Берлин-2004: сцены из семейной жизни

В первом номере влиятельного журнала Screen, второй год подряд выигрывающего тендер на ежедневное информационное обслуживание Берлинале, 54-й Берлинский МКФ был загодя оценен как самый сильный за последние годы. Обозреватель особо отметил стратегию директора фестиваля Дитера Косслика, развернувшего фестивальный корабль в сторону политической реальности. Эта установка, судя по всему, стала путеводной звездой в работе отборочного комитета. Заметно сократился на фестивальных экранах сектор голливудского «гламура» и «хайтека» — кроме «Холодной горы» Энтони Мингеллы, фильма открытия, «Монстра», представленного в конкурсе, да внеконкурсной комедии «Любовь по правилам и… без», ничего голливудского и не было. (Замечательная ретроспектива Голливуда 60-70-х годов не в счет.) Правда, сие обстоятельство, как выяснилось, было связано вовсе не с «новой стратегией», а с изменением сроков присуждения «Оскара». При таком раскладе, решили продюсеры, традиционный обвал «оскаровских» номинантов в Берлине им ни к чему.

«Любовь по правилам и… без», режиссер Нэнси Мейерс

Замечу в скобках, что отсутствие голливудского фона ощутимо сказалось на фестивальном драйве. Как ни относись к «фабрике грез», ее продукция энергетична, как никакая другая. Артхаусу такая рама ничуть не вредит, напротив, эстеты, зацикленные на «высоком», получают лишний аргумент в пользу европейской модели кино.

Фокус на южноафриканский и латиноамериканский кинематограф, объявленный одним из приоритетных направлений нынешнего фестиваля, в конкурсе был отыгран сполна, но скорее тематически, чем по существу. «Страна черепов» Джона Бурмена с Жюльетт Бинош и Сэмюэлом Л. Джексоном — прежде всего, любовный роман белой африканки с черным американцем. Но на фоне процесса национального примирения после прихода к власти партии Манделы. Мрачная проблематика апартеида сильно просветляется в любовном дуэте замечательных актеров.

Аргентинская картина «Прерванное объятие» молодого режиссера Даниэля Бурмана разыгрывает национальную карту. Даниэль Хендлер, взявший «серебро» за лучшую мужскую роль, сыграл юношу из большой еврейской семьи, бежавшей в годы второй мировой войны из Польши. Трагедия близкого прошлого обретает здесь камерный формат семейной драмы и не чужда комедийных обертонов, когда в действие вступают пожилые родственницы молодого героя, носительницы теперь уже раритетного еврейского колорита. Ведь местечек, где он наследовался и шлифовался, в мире уже не осталось.

Аналогичная ситуация исхода, только отодвинутая в более давнее прошлое — в 20-е годы прошлого столетия, — бегство греческой диаспоры из красной Одессы, вдохновила Тео Ангелопулоса на «мысль народную». Его «Трилогия: Плачущий луг» — рефлексия о фатальной судьбе родного этноса. Семейная лодка здесь разбивается о роковые утесы Истории. Ангелопулос, последний из могикан уходящего века кино, мыслит в эпических масштабах: судьба человеческая — судьба народная. Похоже, подобный образ чувствования канул в Лету вместе с ушедшим веком. На нашу долю осталась частная жизнь, семейные драмы, каковые на сей раз были представлены в изобилии. «Мысль семейная» зацепила многих режиссеров, явив внушительный спектр вариаций на бессмертную тему толстовской сентенции: «каждая несчастная семья несчастлива по-своему».

