О массовой культуре и мировом заговоре

Андрей Бартенев. «Ботанический балет»

Теория заговора — один из самых популярных мифов современной массовой культуры, предлагаемый публике прессой и ТВ ежедневно и на любой вкус — от заговора олигархов до заговора спецслужб. Про мировой терроризм пишут почти в тех же выражениях, в каких двести лет назад писали о кознях иллюминатов. Трилогия о Матрице, возводящая конспирологический миф в основной принцип мироздания, собрала почти миллиард долларов в прокате. Вокруг нее базируется целый блок менее кассовых, но не менее ярких картин — «Девятые врата» Романа Поланского, «Город тьмы» Алекса Пройаса, «Пи» Даррена Аронофски, «Широко закрытые глаза» Стэнли Кубрика и т.п., — многие из которых, в свою очередь, основаны на литературных произведениях.

Истоки мифа о мировом заговоре и его влияние на массовую культуру обсуждают кинокритик Дмитрий Комм и литературный критик Михаил Золотоносов.

Дмитрий Комм. Приятно сознавать, что, по крайней мере, в конспирологическом жанре Россия не отстает от планеты всей. Говоря это, я в первую очередь имею в виду не графоманию Проханова, а произведения типа «Азазеля» Бориса Акунина. Универсальность этого романа подчеркивается тем, что права на его экранизацию приобрел знаменитый Паул Верхувен. Вместе с тем, произведения такого рода часто мимикрируют под бульварный детектив конца XIX века, подчеркивая свою связь с некоей «традицией». Вы — один из немногих критиков, кто хорошо знаком с русским дореволюционным масскультом. Существует ли на самом деле некая преемственность между масскультом нынешним и прежним, или же это чистой воды фикция?

Михаил Золотоносов. Между двумя масскультами преемственность определенно есть. Скажем, ее нетрудно увидеть, если сравнить мистические романы Веры Крыжановской, написанные в 1900-1910-е годы, с трилогией «Дневной дозор» — «Ночной дозор» — «Сумеречный дозор» Сергея Лукьяненко. Или тогдашний и нынешний неизменный интерес к теме педофилии. А также к таким передавшимся по наследству темам, как топос проституции и всякие криминальные истории. Роман Лукич Антропов, писавший под псевдонимом Роман Добрый, написал сорок восемь брошюрок про сыщика Ивана Путилина: «Квазимодо церкви Спаса на Сенной», «Гроб с двойным дном», «Ритуальное убийство девочки», «Отравление миллионерши-наследницы», «Петербургские вампиры-кровопийцы»… Все это воспроизводится в современной массовой культуре — как в детективных романах, например у Дарьи Донцовой, так и в журнальчиках типа «Криминальный вестник». Это один аспект поддержания традиции, который я назвал бы естественным. Вся эта лабуда естественно самовоспроизводится. Но есть и другой тип «традиционности» — попытки создания фиктивно единой истории. Все началось с закона № 32-ФЗ от 13 марта 1995 года. «О днях воинской славы (победных днях) России», в котором в один ряд были поставлены и 23 февраля, лукаво названное «Днем победы Красной Армии над кайзеровскими войсками Германии — Днем защитников Отечества», и 9 мая, и 8 сентября — день Бородинского сражения, и, скажем, 24 декабря — день взятия Измаила в 1790 году под командованием Суворова. Аналогичных примеров немало. Скажем, празднования двухсотлетия МВД и МИД в сентябре 2002 года и двухсотлетие Министерства обороны, отмечавшееся в ноябре 2002 года. Забавно, но можно подумать, что нынешние МВД, МИД и МО являются прямыми наследниками тех министерств, которые были уничтожены большевиками в 1917 году.

«Девятые врата», режиссер Роман Поланский

Таким образом, создается глобальная историческая фикция, что-то вроде той продукции, которой Матрица обманывает человечество. Для меня этот обман логично сопрягается с тем глобальным обманом, которым был отмечен второй срок Ельцина и все правление Путина.

