Рабочая версия. «Слесарь», режиссер Брэд Андерсон

«Слесарь» (The Machinist)

Автор сценария Скотт Алан Косар Режиссер Брэд Андерсон Операторы Ксави Хименес, Чарли Химинес Художник Ален Бэне Композитор Рок Баньос В ролях: Кристиан Бейл, Дженнифер Джейсон Ли, Аитана Санчес-Гийон Filmax Entertainment Испания 2003

Он… ждал от врача и от слесаря, не отделяя, по существу, одно от другого, удивительных свершений.

Франц Кафка. «Превращение»

Защитник рабочих и задрипанных маргиналов, Кен Лоуч подвел своих поклонников в Берлине, где был показан его последний фильм. Обратившись к национальному конфликту, Лоуч вписал консервативных пакистанцев (из Глазго) с их свободолюбивым отпрыском, нарушающим ритуальную этику, семейные устои ради рыжей шотландки, в общеевропейский мейнстрим.

Но проиграл новейшим социальным активистам благодаря банальностям драматургии и внезапному благодушию. Точнее, комфортной развязке, не совсем уместной в критическом реализме английского социалиста. Поэтому моя теоретическая надежда возлагалась на фильм с немодным названием «Слесарь» (программа «Панорама») Брэда Андерсона, молодого и модного американского режиссера из независимых, завсегдатая Санденса, фаворита Variety, зрительских симпатий и жюри фестиваля в Довиле («Следующая остановка: Страна чудес», 1998). К тому же этот «Слесарь» оплачен испанским продюсером и снят в Барселоне. Романский припек обещал «прибавочную стоимость», прививку хоть какого-то «дичка» и нелинейные реакции.

Действие психотриллера «Слесарь» происходит в условной — реальной, впрочем, как сон, как свинцовое инферно, — индустриальной зоне у черта на куличках. Она просвечена мрачным неестественным колоритом, одушевлена физически измочаленным протагонистом, сохранившим, однако, бешеный жизненный тонус. Его зовут Тревор Резник (Кристиан Бейл). Он работает на заводе. Дико истощен, его плоть угасает. Внешне он — жертва Освенцима, но не из-за еврейского происхождения, хотя штамп «еврея-вредителя» Андерсон внедрит-таки в фильм. Измучен и не будничной рутиной у станка. А длинной бессонницей, в которой жизнь человеческого тела и вторгшихся в него духов, похитителей сна, отчуждает и личность рабочего, и его место в сообществе. Неизъяснимый страх съедает его тело и душу. Но причина агрессивного сомнамбулизма неведома до самого финала ни герою, ни зрителям, мыслящим по привычке причинно. «От бессонницы еще никто не умирал», — ободрял берлинских зрителей режиссер. (Даже сам доктор Джекил, обрекая себя на бессонницу, тоже не думал, что человек может так долго не спать.)

А сценарист Скотт Алан Косар, написавший «Слесаря» еще будучи студентом киношколы U.C.L.A., признался не только в чувстве ужаса, нагрянувшем после смерти его матери, но и в навязчивой идее: разведать, что же таится или может скрываться там, внутри, под засаленной прозодеждой рабочих, в заманчивой поэзии негламурных индустриальных пейзажей. Назвав Достоевского и Кафку своими предтечами, он задал простодушный и нерасхожий вопрос, давший импульс сценарию: «Случаются ли у слесарей экзистенциальные кризисы?»

Выходит, что пролетарии представляются калифорнийскому студенту некими зомби, пришельцами. И — для проверки их человечности — он сделал Резника безумцем. А его плотью, лишенной романтической тени, накачал слесарева двойника. Брэд же Андерсон разобрался с рабочим, чужим среди товарищей по цеху, с помощью собственных впечатлений, которые приобрел в экспрессионистских хоррорах, фильмах Поланского, Хичкока etc. Кроме вполне абстрактного еврейства героя с говорящей фамилией он не забыл ввести и другие штампы, в частности, проститутку Стиви (Дженнифер Джейсон Ли), привечающую измордованного душевно-телесными ранами Резника. При этом у реальной Стиви тоже есть двойник — Мари (Аитана Санчес-Гийон). Одна лечит его тело, другая — душу. Мари — официантка в кафе аэропорта, куда каждой бессонной ночью Резник приходит, чтобы поговорить, не забыв заказать неизменные кофе с тыквенным пирогом, к которым он не притронется, и оставить двадцать долларов («сдачи не надо»). Так Резник, догадаемся позже, «оплачивает» свое — пока не осознанное, поскольку завис в шоке, — преступление (а в конце мы узнаем, что он задавил ее сына). Так по-простецки надрывно герой вытесняет причину бессонницы. Потом он приглашает Мари домой, а она просит сводить ее в кино. Потом мельком покажется в руках Резника книжка. Кто подсунул ему «Идиота»? Что сей сон значит? Потом с сыном Мари — ожившим мертвецом, как это станет ясно задним числом, Резник отправится в Луна-парк, где в комнате страха — по пути в ад, но также по дороге к спасению — мальчику станет плохо, но мать не вызовет неотложку, потому что он эпилептик «и такое бывает».

