Элем Климов: «И тогда мне захотелось невозможного»

Э.Климов на съемках фильма «Агония»

Дмитрий Савельев. Элем Германович, один из героев романа, по которому вы хотели поставить, но не поставили фильм, говорит примерно такие слова: «Никогда и ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас, — сами придут и сами все дадут». В 1986 году вы и те люди, которые были с вами, устали ждать, что власть предержащие от кинематографа «придут и дадут», просить не стали, а устроили революцию. С вашей стороны это был романтический порыв или вам хотелось власти?

Элем Климов. Это был чистый романтизм. Ни я, ни люди, пришедшие вместе со мной, не искали никакой выгоды.

Д. Савельев. Вам свойствен романтизм?

Э. Климов. Да, это черта моего характера. И она дважды серьезно давала о себе знать. Сначала во время оттепели, когда наше маленькое поколение объявилось в кино. Нам всем тогда казалось, что круглый год весна, окна открыты, деревья цветут и все будет хорошо. Но очень скоро, как известно, все это придавили свинцовой плитой. А потом была перестройка, на волне которой я и выплыл, попав на секретарскую должность. Д. Савельев. Брожения в кинематографическом мире начались еще до мая 1986 года, или буря в Большом Кремлевском дворце была спонтанной?

Э. Климов. Полной ясности заранее не было, но общий настрой вполне чувствовался: все круто изменить. Потому что действительно накипело. Госкино смертельно всех достало. Оно у всех в печенках сидело.

Д. Савельев. Я могу себе представить.

Э. Климов. Не можете, не можете… Это же пыточная камера была. Ходить туда было и противно, и страшно. А годы шли. Что касается меня лично, то ситуация была такая. Я только что закончил «Иди и смотри». На появление фильма многие отреагировали, какой-то шум вокруг него возник. Да и мне самому не было за него стыдно. Я же был невыездной, а тут премьеры во всех странах, ретроспективы с «Агонией» и «Прощанием». И я поехал по всему миру, и голова слегка поехала. Ну иначе и быть не может, когда все вдруг сразу на тебя сваливается. У меня после фильма возникло ощущение, что я все могу, в такой я был форме, хотя и тяжелая была работа — я чуть не погиб на этой картине психологически. И еще мне показалось, что я все в кино попробовал. Это было ложное ощущение, но оно было. Документальный фильм снимал, комедию снимал, военную трагедию снимал, экологическую драму снимал, исторический фильм снимал. Захотелось чего-то невозможного. Стал искать невозможное — уперся в «Мастера и Маргариту». Но Ермаш мне сразу сказал: «В нынешнем столетии этого не будет — забудь думать». Получилось, что с «Мастером» полное «непрохонже». А тут как раз начались все эти события. Д. Савельев. Вы предполагали до съезда, что выберут именно вас?

Э. Климов. Я знал, что какие-то наметки были. Это во многом шло от ЦК.

Д. Савельев. То есть фигура первого секретаря, избранного на революционном съезде, должна была устроить всех наверху?

«Иди и смотри»

Э. Климов. Можно сказать, да. Полной самодеятельности быть не могло.

Д. Савельев. А вы лично видели себя в роли главы киносоюза?

Э. Климов. Нет, не видел.

Д. Савельев. Вас не смущало то обстоятельство, что вы никогда не носили пиджак руководителя?

Э. Климов. Смущало, конечно. Я не знал, как и чего. Но романтизм опять же пересилил: всеобщий подъем, все так хотят перемен, вокруг столько моих коллег, они избирают меня — как я могу отказаться? И во мне самом было крепкое желание участвовать во всем этом.

Д. Савельев. У вас была конкретная программа действий?

Э. Климов. Вечером в Кремле меня избрали первым секретарем, потом был банкет, я сказал какие-то слова. А уже на следующий день чуть ли не в двена-дцать часов должен был начаться пленум в Союзе. Ночью я не спал и написал тронную речь. Был такой длинненький узенький листочек с наброском плана.

Д. Савельев. Какие пункты он включал?