Д. Комм. Я только не понимаю, почему Министерство обороны праздновало всего лишь двухсотлетие. Они ведь могли и тысячелетие отпраздновать — прямо от Вещего Олега и похода на Царьград посчитать. Это доказывает, что наши военные — люди очень скромные. Но меня более интересуют вещи, связанные с массовой культурой. Я нахожусь в совершенном восторге от тех названий, что вы перечислили. «Гроб с двойным дном» — какая прелесть! «Петербургские вампиры-кровопийцы» — как бы я хотел посмотреть фильм с таким названием. Это так похоже на то, что существовало в европейском кино в 60-70-е годы под кличкой exploitation (спекуляции на сексе, насилии и перверсиях). Там были фильмы с похожими названиями: «Оргия живых мертвецов», «Загадочное убийство несовершеннолетней», «Она убивала в экстазе»… Думаю, классики европейской бульварщины, типа Джесса Франко, с радостным визгом кинулись бы экранизировать творчество Романа Доброго, если бы узнали о нем. Пусть ханжи съедят меня живьем, но я абсолютно согласен, что все эти вещи являются совершенно естественными и, более того, здоровыми проявлениями массовой культуры. Но, в отличие от вас, я не вижу никакой преемственности этой традиции в наши дни. Разве Дарья Донцова осмелится дать своему роману простое и честное название: «Отравление миллионерши-наследницы»? Разве Егор Кончаловский сможет назвать фильм «И умереть от наслаждения», как это сделал Роже Вадим? Разве Лукьяненко напишет что-нибудь про оргию живых мертвецов? Все они слишком добропорядочны, слишком трусливы, слишком буржуазны в самом неприятном значении этого слова. Подобно нашему МВД, они ничем не связаны с эпосом о сыщике Путилине; их традиция идет от Юлиана Семенова, братьев Вайнеров и фильмов вроде «Петровки, 38» — то есть от образцов иной, фиктивной, идеологизированной традиции. Их популярность — результат элементарного отсутствия выбора. Дарья Донцова, Татьяна Устинова, Марина Серова, Александра Маринина — они ведь все на одно лицо? И никакого Романа Доброго в перспективе.

«Секретные материалы»

М. Золотоносов. Кстати, у перечисленных дам разные лица, причем у «Марины Серовой» его нет в буквальном смысле, потому что это результат коллективного творчества группы авторов-«негров» из Саратова. А у Донцовой, к слову сказать, есть романы «Маникюр для покойника», «Скелет из пробирки», «Урожай ядовитых ягодок», «Улыбка 45-го калибра», так что с названиями все в порядке. Но, конечно, ей далеко до Романа Доброго: «Нижегородская кровавая баня», «В когтях одесских демонов», «Ужасы больничной мертвецкой», «Люциферяне в Петербурге»… Роман Добрый — это русский вариант Конан Дойла, незаслуженно забытый и неоцененный, а Донцова растет из смеси советского милицейского романа Аркадия Адамова с очерками на темы морали из журнала «Работница». Плюс ощущается стилистика романов Аркадия Васильева — ее отца, который был общественным обвинителем на суде по делу Синявского и Даниэля в 1966 году. Так что Донцову обижать не надо: ее родословная по-своему сюрреалистична, о ней вполне можно было бы написать литературоведческий роман-фельетон (именно в такой форме литературоведение может описывать подобные феномены).

