Тигр на веревочке. «Тропическая лихорадка», режиссер Апичатпонг Веерасетхакул

«Тропическая лихорадка» (Sud Pralad)

Автор сценария и режиссер Апичатпонг Веерасетхакул Операторы Джарин Пенгпанич, Вичит Танапанич, Жан-Луи Вьялар Художник Акекарат Хомлаор В ролях: Банлор Ломной, Сакда Каевбуади Anna Sanders Films, Tifa, Downtown, Thoke+Moebius Film, Kick the Machine, Backup Films Франция-Таиланд-Италия-Германия 2004

Представьте себе залежи теней в лесах Куинджи, взбудораженные кистью импрессиониста и погруженные в ночь, — примерно так можно описать густо населенную волшебством черноту «Тропической лихорадки» Апичатпонга Веерасетхакула.

Не всякий аккредитованный на Каннском кинофестивале журналист досидел в просмотровом усердии до середины фильма — заскучал в своей избыточной просвещенности, разглядывая невнятное токование двух юношей в тайской деревеньке, приютившейся на опушке джунглей. И жаль, что поспешил уйти, не увидев, как в середине фильм полностью изменился. С чем можно было сравнить это ощущение? Скажем, вы путешествовали на пароходе, прохлаждались на палубе, залитой мягким золотом вечернего солнца (примерно такого цвета освещение в первой части «Тропической лихорадки»), на секунду прикорнули в кресле, прикрывшись пледом… — а как открыли глаза, уже, оказывается, вы сидите в повозке, запряженной неведомо во что — не видно, поскольку вокруг тьма, потом глаз привыкает… Покачивает, но совершенно иначе, нежели на навсегда пропавшей палубе растаявшего парохода. Примерно такого рода изменение происходит в середине фильма, когда солнечный день и mood for love сменяется ночью и триллером. Смена истории, пространства, героев происходит на редкость простодушно — вдруг. Внезапно, прямо посреди мизансцены, где идет своим чередом действие, появляются титры, и на экране воцаряется другой фильм. Режиссер сказал на пресс-конференции, что так же естественно душа человека делится на темную и светлую стороны: «Тропическая лихорадка» переводит на экран мое восприятие диких пейзажей и тайн природы; это песня любви и мрака«.

В «первом» фильме два приятеля бродят по тропинкам деревеньки, болтают о том о сем, трапезничают. Воздух, зелень, влага, песок — ландшафт нараспашку открыт, впитывая в себя намеки на чувства. Но все не назойливо, без всякого стилистического позерства. Главные герои — Кенг и Тонг, хрупкие поджарые юноши, — более всего напоминают пару бабочек, что, порхая, путают маневрирующих с ними заодно спутниц с окрестными цветками. Между тем Кенг состоит на службе в военном лагере, расположенном недалеко от деревни; Тонг помогает родителям в фермерском хозяйстве.

…Влажное тропическое марево. Возможно, скользят сквозь него десятки духов, согласно древней тайской мифологии живущих в каждом из нас, поэтому ландшафт словно дышит, трепещет. И слова превращаются в тремор воздуха. «Когда я отдавал тебе видеокассету, я позабыл отдать тебе свое сердце… Сегодня мог бы тебе его передать — вот оно, кстати. Ты чувствуешь, вот оно?» — «Да, я беру его. Чувствую».

Еще недавно эти двое кружили друг около друга, как духи, как волны раскрашенного под человеческие тела воздуха, и вот они уже кажутся невесомыми растениями, покачиваются, как стебли, влекомые ветром, и неожиданный всплеск — после выяснения отношений радостно облизывают пальцы друг друга, как два веселых щенка. Вдруг оказываются на границе мира фауны, дикого мира.

Плоть подбирается к духу вплотную, и пока один влюбленный находится в сонной дреме, другой… другой, вероятно, исчезает. Как раз в этот момент на экране появляются титры — название, режиссер, оператор… Титры быстро исчезли, на экране стали молниеносно сгущаться сумерки. Началась вторая часть «Лихорадки».

…Джунгли. Стремительно наступает ночь. Какой-то солдат бродит меж лиан в поисках, вероятно, друга. Титры информируют: существует легенда, она гласит о том, что по джунглям бродит дух убитого солдата, которому предстоит встреча с душами пропадающих местных жителей. Отныне джунгли становятся главным героем. Отдельные знаки хитроумно проныривают в это пространство, маскируясь под его обитателей — и вот уже светлячки принимают пульт радиотелефона за группу своих «собратьев» по мерцанию, с чем мигающие кнопки и не спорят. Скачущая с лианы на лиану обезьяна считывает сигналы брошенного переговорного устройства как привычный лепет сверкающих насекомых и вступает в беседу с блуждающим впотьмах солдатом. Она сообщает ему (титры на тайском и английском), что предстоит встреча с тигром. Тигр может вселиться в душу путника, если тот будет слаб. Или, наоборот, человек может вселиться в душу тигра — и что из этого выйдет, узнается потом…

(Натуральная «речь» представительницы фауны субтитрируется в кино впервые. По зрительному ряду, где я сидела, прокатился шепоток: «Ну вот, от говорящей обезьяны у Тарантино наконец-то прочистятся забитые трешем чакры…» Прочистились. «Тропическая лихорадка» получила Специальный приз жюри.)

Солдат напуган сообщением обезьяны. Джунгли будто вступают с ним в сакральную схватку и гнут его к земле, возвращая к четвероногому состоянию. И он будто поддается — выглядит это, как фокус, при котором на наших глазах конструкция человеческого тела меняется (без применения цифровых технологий, балета, грима), регрессирует до состояния доисторического четвероногого. Однако усилием воли Кенг выпрямляется, поднимаясь на ноги. По ходу дела выясняется, что если тигр вселится в душу солдата, то войдет и в круг его мышления, в том числе в тоску по пропавшим, и, соответственно, отчасти станет уже и не диким животным.

Играющие разными оттенками черного пейзажи выполняют важную смысловую роль; чернота — субстанция, поглощающая мутную душу героя, в которую подмешено немало дикости. И она присутствовала уже в тот момент, когда балдевшие от взаимной приятности юноши грациозно облизывали друг другу пальцы (в светлой первой части фильма). И толкнула в объятия ночи и леса.

Простодушие своего посыла режиссер не скрывает и даже подчеркивает, на несколько минут размещая на экране примитивную картинку, иллюстрирующую разговор тигра и человека. На рисунке между ними протянута веревочка, которая соединяет души в момент откровенной беседы. Об этом есть кхмерская сказка, сообщают титры. И покуда мы разглядываем картинку, из ветвей вырисовывается настоящий тигр. Вновь реальное проявление невидимого пограничья, складки пространства, цезуры цивилизации.

Фольклорная наивность, которая соединяет нарисованную веревочку (средство трансляции), пугливую тень заблудившегося в лесу духа, говорящую обезьяну, засыпающего под каждым кустом (от страха) солдата, светляков, обретших родственниц в мигающих кнопочках телефона, одновременно ощущается как некая охранная ирония. Которая ограждает реальный и в то же время абсолютно равный мифологическому сказанию мир от посторонних холодных анализирующих взглядов. Стилистика фильма балансирует между традиционным кинематографическим языком и экспериментом, пеленгующим неведомые ранее кинокамере способы общения жителей тварного мира и населения обиталища духов. Причем ведет эти исследования Апичатпонг Веерасетхакул не столько как натуралист или антрополог, сколько как фокусник, неторопливо наслаждаясь отчасти открываемыми, а отчасти творимыми им самим чудесами.