Трудник. Сценарий

Часть первая

Железная дорога. Высокая насыпь

Лето, гудят провода. Летают мелкие серые бабочки.

Два мальчика идут по железнодорожному полотну. Оба идут босиком, каждый по своему рельсу. Рельс горячий и узкий, нужно держать равновесие, на лицах и у того и у другого удовольствие.

Молодой человек с прутиком в руке идет по тропинке под насыпью. Прутиком он отмахивается от комаров. Он идет параллельно с мальчиками, но им не видно его, потому что он внизу. А ему не видно их. Поют птицы.

Мальчик постарше часто оглядывается назад, где за поворотом скрываются пути. И каждый раз теряет равновесие, взмахивает руками.

— Не бойся, — говорит младший. — Если электричка близко, то рельс задрожит.

Боязливый мальчик останавливается, вдавливает ступню в рельс. Успокоившись, идет дальше.

— Стой! — через какое-то время говорит младший. — Электричка.

Мальчики сходят с путей на обочину. Из-за поворота со свистом вылетает электричка.

Вагон электрички

Три героя — Андрей, Герасим и Виталий — едут в одном вагоне. Но они еще незнакомы друг с другом.

Вагон полон, сидят по четверо, хотя мест на лавке — три.

— Я тебе не верю, — говорит девушка в очках своей подруге.

Подруга усмехается, отворачивается к окну.

— В среду — говорила, в четверг — говорила, в пятницу — говорила, — продолжает девушка.

— Не говорила в пятницу, — отвечает подруга.

— Я тебе не верю!

— Ну и не надо, — улыбается девушка.

Улыбается она Андрею, сидящему напротив.

Андрей смущается, смотрит в пол. Потом поднимает глаза и в ответ улыбается. Подруга замолкает, ревниво смотрит, как Андрей и девушка улыбаются друг другу.

Напротив, через проход, сидит Герасим, он переводит взгляд то на девушку, то на Андрея и завидует. Ему так трудно, — у него нервы слабые — открыто улыбаться незнакомой девушке. От волнения он трясет коленом. Нога срывается, и он пинает Виталия, сидящего напротив.

Виталий открывает глаза.

— Простите, — говорит Герасим и подбирает ноги.

Виталий не отвечает, он поджимает ноги под себя и вновь закрывает глаза.

Железная дорога. Под насыпью

Стремительно летящая электричка гонит ветер — по насыпи летят пластиковые пакеты и обрывки газет. Ветер развевает волосы на голове молодого человека. Молодой человек вдруг всплескивает руками. И падает навзничь. Ухо его, а потом и шея заливаются кровью. У него пробит висок. Электричка уносится за поворот. И наступает тишина.

Железнодорожная платформа в Подмосковье

На железнодорожной платформе Андрей ест мороженое. Электричка уходит, Андрей провожает ее глазами. Платформа пустеет, остается лишь толпа узбеков. Герасим покупает минеральную воду «Святой источник». Виталий поднимает голову и смотрит на большие круглые станционные часы.

Железная дорога. Под насыпью

Мертвый человек лежит под насыпью. Глаза его открыты. Труп раздевают, чтобы нельзя было опознать. Свист электрички. Снова наверху поднимается ветер, летят обрывки газет. Электричка уносится, и снова наступает тишина.

В автобусе

— Сколько стоит билет? До монастыря? — спрашивает Герасим у сидящего впереди него Виталия.

Тот молча, не оборачиваясь, пожимает плечами.

— До монастыря, — Андрей протягивает кондукторше десятку. — Сколько стоит?

— Сдачу сдам, тогда узнаешь, — отвечает кондукторша.

Лесная дорога

По лесной дороге идут трое — Андрей, Герасим и Виталий. Идут они порознь, не говорят друг с другом, ведь они незнакомы. Ведет их собака, которая перебегает от одного к другому, соединяя их в целое. По обочинам грунтовой дороги сосновый лес. На стволах сосен таблички, прибитые гвоздями:

«Сосна. 560-49-20».

«Тес. 560-92-04».

«Шиномонтаж. 560-34-88».

«Срубы 566-12-12».

«Шифер. 560-09-45».

«Цемент. 568-40-89».

«Вулканизация. 560-77-10»

Как в ботаническом саду, каждая сосна подписана.