Но я с вами согласен в том, что наш современный масскульт — это испорченный вариант дореволюционного, который был смелее и последовательнее. Вот, скажем, Лукьяненко. Его трилогия относится к тому разряду литературы, которая возникла в России в начале ХХ века и именовалась оккультной. Ее самым характерным представителем была Вера Крыжановская, а самым породистым образцом — ее роман «В царстве тьмы» (1914). Но если у Крыжановской шла борьба добра со злом и светлых магов с демонами или самим сатаной (или, на худой конец, с евреями-сатанистами, как в романе «Смерть планеты»), причем добрые силы, сражавшиеся со злыми за каждую христианскую душу, к финалу обязательно побеждали, то у Лукьяненко, начиная с первого романа, возникла стабильная структура: на Земле живут простые люди и Иные, к которым относятся маги, ранжированные по уровню силы, волшебники, оборотни, вампиры, ведьмы, ведьмаки и прочие. Иные делятся на Светлых (объединенных в Ночной дозор) и Темных (Дневной дозор) — две армии, предводительствуемые, соответственно, Гесером (он же Борис Игнатьевич) и Завулоном.

А поскольку простодушия начала ХХ века к концу столетия уже не осталось (а заодно и идеи Бога), добро со злом не борется, а находится с ним в динамическом равновесии. То есть соблюдается баланс Света и Тьмы, и любое доброе магическое воздействие — в соответствии с Договором — должно уравновешиваться злым. Даже вампиры законным порядком получают лицензии на высасывание крови из людей, ибо и вампиры тоже часть общего порядка. Получилось как-то сложно и лукаво, какой-то общественный договор добра и зла в духе Руссо.

У Крыжановской все одухотворялось ее простодушным нутряным антисемитизмом, о котором я подробно писал в книжке «Мастер и Маргарита» как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма (СРА)«. Все злодеи или были евреями-сатанистами, или служили им, за всем стоял мировой еврейский заговор против христианского мира.

У Лукьяненко за его Иными тоже нельзя не увидеть «народ Израильский, избранный Богом», который, согласно многим знаменитым антисемитским романам, имел «священное право властвовать над всеми народами» и организовал «всемирный заговор», теория которого была в итоге увенчана знаменитыми «Протоколами сионских мудрецов».

Но шовинизма у Лукьяненко не осталось, на это у него просто не хватило бы духу, хотя сюжетная схема, выработанная на том материале, в наследство перешла. Правда, при этом она обессмыслилась политкорректностью, лишившись первородного антисемитизма, который ее оправдывал и в свое время породил. Остались лишь некоторые следы. Главы Дозоров, Гесер и Завулон, перекочевали из первого тома энциклопедии «Мифы народов мира», причем не случайно глава Темных, Завулон, имеет иудаистическое происхождение (родоначальник-эпоним одного из «колен Израилевых»), а глава Светлых — тибето-монгольское (так было еще у Крыжановской), он был уничтожителем демонов и искоренителем десяти зол.Аналогичная «порча» касается, кстати, и любимой мною педофилической темы.

«Темная ночь», режиссер Олег Ковалов

Д. Комм. У меня вызывает некоторое сомнение правомерность параллели «всемирный заговор — еврейский заговор». Идея всемирного заговора стара как мир, она, по сути, идет еще от древних греков, которые все происходящее вокруг истолковывали как результат интриг и заговоров олимпийских богов. Позднее по делу о всемирном заговоре проходили тамплиеры, иезуиты, розенкрейцеры, масоны, и лишь в девятнадцатом столетии от этого исполинского мифа отпочковалась маленькая гаденькая сказочка насчет еврейского заговора. Конечно, ХХ век эту сказочку изрядно попользовал, но все равно она не заслоняет собой миф в целом. Лучшее доказательство здесь — то, что евреи, например Кафка или Роман Поланский, подвержены подобному параноидальному мироощущению ничуть не в меньшей степени, чем антисемиты. Поланский к тому же и оккультизмом увлекается не меньше Крыжановской. А в Японии вообще евреев никогда не было, однако идею мирового заговора их массовая культура транслирует ничуть не меньше, чем русская. Взять, например, популярный японский анимационный фильм «Хеллсинг» (синтез английского слова «ад» — hell — и имени победителя Дракулы профессора Ван Хельсинга). Там тайный орден протестантских рыцарей сражается с разнокалиберной нечистью, тоже имеющей свою законспирированную организацию. Причем в ордене служат как обычные люди, так и вампиры, которые не смогли забыть свою человеческую сущность. Есть еще католический орден — наследник инквизиции, который враждует и с нечистью, и с протестантами. У католиков вампиров нет, зато есть сплошные отморозки, которые мочат всех подряд — и упырей, и мирных граждан. Я посмотрел уже две серии этого занятного барахла и все ждал, когда же появится православный орден — для комплекта. Но до него пока дело не дошло. Я в данном случае не спорю с вашей интерпретацией Лукьяненко — я его не читал. Просто мне немного обидно, что вы так легко отдаете архетипический сюжет, на котором основано огромное количество книг и фильмов, в безраздельное пользование черносотенцев. Они этого не достойны.

