Карловы Вары-2004: чешская мечта

В Карловых Варах произвела впечатление фестивальная статистика, опубликованная в пресс-релизе в последний день МКФ. Количество проданных билетов оказалось вдвое больше, чем жителей популярного европейского курорта, а приехавших сюда кинобизнесменов, опять же, было в два раза с небольшим больше, чем гостей — фильммейкеров «в законе». Деловых людей от кино — продюсеров, дистрибьютеров, фестивальных отборщиков etc. — приехало аж восемьсот человек. И это несмотря на то что на Карловарском нет кинорынка. Однако интересы бизнеса требуют присутствия на всех важных кинофорумах. На этом основании приходим к выводу, что Карловарский МКФ — успешное предприятие. В сети отборщиков попадают и арткино, и мейнстрим — концепция отбора такова, что по программам можно составить представление о современной реальности. Редкость по нашим временам, стремящимся всякими хитрыми способами убежать от действительности. Ее отражения и проекции, как правило, адекватны драматическим жанрам. Что естественно. У кого что болит, тот о том и говорит. Болевые точки пульсировали по всему фестивальному дисплею, расположившемуся в разных временных эпохах. К примеру, немецкая ретродрама «Напола» Денниса Ганселя — воспоминание о нацистской Германии 1942 года. Действие происходит в кадетском корпусе, где формируют элиту тысячелетнего рейха, перемалывая личности и судьбы тинейджеров, попавших в эту школу. Экспрессивная стилистика ленты, ее исступленный холод прожигают насквозь вплоть до жуткого финала: дети в черной униформе СС брошены в свой первый бой, им дан приказ найти и обезвредить вражеский десант. В лесу они сталкиваются со своими ровесниками — советскими диверсантами…

«Такие дети», режиссеры Андреа Фраззи, Антонио Фраззи

В конкурсе сошлись несколько картин, где детские драмы оборачиваются то имманентным качеством взросления, то следствием преступной безответственности взрослых. Незапрограммированно сложился гипертекст, скрепленный социальным дискурсом. Братья Фраззи получили «Хрустальный глобус» (кстати, второй год подряд Гран-при уходит в Италию) за бескомпромиссную и очень жесткую картину «Такие дети» — о криминализации детей, предоставленных улице. Фильм выдержан в реалистической поэтике — что-то вроде неонеореализма. В мировом стилистическом континууме, облюбовавшем нишу на стыке реальности и надреальности, яви и сновидения, подобные стилевые интервенции отдают старомодностью — с точки зрения критического снобизма. Кинокритическую ересь упорно не разделяет публика. Она не сдает своих позиций и во все времена хочет идентификации с экранными героями и проблемами. Похоже, большое жюри представляло точку зрения зрительского большинства: призы достались мейнстриму, арткино не вызвало у судей энтузиазма. В компанию аутсайдеров попал Фридрик Тор Фридрикссон со своей «Хорошей страной» — целомудренной и трогательной, почти сказочной историей из жизни странных, неукорененных в реальности людей, погруженных в хрупкий мир возвышенных и тонких чувств. Потребность героев ленты любить и быть любимыми ставит их выше клинически здоровых людей, всегда готовых к компромиссу и предательству собственных чувств. Такой взгляд на маргиналов, представляющий их внутренний мир как гуманистическую ценность, — уже реабилитация, если хотите, значимый социальный жест. (Картина Фридрикссона рифмуется с нежной драмой Романа Балаяна «Ночь светла».) Без призов остались и замечательные французские «Хористы» с выдающейся актерской работой Жерара Жюньо в главной роли — сделанная в добротной классической манере картина о проблемных подростках из бедных семей. Их безрадостное послевоенное отрочество протекает в похожем на тюремный барак интернате. Но и в этом провонявшем сортиром пространстве однажды пролетел ангел. Вслед за ним появился учитель пения, нелепый и лысый, и преобразил в гармонию «беспросветку» никому не нужных детей.