Виталий нарочно идет медленно, чтобы отстать. И отстает. Но Андрей и Герасим останавливаются, поджидают Виталия. Виталий медленно завязывает шнурок на ботинке. Но они терпеливо ждут. Виталий нехотя их догоняет. Идут вместе, плечо к плечу.

Навстречу — стайка вьетнамцев с полосатыми сумками. Собака на них не смотрит.

Сосны расступились, и на секунду показались белые монастырские стены. Путники остановились, посмотрели и пошли дальше.

Показался забор. Ворота и будка, похожая на КПП. Собака добежала первая и села у ворот.

У озера

Горит костер. В огонь бросают одежду убитого. Ботинки горят плохо, больше чадят. Приходится бить их палкой, от этого летят мелкие искры. Последним в огонь летит паспорт. Сначала он тоже дымит, но потом вспыхивает, сами по себе перелистываются его странички. Ключи на длинной цепочке с карабином. Они летят в реку.

У ворот монастыря

Навстречу вышел молодой охранник в пятнистой военной куртке. На груди у него бейджик: «Витя».

— Здравствуй, Витя, — прочитав надпись, сказал Герасим.

Собака снялась с места, побежала обратно по дороге. Все проводили ее глазами.

В и т я. Что надо?

А н д р е й. В монастырь.

Г е р а с и м (посмотрев на товарищей). Трудниками.

В и т я. Работа бесплатная, за работу не платим.

А н д р е й. Знаем.

В и т я. Местных только нервируете. Цены сбиваете. Давайте паспорта!

Посмотрел прописку, военнообязанность, потом сунул паспорта в карман куртки.

— Будем пробивать по компьютеру.

Монастырский двор

В сумерках по монастырю ведет их молодой послушник Толик. Они проходят мимо храма, одна стена которого покрыта лесами. Леса посерели от времени — видно, что ремонтировать начали давно.

Возле храма стоит разбитый трактор, под ним спят кошки.

— Старое место? — спросил Андрей.

— В Смутное время на монастырь напали поляки, — отвечал послушник. — Все монахи утопились в озере.

— Осторожно, — говорит послушник, — тут у нас котлован.

Котлован не огорожен, с краю лишь воткнута палка с дощечкой, где уже почти стерлась надпись: «Бригадир Алексей Скурихин».

Через двор протянута веревка, на ней сушится белье — ветхие простыни и масляные ватные штаны. Послушник приподнимает веревку, и из-за простыней становится виден квадратный деревянный дом, обнесенный с четырех сторон верандой, — грибоварня. Окна во всю стену с трех сторон, четвертая стена глухая.

— А сам-то кто? — оглядев послушника, спросил Герасим.

На послушнике зашитый пиджак с чужого плеча, тренировочные штаны, кеды без шнурков.

— Зовите меня братом.

— А имя есть?

— Толик.

— Монах?

— Ну что вы, — смутился Толик. — Не монах пока. Но и не гражданский.

Грибоварня

— Вот ваша каюта, — сказал Толик.

Три кровати, один стул. С трех сторон большие окна, все без занавесок. Рукомойник у двери. В углу икона.

— В смысле, что монастырь — это корабль, — уточнил Толик, — а вокруг шторм и пучина. Извините, что окна без занавесок.

Г е р а с и м. Веранда?

Т о л и к. Грибоварня.

По стене тянется витой электрический провод, он крепится на старинных фаянсовых катушках.

— Плохая электропроводка, — сказал Герасим.

— Руки не доходят, — ответил послушник.

У Толика зазвонил мобильник, он расстегнул булавку на кармане, достал телефон.

— Подъем в шесть ноль-ноль, — бросил через плечо Толик и вышел.

Все трое сели на кровати, помолчали. Посмотрели друг на друга.

— Андрей, — первым назвался Андрей.

— Герасим, — сказал Герасим и пожал Андрею руку.

Герасим пожал руку Виталию, потом ее пожал Андрей. Повисло молчание, потому что Виталий не говорит ни слова. Но и не смущается, как будто так и надо.

— Виталий, — представил его Герасим. — В паспорте видел.

— Ты Виталий? — спросил Андрей.

Виталий кивнул.

Темно. В окна светит луна.