Что до вашей любимой темы, то недавно в нашем кино появился первый, по-моему, фильм про педофилию — «Темная ночь» Олега Ковалова. Причем в нем соединились сразу два затронутых нами вопроса: действие происходит в нацистской Германии 30-х годов, но очень условной такой Германии, и сам Ковалов не скрывал, что имел в виду не столько Германию тех лет, сколько Россию сегодня. У него даже Елена Камбурова исполняет знаменитую песню «Лили Марлен» на русском языке. И вот в этой картине он попытался соединить паранойю изгоя-одиночки, на которого ополчился весь свет, с позаимствованным у Фрица Ланга сюжетом о маньяке, который маленьких девочек убивает. Девочка у Ковалова, правда, одна, и герой ее на протяжении фильма соблазняет рассказами о полете на Луну, где живут Нибелунги, в то время как его самого выслеживает какой-то самодеятельный гитлерюгенд, стоящий на страже общественной нравственности. Все кончается очень плохо, и зрителю вроде как положено сделать вывод о том, что преступник-одиночка все же не так опасен, как преследующее его преступное общество.

Однако Ковалова подвело то же, что, по вашим словам, подвело и Лукьяненко. Нельзя снимать кино о вурдалаках и оборотнях и при этом все время повторять: «Чур меня!» Нельзя снимать фильм о наступлении нацизма и бояться показывать истоки, из которых этот нацизм происходит. Ковалов, очевидно, испугался открывавшихся перед ним бездн, и фильм получился невнятный, робкий, с персонажами, которые бродят из угла в угол, как сомнамбулы, и при этом носят на лице такое выражение, словно судорожно пытаются вспомнить забытый текст. Впрочем, Ковалов — это не масскульт.