Э. Климов. Да там много было пунктов. Подразумевалось полное изменение всего, полное. Союз всегда был в пассивной позиции по отношению к Госкино и ЦК. Я сразу сказал, что мы это изменим. Там был пункт о полке, о судьбах людей, о молодежи. Тогда мои «майские тезисы» многих убедили.

Д. Савельев. Вы сами подбирали себе команду?

Э. Климов. Да, это был мой выбор, хотя и советовался, конечно: кого из документалистов лучше пригласить, кого из провинции? Я не имел отношения только к республикам: они избирали своих первых секретарей, которые автоматически становились членами секретариата. И как-то так все собрались. Были там порочные — с точки зрения прежних властей — фигуры. Например, Виктор Демин, которому здесь печататься почти не давали, — он публиковался в рижском «Кино». Или изгой Женя Григорьев. С другой стороны, я пригласил Андрея Плахова. Он работал в «Правде», но мне сказали, что он талантливый и серьезный парень и что никакой секретарской славы ему не надо.

Д. Савельев. Вы ни в ком из команды не ошиблись?

Э. Климов. Ошибся.

Д. Савельев. Во многих?

Э. Климов. Нет, не во многих, но ошибся. Не называя имен.

Д. Савельев. Вы сейчас это поняли или раньше?

Э. Климов. Я это чувствовал еще тогда, когда брал людей, которых брать не хотел, но которых нельзя было не взять. Иначе меня бы не поняли.

Д. Савельев. Ваш уход в творческий отпуск через два года был вызван только желанием побыстрее приступить к съемкам фильма или были другие причины?

Э. Климов. Я страшно устал. Если бы вы провели эти годы в Союзе, вы поняли бы, что это такое. Это сейчас там тихо и спокойно, а раньше в туалет нельзя было зайти, столько народу было. Толпа круглосуточно. Словом, штаб восстания. Понимаете, когда живешь нормальной жизнью, будь ты кинорежисссер, драматург или журналист, ты выбираешь себе круг общения — товарищей, приятелей, друзей. В этот круг не могут войти семь с половиной тысяч человек. И когда вдруг на тебя падают семь с половиной тысяч и все хотят общаться и решать свои вопросы, то можно сойти с ума. Я до такой степени объелся человеческим фактором, что у меня мыло из ушей лезло. Если посмотреть на те мои фотографии, меня узнать нельзя. Я превратился неизвестно во что.

Д. Савельев. Когда вы принимали должность, вы ничего подобного не предполагали?

Э. Климов. Да не думал я об этом и не предполагал, что все так устроено. На самом деле я неправильно построил свою деятельность — слишком многим стал заниматься. А заниматься всем сразу нельзя. Мне надо было реже бывать в Союзе. Но не было по-настоящему сильного оргсекретаря, каким был в свое время Марьямов. Ведь Кулиджанов все тогда на него да на Караганова перегрузил. Мне особенно перегружать не на кого было, поэтому я тратился излишне много. Надо было больше стратегией заниматься. А у нас каждую неделю — секретариат, каждый секретариат — проблемный, каждое заседание — с утра до вечера. Еле выходил потом на полусогнутых. И я сказал: «Ребята, у меня уже на молекулярном уровне изменения происходят. Мне надо кино снимать». Я поговорил с Андреем Смирновым — он сопротивлялся, потому что на моем примере видел, чем ему все это грозит. Но я сказал ему: «Старик, пойми, я здесь сдохну. Мне надо уединиться и писать сценарий, потому что я окончательно решил делать «Мастера». И я сумел его убедить. Это глупость, конечно, на пять лет избирать — нигде в мире такого нет. Максимум на два года, а то и на полтора.

Д. Савельев. Когда вы уходили, то знали, что уже не вернетесь?

Э. Климов. Нет, я не знал, когда у нас будет следующий съезд.

Д. Савельев. Уходили без досады на то, что не все получилось, как хотелось, что не все пункты тронной речи на длинненьком узеньком листочке выполнили?

«Агония»

Э. Климов. Нет, потому что все у нас шло довольно споро и в правильном направлении, как мне кажется. Порой с трудом, со скрипом — ведь мы же имели дело с гигантской заржавевшей машиной. На преодоление приходилось много сил и нервов тратить. И тем не менее по сути мы сделали то, что хотели. Все у нас получилось. Кроме одного. Мы не предполагали, что с таким грохотом обрушится страна. Когда наступил кризис, когда раздели и разули всех людей, сделали их нищими — какое может быть кино?