Г е р а с и м. Я так понимаю, нам вместе тут и жить, и работать. Чтоб вопросов не было… Скажу, что я здесь не просто так.

А н д р е й. В смысле?

Г е р а с и м. Вот ты зачем сюда пришел?

А н д р е й. Из любопытства.

Герасим коротко засмеялся.

А н д р е й. Ну… Обстоятельства.

Г е р а с и м. Вот и у меня обстоятельства. Это чтоб вопросов не возникало.

А н д р е й. А что ты имеешь в виду?

Г е р а с и м. Один не должен спрашивать, а другой не должен говорить. На таких, значит, основаниях.

Андрей услышал в этом легкую угрозу.

А н д р е й. А я и не спрашиваю.

Уже была видна на сером черная крестовина рамы, скоро утро. Виталий как сидел на кровати, так и сидит, не меняя позы. Андрей ворочается с боку на бок. Подминает под себя тощую подушку. Звенит комар, Андрей от него отмахивается. Виталий сидит на кровати, не раздеваясь. Сцепил руки в замок, смотрит в черный угол. Андрей не спит, утирает вспотевшее лицо, зевает. Андрей встает, идет к рукомойнику попить, старается не стучать железным штырем. Виталий сидит на кровати все в той же позе — только голову он уронил на грудь — и мерно посапывает.

У озера

Озеро в утренней дымке. На мостках трое парней полощут белье. Выполосканное складывают в ярко-желтую пластмассовую ванночку для купания ребенка. Они стоят на коленях, склонившись к воде, видны их босые пятки. Молчат, только хлюпает в воде белье. Парни разгибают спины, выпрямляются. Приложив ладонь козырьком, смотрят вдаль. По озеру сильным кролем плывет человек. Подплывает к ним ближе. Переворачивается на спину, лежит на воде, едва перебирая ногами.

П а р н и. Благословите, отец Леонтий, белье полоскать.

О т е ц Л е о н т и й. Благословения просят до, а не после.

П а р н и. Виноваты.

Отец Леонтий уплывает. Парни полощут белье.

Грибоварня

Утром разбудил их послушник Толик. Он принес одежду и обувь. Свалил в угол. Андрей поднял голову и первым делом посмотрел на Виталия. Тот мирно спал в кровати, укрытый одеялом. Одежда его была аккуратно развешана на стуле, возле кровати ровно стояли хорошие дорогие ботинки, накрытые сверху носками.

— Переоденетесь и выходите, — сказал Толик.

— А что, плохо одеты? — засмеялся Герасим.

— Одеты никуда, — серьезно ответил Толик. — Не ходите в этом, а то заберу.

В куче одежды не копались, брали первое попавшееся. Все ношеное, заштопанное-зашитое и не по размеру. Герасим надел зеленый свитер с кожаными заплатками на локтях. Андрей — серый пиджак без единой пуговицы. Виталий — тоже пиджак, но с огромными, по старой моде, лацканами.

— У тебя на лацкане дырок нет? От ордена Великой Отечественной? — засмеялся Герасим.

И Виталий засмеялся, но ни слова не произнес.

А н д р е й. Значит, слышишь, что говорим?

Г е р а с и м. А ты думал, он глухонемой?

А н д р е й. А чего молчит тогда?

Г е р а с и м. А ты не спрашивай. Вдруг он тебе ответит!

Т о л и к. Условия такие. Трудники делают разные работы в монастыре, выполняют их бесплатно, за кров и пищу. Работу не выбирают, сказано — прополка, значит, прополка, яму копать — значит, яму копать. Что велено, то и делать. Любая грязная работа во искупление грехов. Ходить на службы никто не заставляет. Есть вопросы?

Вопросов не было.

Т о л и к. Обувайтесь и выходите.

Виталий, не глядя, вытащил из кучи пыльные ботинки без шнурков и молча надел их на босую ногу. Андрей сразу понял, что с обувью — большой вопрос. Одежда хоть и драная, но чисто выстиранная. А вот ботинки…

Г е р а с и м. По монастырской земле надо только босой ногой ступать.

Андрей разгадал его хитрость — просто брезгливый он. И поэтому, решительно задвинув свои кроссовки под кровать, спокойно сунул ноги в чужие ботинки.