М. Золотоносов. Отвечу вам по пунктам. Во-первых, «сказочка про еврейский заговор» — не маленькая, а очень авторитетная и большая, и не случайно она увенчалась всемирно известными «Протоколами сионских мудрецов», к восприятию которых читающий мир был подготовлен. Я полагаю, что материалы про заговоры тамплиеров и иезуитов появились уже после того, как в Германии и Франции были в общем и целом сформированы сюжетные комплексы про тайное всемирное владычество евреев. Скажем, роман Эжена Сю «Вечный жид» был написан в 1844-1845 годах и просто распространял схему заговора, созданную и отработанную на евреях, на новый материал. Этот архетипический сюжет, на мой взгляд, родился в недрах антисемитской концепции. Не случайно, например, книга об иезуитах Карла Теодора Гризингера, плодовитого немецкого писателя, вышла в Германии в 1866 году, когда сочинений о мировом еврейском заговоре имелось великое множество.Во-вторых, романы, генетически восходящие к этому прасюжету, по-настоящему интересны, по-настоящему мотивированы, только когда антисемитизм в них не замаскирован и не снят всякими экивоками. В крайнем случае, пусть будут хотя бы иезуиты. Проблема всякого масскульта, на мой взгляд, состоит в том, что «политкоррекция» все непоправимо портит. Например, «Человек-амфибия» является ухудшенной переделкой французского романа Адольфа де ла Ира «Человек, который может жить в воде», написанного под псевдонимом Жан де ла Ир и опубликованного в газете Le Matin в 1909 году. В нем главным героем являлся Фульбер, который желал власти над миром для ордена иезуитов, для чего и создал человека-рыбу, пересадив мальчику жабры молодой акулы. В том же году антисемитская «Земщина» опубликовала анонимную переделку этого романа, в которой иезуиты были заменены евреями, а Фульбер — персонажем, которого так и звали — Еврей. То есть была совершена обратная опера-ция — иезуиты были снова заменены евреями (что, конечно, не случайно, так как сами иезуиты исторически появились как замена евреев-заговорщиков). Я утверждаю, что оба эти романа интереснее «Человека-амфибии» Александра Беляева, у которого ясной мотивировки нет. Переделки губят масскульт. Хотя они и политкорректны. В «Мастере и Маргарите» использована та же схема мирового еврейского заговора, Воланд происходит от демонического еврея, этот мировой заговор возглавляющего, но все испорчено: в результате, например, мотив вины Мастера уже непонятен. Понятен он лишь в контексте протосюжета о еврейском заговоре. В-третьих, эта робость убивает и педофилическую тему, о чем вы уже сказали в связи с Коваловым. Простодушие, с которым описывалось в 1914 году, как Константин Сергеевич Мережковский купил себе шестилетнюю девочку Калерию Коршунову и что он с ней проделывал в течение девяти лет в Казани, где он служил профессором Казанского университета (дефлорировал он Карочку только в четырнадцать лет, а до этого сексуально использовал иными способами, подробно в прессе описанными), создает интереснейший криминально-сексуальный сюжет, которого лишены разные робкие попытки вроде «Лолиты» или того же опуса Ковалова. Нельзя быть немножко беременной. Пресса в 1914 году осуждала профессора-садиста, казанского маркиза де Сада, но фактически подробно все описывала. Мишель Фуко детально проанализировал этот механизм трансляции под видом осуждения и табуирования. Из всего этого я делаю простой вывод: чистые масскультовские жанры не имеют потенций к трансформациям, их нельзя улучшать, «политкорректировать» и т.п., все подобное их убивает. И, чтобы работать в этих чистых жанрах, нужна очень большая смелость, которую современная нравственность уже осуждает и не допускает. Отсюда и деградация масскульта в процессе трансляции традиционных сюжетных схем.

«Матрица: Революция», режиссеры Лэрри и Энди Вачовски

Д. Комм. Не могу не согласиться с вашим выводом — трусливое ханжество делает многие современные фильмы и книги популярных жанров менее интересными и яркими, чем это было раньше. Достаточно сравнить Эдгара Уоллеса с Джоном Гришемом или «Фантомаса» с «Антикиллером». Но причина этих процессов, по-моему, не в политкорректности. Взять пресловутый сюжет о мировом заговоре. Миф о заговоре иезуитов появился совсем не как замена еврейского заговора. Этот миф восходит еще к Тридцатилетней войне. Тогда католическая Контрреформация вела активную пропаганду, выпуская брошюры и памфлеты, где рождение протестантизма объяснялось кознями розенкрейцеров и еще более таинственных иллюминатов, которые, разумеется, действовали по наущению сатаны. Противная сторона отвечала собственной пропагандой, в которой агентами «мировой закулисы» выступали иезуиты и папа римский. Подробности этой пропагандистской войны приведены в книге Френсис Йейтс «Розенкрейцерское просвещение».