«Рассвет», режиссер Бьёрн Рунге

«Рассвет» шведского режиссера Бьёрна Рунге — семейный фильм «в законе», получивший в Берлине «серебро» за актерский ансамбль, а у себя дома признанный лучшей картиной года. Низкий поклон Ингмару Бергману — сумрачный скандинавский гений дал семейной драме бездонную психологическую и экзистенциальную глубину. В «Рассвете» чувствуются и бергмановские реминисценции, и влияние установок «Догмы». Действие заперто в интерьерах бедной квартирки главной героини — «брошенки» — и домов побогаче, где обитают другие, не менее несчастные персонажи, в частности молодой кардиохирург, которого мы впервые видим в момент очередной операции. Алое трепещущее сердце в его руках — единственная метафора, которую позволяет себе режиссер. Семейные истории вспухают драматическими узлами. Линейный нарратив здесь отсутствует. Рунге использует принцип паззла — не все его персонажи пересекаются в процессе действия, но их драмы отражаются одна в другой. В целом фильм просится в рубрику «психопатология обыденной жизни». В нашей культуре, не знающей практического психоанализа, такого рода семейные девиации обычно пребывают в качестве скелета в шкафу, ключ от которого потерян. Культура протестантская не знает сентиментальности, она склонна обнажать потаенные драмы, срывать все и всяческие маски. Может быть, здесь первопричина того, что шведское кино породило тип нелучезарной актрисы, в чьем образе почти непременно присутствуют угрюмство и изможденность. Такова Анн Петрен, известная актриса театра и кино, которая сыграла в «Рассвете» Аниту — брошенную мужем пожилую домохозяйку, впавшую в глубокую депрессию после его ухода к молоденькой массажистке. Анита культивирует свою травму, мазохистски ее расчесывает, терроризирует взрослого сына. Словом, эта женщина за гранью нервного срыва.

Зато у Агнес, жены хирурга, все хорошо. У них с Риккардом двое детей, они собираются переезжать в другой город, продав дом и машину, и приглашают на прощальный ужин ближайших друзей — коллегу Риккарда Матса с женой Софи. Эпизод ужина разыгрывается по схеме, весьма напоминающей знаменитую сцену застолья из «Торжества» Томаса Винтерберга, первого по счету «догматического» фильма.

«Самаритянка», режиссер Ким Ки Дук

Начинается ужин с искренней ноты взаимной приязни, улыбок и даже интимных признаний. Оказывается, Софи ждет ребенка. Семейная пара уже потеряла надежду стать родителями, и вдруг такая радость! Застолье удалось, пора подавать десерт, и на этом самом месте все со страшной силой раскручивается в обратном направлении. Радушная хозяйка дома (бергмановская актриса Пернилла Аугуст) узнает, что отец ребенка — ее муж Риккард, что дом, из которого они еще не выехали, куплен не кем-нибудь, а Матсом. Всего несколько минут понадобилось, для того чтобы вполне благополучная Агнес превратилась в несчастную обманутую женщину с измученным лицом. Тайное стало явным — только и всего.

На периферии сюжета маячат еще две семьи со своими скелетами в шкафу, со своим опытом утрат и несчастий. Зачем режиссер с таким тщанием каталогизирует несчастья? Какова его цель? В интервью он прямо отвечает на этот вопрос: «Я хотел сделать фильм об освобождении. О людях, которые освободились от своих навязчивых видений. Это моя борьба за человеческие души».

В финале Анита, та самая, что никак не может очнуться от мужнина предательства, приходит к нему в дом. Туда, где он счастлив с молодой женой. Происходит безобразная сцена, в которой незваная гостья чувствует себя хозяйкой положения. Весь свой яд она выплескивает на перепуганную парочку. И только страстный монолог молодой жены — про то, как она любит Олофа, — отчего-то вразумляет Аниту. Она выходит на берег моря в сизой дымке начинающегося рассвета. И бросает в воду электропистолет, который брала с собой как орудие возмездия. Единственный в фильме пленэр с далекой панорамой порта размыкает клаустрофобическое пространство. Смена оптики дает ощущение катарсиса, будто вместе с героиней ты вышел из подполья и вдохнул полной грудью терпкий морской воздух.