Монастырский двор

Все трое сидели на лавочке у братского корпуса, возле поленницы дров, ждали распоряжений. Утреннее солнце било им в глаза, и все трое щурились.

Запыхавшись, подошел к ним Толик.

Т о л и к. Факс сломался, кто может починить?

А н д р е й. А что с ним?

Т о л и к. Жует бумагу.

Г е р а с и м (вставая). Могу посмотреть.

Андрей остался с Виталием один на один. Роса еще не высохла, и поленница за ночь отсырела, а торцы дров потемнели. Теперь, когда пригревало солнце, от поленницы приятно пахло сырым деревом. Прилетели две маленькие голубые стрекозы, сели на дрова, расправляли жесткие крылья, подгибали длинное брюшко.

Андрею было неловко сидеть рядом и молчать с малознакомым человеком. — Ты немой? — спросил он Виталия.

Тот коротко кивнул.

— Ага! — обрадовался Андрей.

И Виталий обрадовался. Он дружески хлопнул Андрея по плечу. Потом откинулся спиной к поленнице и закрыл глаза. А рука его так и осталась у Андрея на плече. И Андрей закрыл глаза и очутился в красной горячей темноте. Ему стало хорошо вот так сидеть с Виталием молча, спокойно и привычно, как это бывает только со старыми друзьями.

Герасим вернулся с отцом Леонтием. Тем самым, который по утрам плавает в озере. Волосы у него мокрые, на плече полотенце.

О т е ц Л е о н т и й. Работайте.

А н д р е й. А паспорта нам когда вернут?

О т е ц Л е о н т и й. А кто их забрал?

А н д р е й. Витя, охранник. Сказал, будет по компьютеру пробивать.

Отец Леонтий засмеялся.

О т е ц Л е о н т и й. Это он балуется…

Г е р а с и м. Нашел место для баловства!

О т е ц Л е о н т и й. Нельзя воспрещать людям веселости между собой. В монастыре не должно быть уныния. Оно не от Бога. Будьте веселы и легки, летайте, как на крыльях. Если случится ссора, то миритесь до захода солнца.

Г е р а с и м. Что работать? Где?

О т е ц Л е о н т и й. Чем проще и тяжелее работа, под которую мы подставляем шею, тем больше пользы мы получим. Важна не уборка грязи и мусора, а очищение души. Гордыню и тщеславие угашают грубость и незначительность выполняемых работ.

Г е р а с и м. Как в армии?

Андрею было неудобно перед отцом Леонтием, что Герасим перебивает его глупостями.

О т е ц Л е о н т и й. Есть работа на кладбище. Приводить в божеский вид могилки.

Отец Леонтий выжидательно посмотрел на ребят. А те смотрели на него и молчали. Конечно, работу здесь не выбирают, но все-таки… Отец Леонтий выдержал паузу.

— Другой вариант, — продолжил он. — Белить стену в братском корпусе. Двоих там достаточно.

Герасим и Андрей быстро кивнули. Тогда отец Леонтий посмотрел на Виталия. Тот под его взглядом встал.

— А ты, значит, на кладбище. Вот и хорошо.

Виталий пошел было, но отец Леонтий его остановил.

О т е ц Л е о н т и й. Три условия! (Загибая пальцы.) Не пить, не курить — раз, не красть — два, не блудить — три.

И посмотрел на Андрея. Тот растерялся — почему именно на него? И отвел взгляд.

— И вот что, — другим, не строгим голосом сказал Отец Леонтий. — Серафим Саровский говорил, что «превыше всякого другого дела поставится у Бога — если токмо тряпочкою притереть пол в дому Господнем».

И ушел.

Г е р а с и м. Тряпочкой притрем. Говно вопрос.

У ворот

У ворот гулял охранник Витя.

Г е р а с и м. Гони паспорта, Витек! Пробил по компьютеру?

Витя вздохнул, полез в карман, вернул паспорта.

В и т я. Полгода как усиленное дежурство. Ночью не спим, на дорогу ходим с фонариком, записываем номера машин.

— Балуетесь? — строго спросил Герасим.

В и т я. Ты зачем сюда пришел? Чужое место занимать?

Г е р а с и м. Почему — чужое?