Таким образом, этот миф датируется серединой XVII века. А идея еврейского заговора, как утверждает Умберто Эко в статье «Вымышленные протоколы», рождается в середине XIX века в Италии: карбонариев пытаются скомпрометировать слухами о том, что они агенты жидомасонов. Первым же литературным произведением на тему еврейского заговора, по мнению Эко, является бульварный роман «Биарриц», опубликованный немцем Германом Гедше под псевдонимом Сэр Джон Ретклифф в 1868 году. Сюжет романа был содран с «Жозефа Бальзамо» Александра Дюма, с той части, где описывалась встреча между Калиостро и заговорщиками-иллюминатами. Гедше просто заменил иллюминатов на представителей двенадцати колен Израилевых. Думаю, обыденному сознанию вообще безразлично, кто будет назначен на роль метафизического зла; чеченцы сгодятся не хуже евреев. Главное, чтобы место не пустовало. Это доказывает успех телесериала «Секретные материалы», сквозным сюжетом которого является разоблачение всемирного заговора с участием инопланетян и спецслужб. По вашей логике, этот сериал тоже базируется на «еврейском» архетипе, и то, что евреи заменены на абстрактных инопланетян, является его безусловной слабостью. Но его колоссальная популярность во всем мире доказывает, что публике интересна сама теория заговора, а не ее конкретные фигуранты. Не говоря уж о том, что ваша концепция существует в рамках одной лишь европейской культуры и не объясняет популярность конспирологического мифа в других культурах (не случайно вы проигнорировали мой пример с японским мультфильмом).

Мне кажется, что в случае с теорией всемирного заговора мы имеем дело с универсальной мифологемой, свойственной в равной степени всем культурам. На протяжении истории эту мифологему используют в своих интересах различные политические силы, на должность заговорщиков назначая представителей тех или иных конфессий, национальностей, классов. Масскульт же просто фиксирует общественные настроения.

Исходя из этого, я делаю несколько иной вывод. Проблемы масскульта в сегодняшней России связаны не с трансляцией традиционных сюжетных схем, а, напротив, с их незнанием. Русский автор, взяв сюжет, связанный с оккультизмом и мировым заговором, упирается только в верхушку айсберга — в евреев. Вписать их открытым текстом он не может — то ли политкорректность не позволяет (хотя какая в России политкорректность?), то ли порядочность, которую мама с папой воспитали. И поскольку с другими аспектами «заговорщицкой» мифологии наш гипотетический автор не знаком, он не в состоянии выйти из тупика, придумав некую фантастическую организацию Тристеро, как Томас Пинчон, или обратиться к козням тамплиеров, как Умберто Эко, или изобрести какую-нибудь Матрицу, как братья Вачовски. Даже инопланетяне не проходят — для этого наши авторы слишком серьезны. Вот и рождается чепуха, вроде сотрудничества Темных и Светлых Дозоров. А поскольку, как заметил Фредрик Джеймисон, фантастика всегда транслирует современное политическое бессознательное, то подобные расклады просто копируют ситуацию в стране, фальшивость наших якобы соперничающих политических лагерей. Нужен определенный интеллектуальный уровень, чтобы получать удовольствие от игры с жанровыми формулами. И своеобразное чувство юмора — как у Честертона, писавшего, что поэма «Потерянный рай» может легко сойти за бульварную пантомиму под названием «Сатана-Арлекин, или Адам-в-ад-отдам». Масскульт, по сути, такой трансформацией культурных кодов и занимается. И именно низкий интеллектуальный уровень тех, кто сегодня работает в популярных жанрах, — причина его упадка, причем не только в России, но и на Западе. Ханжество, фальшь, предсказуемость — это уже следствия.

М. Золотоносов. Готов согласиться с вашим выводом о плохом знании традиционных сюжетных схем и штампов как главной причине низкого качества современного масскульта — с учетом того, что такое плохое знание является разновидностью дефектной трансляции. Что касается вашей аргументации, то она немного хромает: то у вас дело не в политкорректности, то, может быть, и в ней… Ясно же, что современная культура установила много разных табу, и именно они, а не низкая интеллектуальность, портят масс-культ. Хотя, конечно, и низкая интеллектуальность тоже.