Д. Савельев. Вы не составляли никаких экономических прогнозов, когда разрабатывали новую модель?

Э. Климов. Конечно, мы не просто сидели в секретариате и ратовали за рынок. С нами тогда работали очень много серьезных людей, которым мы верили. К нам приходили экономисты, юристы, специалисты по авторскому праву, философы — кого там только не было. Они по нашей просьбе делали анализ общественной жизни.

Д. Савельев. Получается, никто не предугадал?

Э. Климов. Получается, что так. Плюс изменилось отношение западного мира. Когда мы в 1987 году поехали завоевывать Голливуд, еще продолжалась «холодная война» (американцы снимали антисоветские фильмы, мы поменьше, но и у нас было какое-то «плавание», одиночное, что ли1). Мы тогда обрели многих друзей, это была чисто политическая акция. Это называлось «киносаммит». Помню, как мне Хаммер сказал: «Что уж вы так сразу — киносаммит… Все-таки саммит — это когда политики встречаются». Сейчас о тогдашней эйфории забыли: все понимают, что с нами дело по-прежнему иметь нельзя, и боятся сюда инвестировать.

Д. Савельев. Сегодня многие считают вас чуть ли не главным виновником всех бед российского кино. Вам не обидно ощущать себя крайним?

Э. Климов. Во-первых, мне это по фигу. Никаких комплексов у меня нет, абсолютно никаких. Во-вторых, у меня есть близкие люди, с которыми мы подолгу не видимся, но они меня встречают и говорят: «Ты изменился в лучшую сторону».

Д. Савельев. Вы знаете, в чем вас обвиняют люди, не приемлющие V съезд и считающие вас врагом отечественного кино?

Э. Климов. Например, нас обвиняют в том, что мы не разработали вопрос с прокатом.

Э.Климов, Л.Шепитько (60-е годы)

Д. Савельев. Между прочим, это главное обвинение. Вы можете что-либо возразить?

Э. Климов. Вопрос с прокатом был полностью разработан — с учетом тех обстоятельств. У меня на столе лежал замечательный проект.

Д. Савельев. В чем заключалась его суть?

Э. Климов. В изменении всей прокатной системы. В ситуации рынка огромные кинотеатры-сараи бессмысленны — их надо перестраивать. Мы понимали, что нужны многозальные и многопрофильные кинотеатры, нужна реклама для привлечения зрителей, потому что кино — это досуг. В те годы молодым людям — а это основной контингент зрителей — некуда было пойти. Разве что на танцплощадку, где обязательно дело кончится дракой. А куда еще? Некуда.

Д. Савельев. Вы не понимали, что наступит эпоха видео?

Э. Климов. Нас предупреждали насчет видео, но мы не верили в его быстрое наступление, потому что считали: у народа нет денег, чтобы купить видеомагнитофон. Но волна набежала быстрее, чем мы думали. Кроме того, возникла мощная индустрия развлечений. Ее принес рынок — и отобрал у нас зрителей. А тогда, когда мы в Союзе начинали думать о реорганизации проката, мы гордились, что у нас самое большое среднестатистическое число посещений кинотеатра в год — четырнадцать! Сейчас оно близко к нулю. Кинотеатры разобрали, и там возникли автосалоны. Рыжков тогда не дал нам провести реформу. Просто не дал.

Д. Савельев. Может быть, стоило сохранить централизованный прокат, не отдавая его на откуп муниципалитетам?

Э. Климов. Вы знаете, когда рухнуло централизованное государство, об этом уже и речи не могло быть.

Д. Савельев. В 1988 году оно еще не рухнуло.

Э. Климов. Речь должна идти о 1989 и начале 1990 года, когда вышло постановление Совмина о кино.

Д. Савельев. А когда вы начали внедрять новую модель?

Э. Климов. Что значит «внедрять»? Мы ее придумали, разработали с учеными, но главное — должно было быть постановление Совмина. Мы бились за каждую строчку, выцарапывали почти каждое слово и почти все выцарапали, кроме реорганизации проката. Перед тем как подписать постановление, Рыжков вычеркнул этот абзац.