Итак, Резник — преступник, бежавший с места ДТП, после того как этого мальчика переехал. С тех пор маньяк-жертва, не распознавший в себе убийцу, ищет, как завороженный, своего мучителя-искусителя, призрака во плоти. Ищет, как сыщик, и сходит с ума, пока не избавится от наваждения, как другой известный сыщик от головокружения. При этом «Слесарь» — фильм не претенциозный и совсем — в обход всех клише — не выспренний. Три, по крайней мере, обстоятельства вызволяют его из глуповатой ловушки «экзистенциального хоррора — триллера для бедных». Первое связано с тем, что «Слесарь» сверлит своим страхом не дуэльное расстояние между «добром и злом», но между «телом и душой». Что зрителю не удается уснуть в силу не устаревающей эмоции типа «мне жизнь привиделась страшней, чем страшный сон». Грегор Замза, превратившись в жука, выдыхал: «Это не было сном». А тощий Резник как бы отдает свои соки и крылья пригрезившемуся двойнику — светлокожему корпулентному негру Ивану (русский и еврей — братья навек), при виде которого замешкался, а его напарник по цеху лишился руки, попавшей под колеса машины-станка. Резнику видится, что Иван носится за ним на красном «Понтиаке», что он умыкает сына Мари, что он любовник Стиви… Резник изнывает от его побоев, но, убивая Ивана и раскатывая ковер, чтобы выбросить большое тело противника в море, трупа не обнаруживает. Так фильм начинается, и перед самым финалом этот кадр повторяется, удостоверяя, что Резник резал себя по живому, после чего сдался полиции, став человеком, который слишком много узнал о себе, но излечился и отправился прямо в тюрьму. Так «форма умирает с содержанием», — сказал бы Набоков. Так выпрямляется состояние жертвы, отождествившей себя с преступником, наказавшим себя долгой бессонницей, глюками, помрачением жизни.

Второе обстоятельство обеспечил Кристиан Бейл, похудевший за время съемок на двадцать пять килограммов. В финале картины — эпизод перед катастрофой — он едет за рулем вполне еще в теле, без признаков анорексии. Бейл играет упоенно, беспощадно, с первого вздоха до последнего взгляда, будто он действительно (а не только по сюжету) «Иван», помнящий о родстве с бывшими русскими и лучшими американскими артистами. «Холодный кипяток» его исполнительской манеры ничего общего с горячечным бредом не имеет. Он сохраняет тревожное равновесие между скелетной синюшностью своего теловычитания и параноидальной витальностью — глаз не оторвать. Резкий рывок после «Американского психопата», где Бейл сыграл крепкого яппи, поклонника всего эксклюзивного: он умащал кожу лосьонами, гелями, масками, защитными кремами, тонизировал тело массажами-тренажерами, спал на простынях от Черутти, а в промежутке между явью и сном убивал блондинок, брюнеток и всех кого ни попадя электропилой. И на вопрос про «откуда мешок», в который он труп очередной запрятал, отвечал: «От Жан-Поля Готье». Но после признания в совершенных преступлениях почему-то «никакого катарсиса не ощутил». Надо полагать, в связи с болезненным, как известно, состоянием американского общества в пору рейгановского правления (времени действия фильма). Андерсон тоже попытался (хорошо, что всего лишь в пресс-релизе) спекульнуть постсентябрьским американским синдромом. Но внутри «Слесаря» этим посланием человечеству не пахнет. Тело самого актера и его героев становится для Бейла то другом его, то врагом, заставляя зрителей задуматься о секретах и приветах психофизики человека. Хоть речь идет о нью-йоркском высшем свете 80-х, хоть о пролетарии эпохи терроризма. У Андерсона Кристиан Бейл играет персональную историю — для разнообразия слесаря — без глубокомысленных или спародированных социальных отсылок. Этот ординарный и неодномерный человек бунтует, как кажется почти все время, без причины, а не против совета директоров завода и не за перманентную революцию. Но ввергнутый в собственный ад, этот маньяк (а не монстр и не серийный убийца с намеком на фрейдистские пошлости, как героиня Шарлиз Терон, которая для этой роли, наоборот, сильно поправилась), сам в себе, не читая Рембо, открывает: «Я — это другой». И — сон свой теряет. Ну а третье обстоятельство реального саспенса «Слесаря» и его героя — в фантастическом изображении этого «театра теней», где ушибленный подсознанием «идиот» — случайный убийца эпилептика — проявляет на широком экране изгибы своих неподдельных фантазмов и заражает сугубо частным кошмаром. Который время от времени заводится то «в истерзанной утробе души» Голядкина, то слесаря из ниоткуда под именем Тревора Резника, то в воображении пражского еврея. То в сердцах простых киноманов, которых пугают, а им не страшно. Насмотрелись…