Что же до спора об исходной мифологеме мирового заговора, то не могу не заметить, что пропаганда и контрпропаганда эпохи Тридцатилетней войны — это именно пропаганда, а не мифология. Это же эпоха Просвещения, рациональности, и те объяснения, которые приводились для доказательства злого умысла обеих сторон, носили принципиально антимифологический характер. Да, этот материал потом стал основой для мифологии, но только потом, когда подошло время мифологий. Представлять сейчас те пропагандистские материалы середины XVII века мифологическими — антиисторично. Для создания мифологических структур требовались, с одной стороны, сюжетные накопления, а с другой — атеизация сознания и подстановка на место Бога каких-то таинственных организаций. Они часто имеют «дьявольское» происхождение, потому что генетически связаны с заменой Бога, а дьявол — это и есть антитеза Бога.

Орден иллюминатов фигурировал в доносе князя А. Б. Голицына еще в 1830 году. Однако потребовалось время, чтобы донос стал мифологией, причем мифологией тема иллюминатов стала, когда подключилась еврейская тема и между словами «масон» (или «иллюминат») и «еврей» возникло равенство, о котором писали бы в книгах. В России это 1860-1870-е годы, эпоха атеизации массового сознания и замены Бога «тайным обществом». Именно в конце 1860-х годов в России, например, появились труды М. Н. Лонгинова и А.Н.Пыпина, в которых фигура Адама Вейсгаупта, основателя ордена иллюминатов, была мифологизирована (чего не было в 1830 году).

Впрочем, первые сочинения про еврейский заговор могли появиться уже в начале 1840-х годов, сначала как самиздат, как некие доносы и записки, подаваемые по начальству (это моя гипотеза). Например, уже в 1831 году знаменитый М. Л. Магницкий пишет два текста: «Обличение всемирного заговора против олтарей (так! — М.З.) и тронов публичными событиями и юридическими актами» и «О водворении иллюминатства под разными видами в России». Здесь он упомянул и о евреях, среди которых распространяется «иллюминатство особенного характера», причиной чего является злой умысел раввинов. Это еще не мифология, это лишь первые зафиксированные мысли, спустя годы оформившиеся в мифологию. Страшным масонство и иллюминатство как его часть (по тогдашней классификации, зафиксированной, например, в известной монографии Финделя) стало, когда объединилось с евреями. Тогда начали возникать и другие мифы — в частности, об иезуитах. Не исключаю, что они возникли независимо от еврейского, но интуитивно предполагаю, что после мифа о всемирном еврейском владычестве. В любом случае, еврейская мифология оказалась более привлекательной для массового сознания и быстро победила иезуитскую мифологию по эксцитативности.

Роман почтового чиновника и полицейского шпиона Германа Гедше «До Седана» уже аккумулирует весь накопленный материал. Наверняка за созданием и распространением романа и в Германии, и в России стоят правительственные круги. Одна из его глав — «Жидовское кладбище в чешской Праге», — ставшая одним из источников «Протоколов сионских мудрецов», выходила отдельным изданием в Германии и в России. Вопрос о том, что Гедше списал с Дюма, остается открытым, но даже если так, то это не означает еще, что у Дюма иллюминаты уже были мифологизированы и/или им не предшествовали «еврейские заговорщики». В любом случае Гедше не мог «просто заменить» иллюминатов на евреев, воспользовавшись сюжетом Дюма: Гедше был не писатель, а полицейский наймит, а из этого следует, что вся схема мирового заговора евреев уже была сформирована к этому моменту и ею можно было орудовать.

Впрочем, для темы традиции в масскульте еврейский приоритет не столь уж и важен. Но интересен сам по себе как основа всей «конспирологии» — от неизвестных доносчиков первой трети XIX века, сочетавших евреев с иллюминатами, до Александра Дугина, с его войной «евразийцев» и «атлантистов», и группы преподавателей общественных наук военно-морских вузов Петербурга, сочинивших в начале перестройки трактат «Мертвая вода» о «мировой закулисе».

Массовому сознанию небезразлично, я думаю, кто злодей: старый враг лучше новых двух, и никакие арабы, чеченцы, «азеры» и «черные» не заменят образ еврея. Не случайно же, несмотря на всю войну с исламским терроризмом, за границей сидят Березовский и Гусинский, а в России активно идет «Ходоркост». Теория заговора интересна и сама по себе, но особенно когда заговор еврейский. Да, это концепция для европейской культуры, тут вы правы, про японцев ничего не знаю.