«Напола», режиссер Деннис Гансель

«Мой сводный брат Франкенштейн» Валерия Тодоровского — российский вклад в конкурс — в сложившемся контексте тоже каким-то боком цепляет вечную тему детства. Фильм получил приз ФИПРЕССИ, но не вызвал энтузиазма у большого жюри. Лично я болела за нашу картину не из патриотизма, а, что называется, из высших соображений. На мой вкус, она была самой сильной в конкурсной коллекции. Объективности ради замечу, что пусть отзывчивая карловарская публика, с энтузиазмом принимающая каждый фильм, и проводила «Франкенштейна» аплодисментами, но и в аплодисментах мне слышалось что-то вроде недоумения. Публика, особенно к западу от востока, не любит депрессивные фильмы и обожает хэппи энд. Коллегам из Польши и Чехии — даже им — тоже многое было непонятно, и объяснить непонятное было невозможно. Причина непонимания, видимо, не в том, что режиссер не сумел доходчиво рассказать историю. Отсутствие опыта, подобного нашему, и незнание реалий российской жизни сильно мешает считывать смыслы. И слава Богу, если его нет, такого опыта. Мы и у себя подсознательно его вытесняем. Между тем получивший приз за режиссуру хорватский фильм «Здесь» Зринко Огреста, эдакий «пейзаж после битвы», панорама человеческих судеб, непоправимо исковерканных балканской истребительной войной, был назван лучшей картиной года у себя на родине. Посмотрим, увенчают ли «Франкенштейна» в родных пенатах почетным титулом.

«Чешская мечта», режиссеры Вит Клусак, Филип Ремунда

Карловарский фестиваль неукоснительно отслеживает, что происходит в кинематографе стран бывшего соцсодружества. Геополитика круто изменилась, но творческие и дружеские связи остались («дружба народов» советского образца в России обернулась открытой враждебностью к лицам нетитульной национальности). На том же бездонном Берлинале в разных программах можно поймать фильмы восточноевропейского региона. Но в контексте Карловарского МКФ они занимают куда более заметное место.

Недавний польский дебютант Конрад Невольский показал свою вторую картину «Симметрия», навеянную собственным драматическим опытом. Криминальный сюжет — видимо, задним числом — переформатирован в экзистенциальную драму, вот что без всяких постановочных подпорок укрупняет этот малобюджетный проект. Прохожий на свою беду случайно попадает в полицию и оказывается в СИЗО: старая женщина на опознании ткнула в него пальцем как в убийцу. Пережив шок, герой-интеллигент смиряется со своей участью. Словом, от тюрьмы и от сумы не зарекается — мысль, до боли близкая русской ментальности.

Режиссер Аттила Янич, представитель нового поколения венгерского кино с его богатой арт-традицией в фильме «После позавчера» блеснул изобразительной пластикой и отличным знанием мирового кино. Ученик Золтана Фабри, венгерского классика, экспериментируя с хронотопом, аранжировал мистический триллер как психоделическую притчу, оставляющую долгое «послевкусие» сновидческого свойства. То ли было, то ли не было… На этой зыбкой грани балансирует поэтика ленты, убеждающая в том, что наш подпольный, дословесный мир — такая же непреложная реальность, как материальная действительность

«Хористы», режиссер Кристоф Барратье

В программе нового чешского кино я запала на документальный фильм «Чешская мечта». В пространстве актуальной социологии и практической психологии масс на стыке с вымышленным миром игрового кино вдруг нарисовалась пристройка, а в ней — дверца в «нулевой цикл», в коллективное бессознательное, где коренятся все человеческие иллюзии, включая неутоляемую потребность их переживать несмотря и вопреки. Сюжет — самый что ни на есть грубо материальный, извлеченный из недр потребительского общества, окрепшего в Чехии в последнее десятилетие (как и окрест, разумеется). Первое в Чехии реалити-шоу было разыграно не в телевизионном формате, как это принято во всем мире, а в потоке жизни. По всей Праге развесили призывные афиши об открытии в пригороде мегамаркета «Чешская мечта». Параллельно в печатных медиа время от времени появлялись опровержения, призывающие не верить этой информации: мол, все обман и надувательство. Но вот настает день Икс, и авторы этой идеи, они же авторы фильма, Вит Клусак и Филип Ремунда, вооруженные видеокамерами, снимают результаты своего эксперимента. Как сторонний зритель я в шоке, просто глазам своим не верю. Представьте себе загородный простор, упирающийся аж в горизонт. Там, вдали, красуется фасад обещанной «Чешской мечты», и толпы пеших горожан (их было несколько тысяч) устремляются к ней, как к последней надежде. По мере приближения к импозантному фасаду становится все яснее, что это всего лишь гигантское расписное полотнище, укрепленное на металлической конструкции, — ну прямо очаг в каморке папы Карло. Разочарованная публика, однако, не проявила особой агрессии, не устроила массовой демонстрации протеста, не побила авторов, не принесла никого в жертву — наверное, это и есть национальная особенность коллективного бессознательного чешского розлива. Последующий опрос показал: многие продолжают верить в реальное существование мегамаркета «Чешская мечта».

Очень полезный для кинематографистов опыт. Когда-то было сказано: «…Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». С тех пор ничего не изменилось. И ждать, что изменится, — напрасные надежды.