Д. Савельев. Почему?

Э. Климов. Кто-то его убедил, что нужно вычеркнуть. А как он боролся против кооперативов! Он же против всей экономической реформы боролся. Он понимал, что кино — это опасная зона. А мы тогда действительно были впереди планеты всей. Значит, если он здесь даст слабину, позволит лишнее — поднимутся все.

Д. Савельев. Отделение творческих коллективов от производственной базы произошло до постановления Совмина?

Э. Климов. Нет, оно тоже было связано с постановлением. Тогда без ЦК и Совмина ничего сделать было нельзя. Д. Савельев. Иными словами, вы считаете, что ко времени выхода постановления идея централизованного проката была утопичной?

Э. Климов. Я думаю, да.

Д. Савельев. Давайте продолжим список ваших прегрешений, составленный оппозицией. Вас обвиняют в том, что вместо созидания нового вы занялись оплевыванием прошлого, что перечеркнули его, что съели старшее поколение, а теперь вот съели вас. В этих словах есть доля истины?

Э. Климов. Мы никого особенно не ели, это все произошло само собой — я имею в виду бунт против киногенералов. V съезд на самом деле был бурным, там черт знает что происходило. Вы были там?

Д. Савельев. Нет, я там не был.

Э. Климов. Какой-то итальянский журналист написал отчет об этом съезде и назвал его «Землетрясение в Кремле». Топали ногами, захлопывали министра. Но у всего этого были причины, потому что киногенералы так хорошо расселись в своих креслах, так много они имели и так цинично нас имели в виду. И им в очередь давали ставить фильмы. Вот поэтому выбрали нас, а их не выбрали даже в правление. Естественно, они обиделись. Один товарищ мне рассказывал, что во время съезда он около Манежа встретил Бондарчука, который был просто потрясен тем, что его не избрали делегатом. Для них для всех это было потрясение.

Д. Савельев. Может быть, это на самом деле было ребячество (по слову Михалкова) — отказ Бондарчуку в мандате?

Э. Климов. Да, ребячество. Съезд был не только историческим, но и истерическим: крышка с котла слетела. Потом Бондарчук приходил ко мне, и мы прекрасно с ним беседовали. И с Кулиджановым мы в нормальных отношениях. Когда мы избирали потом руководителей студий на «Мосфильме», то проголосовали и за Бондарчука, и за Наумова. На самом деле людей, которые в очередь снимали картины, просто не сделали секретарями. Все остальное у них осталось. Бондарчук снимал «Тихий Дон», Матвеев работает, Ростоцкий работает, Наумов работает.

Д. Савельев. Положим, Ростоцкий сейчас не работает — он на острове под Выборгом живет.

Э. Климов. Так ведь он снял, что хотел — этого своего «Кузькина». А теперь на острове отдыхает — пусть отдыхает Этот же вопрос каждый сам для себя решает. Но съезд запретов не давал никому.

Д. Савельев. Обвинение номер три: вы вместе с мутной водой выплеснули ребенка.

Э. Климов. Это вы кого ребенком считаете?

Д. Савельев. Например, Госкино. Оказалось, что это не только «пыточная камера» — у него есть и полезные функции. Недаром же Госкино возродилось.

Э. Климов. Вот это, наверное, было нашей ошибкой. Кстати, одним из тех, кто предупреждал в секретариате насчет Госкино, был Вадим Абдрашитов. Он говорил: «Ребята, погодите вы бучу затевать. Карфаген уже разрушен, но какие-то контакты с государством должны остаться. А не просто так — освободились от всего и поехали-поплыли». И Вадим оказался прав.

Д. Савельев. Почему же его голос не был тогда услышан?

Э. Климов. Все по той же причине — всеобщая эйфория. Одна из моих главных ошибок заключается в том, что я не нашел себе Кассандру, которая подсказывала бы мне поточнее. Кассандры рядом со мной не было, а мне мудрости и интуиции не хватило. Я надеялся, например, что придут молодые и начнется невиданный ренессанс, который удивит весь мир. Но вот молодые пришли — по дороге, которую освободили для них. Сейчас сни-мают в основном они, но открытий я не вижу. Мой сын любит и знает кино, но когда я включаю телевизор и там идет какой-нибудь наш новый фильм, он просит: «Папа, выключи. Не могу я это смотреть».