Д. Комм. Маленькая ремарка насчет Тридцатилетней войны — это все же была религиозная война, а потому не следует переоценивать рациональность пропагандистской аргументации. Эпоха Просвещения только начиналась, и даже молодой Декарт в те годы пытался установить контакт с розенкрейцерами.

Безусловно, пропаганда не создает мифы, а использует уже готовые. Именно это я и имел в виду, когда говорил, что теория заговора является универсальной мифологемой, в которую сильные мира сего вписывают тех или иных персонажей на должность заговорщиков. Вы и сами это подтверждаете, говоря, что за распространением романа Гедше стояли правительственные круги.

Что до конспирологического жанра в искусстве, то там, по-моему, чем меньше конкретности — тем лучше. Когда зловещие «они» названы евреями, иезуитами или еще как-нибудь, сюжет теряет свою таинственность, а с ним и привлекательность для публики. Кино, кстати, знало об этом чуть ли не с пеленок. Многие жанры еще не родились, когда Луи Фёйад, бывший журналист и автор экранного эпоса о Фантомасе, уже снимал многосерийный фильм «Вампиры», в котором речь шла о демоническом тайном обществе, опутавшем своими сетями весь Париж. Киносериал этот имел такой успех (в 1915 году он был чем-то вроде «Матрицы»), что министр внутренних дел Франции был вынужден объяснять публике, что никаких вампиров на самом деле не существует. Так что для кинематографа теория заговора — нечто вроде повивальной бабки.

Касательно политкорректности никаких колебаний у меня нет: ее вред сильно преувеличен. Когда вы трактуете политкорректность как систему табу, я не могу не возразить вам, что табу было больше до политкорректности. К примеру, навязанный Голливуду в 1934 году кодекс Хейса, действовавший на протяжении тридцати лет, запрещал показывать мужчину и женщину лежащими вместе в постели, даже если они по сюжету являлись мужем и женой. Была регламентирована и длительность экранного поцелуя. Тем не менее именно на эти годы в США приходится расцвет жанрового кино: черного фильма, вестерна, мюзикла, научной фантастики. Вообще, никакие табу еще не мешали создавать качественные жанровые образцы, но для этого нужно иметь то, о чем я уже говорил, — соответствующий интеллектуальный уровень. Хичкоку и кодекс Хейса был не помеха, а нынешним вялую политкорректность уже не преодолеть.

В России принято издеваться над политкорректностью не потому, что мы цивилизованнее американцев, а в силу нашей исключительной дремучести. Плач о том, что политкорректность губит творческую свободу, поскольку не позволяет называть евреев жидами, чернокожих — ниггерами, а геев — пидорами, издаваемый нашими Ярославнами обоих полов, — это, по сути, новая модификация той же теории заговора: коварные американские неолибералы навязывают миру политкорректность, чтобы лишить «национально ориентированных» художников творческой потенции.

Каким же будет итог нашей беседы? Может быть, под занавес мы сами разоблачим какой-нибудь заговор? Например, всемирный заговор антисемитов. Как вы считаете, он существует?

М. Золотоносов. Полагаю, что нет. Они просто все одинаково думают. Как гласит русская пословица XVIII века, кому насрано, а ему масляно: лишь бы грязи не было, а говна не миновать.

Д. Комм. Сильно сказано. Но я бы не торопился с выводами. Недавно мой знакомый нашел на одном сайте Рунета трогательную повесть о заговоре «межконтинентальных жидо-пидоро-масонов». Тут и Крыжановская заплакала бы от зависти. То есть проблема политкорректности решена, и глобальная Сеть уже освоена. Все это очень подозрительно, особенно учитывая, что, по версии Умберто Эко, миф о еврейском заговоре был придуман… иезуитами!