Москва-2004: русский как иностранный

Уровень фестиваля растет. Сейчас Тарантино уехал — мы приехали. (Вагиф Мустафаев, режиссер конкурсного фильма «Национальная бомба»)

«Московский фестиваль уходящего года очевиднее прежних подтвердил: драматургия и режиссура этого международного смотра, его главная интрига, скандалы и события, наконец, предпочтения публики и профессионалов определяются (если не исчерпываются) нашими внутренними сюжетами».

Этот абзац открывал мою заметку, посвященную прошлогоднему ММКФ, и, хоть и нескромно себя цитировать, объективная реальность, спустя двенадцать месяцев, к сожалению, выбора не оставляет.

Можно было бы и ограничиться этим началом, поскольку дальше читателя ждут рецензии на те отечественные картины, которые и определили эти самые предпочтения публики, критики и на сей раз — еще и жюри. Однако на нескольких нюансах, отличающих ситуацию XXVI фестиваля от XXV, все же стоит остановиться: иные из этих отличий кажутся принципиальными, стратегическими, и если Оргкомитет будет и впредь на них настаивать, столичный мировой киносмотр класса «А» рискует весело слиться с беззаботным сочинским «Кинотавром».

1. Не было в этот раз художественных и околохудожественных скандалов — даже внутренних, кулуарных размолвок, которые, подхваченные резвыми журналистами, могли бы сойти за фестивальную сенсацию, конфликт, событие. Разве что откровенное пристрастие президента фестиваля Никиты Михалкова к фильму Марины Разбежкиной «Время жатвы» вызвало недоумение некоторых газетных обозревателей, впрочем, в бой никто не ринулся, так, вяло пожали плечами. Корректность — прекрасная и опасная — воцарилась-таки в Москве и творила свои полезные дела, при этом лишая (а как иначе-то?) фестивальную жизнь громких событий, неожиданных «хулиганских» киновывертов, дерзких ошибок, разочарований и плодотворных обид.

2. В отсутствие отчетливых художественных сюжетов, провоцирующих разговор о намеках на новые тенденции мирового кино, которыми заинтриговала бы Москва, остается холодно разбирать изменившуюся в этом году драматургическую конструкцию ММКФ. Амбивалентная корректность определила более правильную (чистую) — аскетичную структуру: два конкурса — главный и «Перспективы», точно выбранная актуальная персональная ретроспектива Александра Клюге, и это почти все. Решительный запрет на роскошь отвлекающих архитектурных излишеств, вроде прежних (популярных среди фестивального люда) программ Андрея Плахова и Петра Шепотинника. ММКФ приблизился к фестивалям-лидерам, которые сосредоточенно и несуетливо устраивают соревнования новых фильмов, открытых-добытых самими этими фестивалями.

А то ведь раньше получалось у нас не совсем корректно: Московский фестивальный брэнд под патронажем святого Георгия продвигал Канн, Берлин, Венецию, Локарно, их «Пальмы», их «Львов» и «Леопардов».

С другой стороны, радуя безразличного к этим условностям зрителя, сама Москва в накладе не оставалась: выставленные в общей — шикарной — фестивальной витрине, каннско-венецианские откровения воспринимались в центре российской столицы как наш отечественный товар: так, мы здесь, у себя увидели фон Триера и Вонг Карвая, Линча и Коэнов да и всех прочих классиков и — что важно — новичков, обласканных или оскорбленных (это не важно) на Лидо или набережной Круазетт. И еще одно следствие (или причина) оргкомитетской установки на корректность: вне сравнения с конкурсными программами «главных» фестивалей конкурс Московского международного предстает каков он есть. Сам по себе — вне контекста, который способен вызвать комплексы. Так что мы теперь честные, но богатые (фильмы-то, о которых речь, в подавляющем большинстве своем нам доступны и вне фестиваля, ибо куплены, слава богу, нашими прокатчиками).

3. Есть, увы, другая сторона соблюдения похвальной чистоты жанра мирового конкурсного киносмотра. Скучно стало в фестивальной Москве, смотреть почти нечего, неинтересно думать, спорить, писать. Из редакционных тайн: нам не удалось найти критика, который согласился бы прокомментировать обе конкурсные программы.

Мерил Стрип

4. Структурная щепетильность, из-за которой зрители не смогли поживиться чем-то интересным на стороне (вне конкурса), — новация ММКФ. Не думаю, что перспективная. Мне уже приходилось писать, что Москва, которой не под силу кинематографическая вертикаль (все лучшее, что создается в мире), может отыграться на горизонтали: чтобы показать, как люди живут за пределами немногих хорошо известных нам стран, не обязательно замахиваться только на шедевры. Мультикультурный, мультиэтнический концепт сегодня как никогда ко двору. А мы зачем-то сужаем и сужаем пространство наших интересов: сильно редуцированное участие фильмов-лидеров мирового кино, отсутствие широкой панорамы кино не первостатейного, но просветительски любопытного плюс предельно слабый конкурс, естественно, сфокусировали внимание на российском кино.Не могли не сфокусировать. Оно (кино) было на этот раз объективно самым интересным.

5. Фокус этот и раньше «всеми был замечен». Но именно на последнем фестивале стало ясно, что российский акцент и есть искомая концепция нашего международного, его пафос, стратегия, даже больше — смысл и цель его существования. И если в прошлые годы аншлаги на отечественных программах, контрастировавшие с полупустыми залами на показах конкурсных лент, были все же — формально — на обочине фестивальной жизни, ибо площадка Дома кино — второй сорт в сравнении с главной фестивальной площадкой, то теперь мы одолели и этот рубеж. В «Пушкинский» в июне 2004-го зритель ломился на отечественные картины (и по-прежнему зал часто пустовал во время показа иностранных фильмов). Три наши ленты участвовали в основном конкурсе, одна — в «Перспективах», и, по общему мнению, мы в этот раз взяли и числом, и качеством.

6. В связи с качеством: в мои задачи не входит разбор картин. И все же одну особенность большинства наших лент упомяну — она имеет прямое отношение к фестивальному сюжету. «Русский как иностранный» — есть такой предмет в наших педагогических вузах, где учителей обучают преподавать родной язык чужеземцам. Что-то в наших картинах (прежде всего, в ретро), при всей их разности, заставило вспомнить об этом предмете. Ведь какова его методология? Чуть более внятно, медленно и подчеркнуто правильно артикулируем, слово за словом складываем фразы, по возможности простые, на всякий случай — вдруг кто-то не понял — повторяем и наконец закрепляем пройденный материал. А можно и так сказать: русский (фильм) теперь не как иностранный, а вместо иностранного. Определяя лицо Московского международного кинофестиваля, наше кино просто обязано быть лучшим. И за счет селекции, и за счет фестивальной драматургии, выстроенной согласно «самым строгим правилам».

7. Из хороших новостей. Открытие и особенно закрытие фестиваля все хвалили. Произвело впечатление сочетание элегантной сдержанности и уместной в кино сентиментальности. Благодарить за это следует режиссеров церемонии и, несомненно, исполнительницу главной роли — великую и единственную Мерил Стрип.