Д. Савельев. За одиннадцать лет ни один из фильмов не стал для вас откровением?

Э. Климов. Мне понравилась «Маленькая Вера» — это было в самом начале. А потом «День Ангела» — такие у меня вкусы. Больше ничего.

Д. Савельев. Один очень известный режиссер2, автор самого громкого фильма последних лет, сказал как-то: «Где вы, бунтари и глашатаи перестройки, Элем Климов и Андрей Смирнов? Где ваши фильмы! А я вот кино снимаю…» Как быть с фактом? Он действительно снимает кино, а вы нет.

Э. Климов. Его настроение по отношению ко мне понятно, у нас давние «теплые» отношения. Андрей Смирнов довольно долго пишет сценарий, у него очень серьезный замысел. За это время он поставил несколько пьес — во МХАТе, в «Комеди Франсез», сыграл несколько ролей. Делает он что-то или нет? Делает, иначе не мог бы свою большую семью кормить. Другие люди моего поколения работают. Глеб Панфилов заканчивает фильм, Леша Герман тоже заканчивает наконец. Муратова — та вообще снимает безостановочно. Ну, Кира она и есть Кира. Через раз что-нибудь эдакое выдает. Я ей говорю: «Да ты остановись хоть, подумай». А она мне: «Чего ты кино не снимаешь?» — «Да ты-то чего снимаешь?..»

Д. Савельев. Режиссер Элем Климов не перегорел и по-прежнему хочет снимать «Мастера и Маргариту»?

Э. Климов. Не перегорел, хотя молоко в вымени стало уже немного подкисать. Но если на меня с неба упадет бумажник, я буду снимать.

Д. Савельев. Это должен быть толстый бумажник — наподобие того, что упал на Андрея Кончаловского перед съемками «Одиссеи»?

Э. Климов. Ну что вы, «Одиссея» — это ведь дешевое кино для телевидения. Всего сорок миллионов. Мне нужно, чтобы в бумажнике был чек миллионов на сто как минимум. Я вам говорил про «Мастера» как про невозможное. Андрей Платонов в письме к жене написал: «Невозможное — невеста человечества. К невозможному летят наши души». А недавно я прочел у Яна Флеминга: «Невозможное — это то, чего вы плохо захотели». Может быть, я плохо захотел «Мастера», потому что когда я захочу, то как танк пробьюсь. Вот «Иди и смотри» мне много лет не давали снимать, но я захотел и все равно снял.

Д. Савельев. А не может быть так: в ожидании чека на сто миллионов вы садитесь за стол, пишете сценарий малобюджетного фильма и снимаете его?

Э. Климов. Может быть и такое. Но все равно должно что-то возникнуть. Есть несколько вариантов, но это так, немножечко подразвлечься, прогреть мускулы. Голову-то распирает другое. И когда ты забрался на высо-кую гору, подышал разреженным воздухом, то очень скучно спускаться в долину. Я сейчас не снимаю кино — я пишу стихи.. Уже килограммов пять написал. Сын говорит: «Папа, ты такие стихи пишешь, что потом, когда тебя не будет…» Я спрашиваю: «Ты хочешь сказать, когда меня наконец не будет?» — «Нет, я хочу сказать, что они тебя не по фильмам, а по стихам будут вспоминать».

Д. Савельев. Вы не прочтете что-нибудь из пяти килограммов, что лучше всего соответствует вашему сегодняшнему самочувствию?

Э. Климов. Вообще-то я пишу их только для себя и дал зарок не публиковать. Они у меня все панковские. Даже не знаю… Ну, вот непанковское двустишие: «Стою в восторге на коленях пред навсегда закрытой дверью».

1997, июль

1 Имеется в виду фильм «Одиночное плавание», режиссер А. Малюков. — Прим. ред. 2 Речь идет о Н.Михалкове и его фильме «Утомленные солнцем». — Прим. ред.