«Твоя следующая жизнь», режиссер Мануэль Гутьеррес Арагон

К «Рассвету» можно отнестись и как к удачному опыту групповой психотерапии. Подобной картины, где «мысль семейная» удерживалась бы в фокусе от первого до последнего кадра, в конкурсе не было. Впрочем, была, конечно, была — картина немецкого режиссера Ромуальда Кармакара «Ночные песни». На этот раз известный немецкий режиссер не оправдал ожиданий. Пожалуй, я впервые стала свидетельницей феномена, как зрительный зал по своей воле переформатировал картину из одного жанра в другой. Семейная драма молодой пары с грудным ребенком превратилась под взрывами смеха в комедию или — скорее — в пародию. Именно из такого рода общих мест обычно состоит поточная продукция на тему молодых семей, не готовых тянуть лямку обычных семейных трудностей и менять привычный образ жизни из-за ребенка.

Нередко именно семейный дискурс оказывался самым интересным в картинах совсем «не про это». «Твоя следующая жизнь» ветерана Мануэля Гутьерреса Арагона — «народное кино», в наши времена редкая птица. Роковая драма с кровавым подбоем и бесценными для этнографа и антрополога деталями. В схватке отца с соседом (теленка не поделили!) дочь сражается на стороне отца и недрогнувшей рукой убивает соседа, всадив ему нож в спину. На похороны приезжает из города сын погибшего, дамский парикмахер (позор крестьянской семьи!), вспыхивает взаимная страсть между ним и девушкой-убийцей. Герой догадывается, а потом уже наверняка знает, что любимая прикончила его папу, но это не мешает парочке строить совместные планы на будущее. Тем более что отец девушки взял убийство на себя. Пожертвовал собой ради дочери. Ясно, что такой поворот — не отрыжка «мыльной оперы», но следование сохранившейся в таких анклавах архетипической народной морали.

«Мысль семейная» посетила, представьте себе, даже «плохого парня» Ким Ки Дука. «Самаритянка» этого непредсказуемого художника смотрелась «белой вороной» на фоне конкурса, не поражающего, прямо скажем, художественными открытиями. «Самаритянка» — в общем-то, притча, отсылающая зрителя к истории религий, буддистской и христианской, к священным книгам, где среди персонажей есть падшая, но раскаявшаяся грешница, заслужившая божественное прощение.

В моралистической «Самаритянке», снятой словно бы для того, чтобы напомнить нам о морали и отделить ее от доморального (не путать с аморальным) состояния юных героинь, которые не ведают, что творят, юная проститутка, застуканная полицией, выпрыгивает из окна и погибает. Ее подружка, «девочка из хорошей семьи» с нежным папой-полицейским, дабы искупить грех, заменяет несчастную на профессиональном посту, встречается с ее клиентами, дарит им свою любовь и возвращает гонорары погибшей подруги.

Случайно обнаружив, чем занимается его единственная дочь, папа-полицейский поведет себя нестандартно. Дочери он ни словом, ни жестом не покажет, что знает о ее хобби. Он выследит и зверски убьет одного ее любовника, другого доведет до самоубийства. Перед тем как отца забирает полиция, он едет с дочерью навестить могилу жены и матери, наперед зная, что это их последняя семейная поездка. Девушка засыпает, пригревшись на солнышке, ей снится вещий сон, будто отец хоронит ее в неглубокой могиле, засыпая ее дерном и камнями. После кадров символических похорон-прощания отец дает дочери урок вождения автомобиля, понимая, что в ближайшем будущем ей придется справляться с жизнью в одиночку.

Не знаю, как это вяжется с реальностью неведомого мне мира представлений о плохом и хорошем, но самоотречение отца впечатляет. Притом что картина, как всегда у Ким Ки Дука, уходит от психологии и лишена второго плана, она понуждает рефлексировать и даже переоценивать такие понятия, как «грех», «вина», «вера». Любовь истинная все прощает. Мысль не нова, но когда это случается с тобой, ты чувствуешь прикосновение божественной длани.