудом понимала, что означает применительно к творчеству слово «зрелый». Это же не яблоко — зрело, зрело и наконец созрело, а потом что? Гнить начнет? Под зрелостью подразумевается мастерство, профессионализм, глубина или наивысшее качество?

В. Тодоровский. Глубина, может быть? Но вот вы сейчас толкаете меня на то, чего я делать не хочу и не умею. Я не могу публично себя анализировать как творческую личность. Все, что я могу сделать, — снять фильм в каких-то там своих муках. Но вот когда он готов, со мной происходит странная штука: как только первая копия выходит из лаборатории, у меня происходит отторжение, я теряю интерес к своему фильму, и уже через неделю у меня возникает ощущение, будто все это было годы назад. И единственные отношения, в которые я могу вступить с отснятой картиной (спустя годы случайно увидев ее по телевизору), — посмотреть на нее абсолютно чуждым взглядом и понять, что я сейчас все бы сделал по-другому…

Е. Кутловская. Ну… так все говорят!

В. Тодоровский. Если все говорят, значит, так и есть. Е. Кутловская. А после того как вы услышали, что «Валерий Тодоровский снял свой самый зрелый фильм», нет ли у вас панического ужаса, что в следующей работе вы можете оказаться не равным самому себе и, упаси Бог, произведете на свет нечто недозрелое? В. Тодоровский. Такого нет, есть нормальный страх перед началом съемок каждого фильма. Это как прыжок в пропасть. Тревога дикая! А вот дальше все начинает как-то легко выстраиваться. Приезжаешь утром на съемочную площадку и четко осознаешь: вот так надо! Главное в этом деле — отдаться творческому процессу, не в переносном смысле, а буквально. Не надо мучительно выдумывать что-то, выкручивать что-то в себе… надо просто плыть по волнам процесса.

Е. Кутловская. Валерий, вы боитесь, что о вас как о режиссере или как о продюсере плохо отзовутся критики?

В. Тодоровский. Когда-то боялся. Но плохо это или хорошо, рационально или нет, это ведь все равно мое. В середине 90-х было ощущение, что критики обступили со всех сторон: «О, ужас!!! Что они напишут!!!» Сейчас не то чтобы я полностью освободился, но, как ни странно, меня это не особенно волнует. Знаете, есть такой тип режиссера — вот снял фильм и потом пять лет всем этим живет. Он судорожно читает, что же написали о его работе критик М. и критик N., пригласили его картину на фестиваль или не пригласили. Идут годы, его кинодетище уже все забыли, а он все думает о реакции общественности на продукт своего великого самовыражения. Мой образ жизни, к счастью или нет, не предполагает подобной вальяжности. Я сегодня снял фильм, а завтра опять пришел на работу, и у меня уже энное количество других проектов, поэтому не остается времени и сил быть включенным в пустую возню.

Е. Кутловская. То есть что скажет «княгиня Марья Алексевна» вам уже не важно?

В. Тодоровский. Мне сто человек сказали про «Любовника», что фильм хороший, а вот финал неудачный все испортил. Но я считаю, что никак иначе эту картину закончить было нельзя. Потому что если иначе, это было бы кино ни про что. Была бы пастораль, миниатюра на тему страданий человека из-за измены жены. А я снимал историю про столкновение человека с реальностью, к которой он не готов. Мой герой погиб именно от этого столкновения. Кстати, мне все предлагали один и тот же вариант, которым я якобы должен был закончить картину: вот едет Янковский, едет, едет в никуда… Какой-то понос… (Резко.) Я бы с таким финалом зрителю картину не показал!

Е. Кутловская. Почему?

В. Тодоровский. Да потому что стыдно делать такой финал! Потому что этим фильмом надо было дать зрителю по яйцам!

Е. Кутловская. Валерий, если можно, давайте выстроим финал нашей беседы тоже «ударно»… Вы мне за пять минут до начала разговора, когда диктофон еще не был включен, сказали, что никто не знает, какой вы… Повторите это?

В. Тодоровский. Есть нормальная история видимости каждого из нас со стороны: «А вот, может, он такой, а может, такой…» и т.п. Я такой, какой я есть, и, вообще-то, мне кажется, что самое большое мое достижение на сегодня — то, что я начал наконец-то (!) позволять себе быть самим собой. Это очень трудно мне давалось. Самое болезненное дело, самое трудное — не кино снимать, не фильмы продюсировать, а быть самим собой, хотя бы процентов на семьдесят. И не мучиться, что ты не тот, за кого тебя принимают. Да, я такой, какой я есть! Сам про себя знаю не так уж много, но стараюсь уже не запрещать себе самовыражаться, как мне удобно, как мне хочется!