В и т я. Есть люди — бомжи, пьющие, у кого с головой непорядок, инвалиды второй группы… Им некуда деться, их или по дороге забьют, или они под забором погибнут. А ты их место занимаешь, чужой хлеб ешь? Ты понимаешь, что ты чужую благодать ешь? Их Господь сюда приводит, потому что им некуда деться. Все! Это их место! Ты здесь зачем?

Герасим не испугался, наоборот, легко толкнул ладонью в грудь напирающего Витю, улыбнулся ему.

— Против нервности нужно молиться Борису и Глебу.

Кладбище

Самая красивая часть кладбища — монастырская. Деревья здесь большие, кроны их давно разрослись вширь, и под ними всегда зеленые сумерки.

От общего кладбища монастырский уголок отделяет тропинка. Здесь кладбищенский начальник Павел Васильевич разговаривает с Виталием.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Значит, так. Твоя сторона левая, малая. Моя сторона — правая, большая. Тропинка — линия Маннергейма. Твой участок от монастыря, мой от простого населения. Я зарплату в администрации получаю, а ты — монастырской сметаной. На мою сторону не лезь. Я тебе не начальник, но меры принять могу.

На монастырском участке нет пластмассовых цветов и венков с выцветшими лентами, нет стаканов на могилах, хлеба и проса, конфет ирисок и рассыпных сигарет. Эти могилы живым не нужны, потому что все родственники сами уже давно ушли в могилы.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Кто ты есть, знаешь? Это, брат, называется — скудельник. Сторож, он же могильщик, не из-за денег, а из милосердия. Не забоишься ночами-то?

Монастырь разрешает хоронить на своем участке только в одном случае — если покойник невостребован. А у таких, само собой, родственников нет. Поэтому и их могилы тоже чистые.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Мусор жечь, венки, как ленты выцветут, убирать, дорожку мести, мусорные контейнерa доверху не набивать. Железные банки пепси, спрайт, джин-тоник и прочее в контейнера убирать только в плющеном виде. Понятно?

Виталий кивает.

П а в е л В а с и л ь е в и ч (смеется). Чего киваешь? Раз киваешь, значит, будешь и на моем участке убирать. Где у монастырских венки и железные банки, контейнера? Ты не против?

На монастырском участке есть два склепа, один заперт на замок, а другой открыт. У него большие оконные проемы без стекол, и смотрится он скорее беседкой в саду. Тем более что внутри стоит каменная скамейка с удобной спинкой.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Коллектив хороший, могильщики Олег и Митя, еще шофер. Водки не пьют, не предлагай. Если дадут бутылку, ты ее к сараю отнеси. Ребята на зиму водку копят, чтобы мерзлую землю не долбить, а иметь возможность нанять негров.

А вот странная могила — памятник в форме каменного пчелиного улья.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. И последнее. Наши дела с родственниками усопших тебя не касаются. Цены, тарифы — не твое дело. Родственники, когда дают, от горя даже радуются.

Павел Васильевич обнял Виталия за плечи.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Есть одна цитатка… (Помолчал.) Если мы даем ответ за праздное слово, то придется отвечать и за праздное молчание. Святой Амвросий.

Братский корпус

Серая, грубо загрунтованная стена. Возле нее деревянные козлы.

Андрей и Герасим железными щетками заглаживают неровности. Они делают широкие движения и из-под щетки летит пыль. Головы их покрыты вязаными шапочками, а у Герасима еще и солнцезащитные очки желтого цвета.

А н д р е й. А что ты имел в виду, когда просил ни о чем не спрашивать?

Г е р а с и м. Ничего. Обстоятельства.

А н д р е й. Вот и у меня обстоятельства. Надоело жить дома. Не жизнь, а теснота, денег мало. Сестра злится. Интересно же пожить в монастыре.

А особых грехов у меня никаких нет.

Герасим спрыгнул с козел, снял желтые очки.

Г е р а с и м. Я тебя ни о чем не спрашивал.

Герасим ходит босиком по битому кирпичу, на лице мука. У Андрея на лице еще большая мука.

А н д р е й. А Виталий немой? Или он просто так?

Г е р а с и м. А тебе-то что?

Герасиму больно босиком ходить по острым камням.

Г е р а с и м. Люди по шипам ходят босые. Сосновой корой питаются. Один святой три года прожил в дупле большого старого дерева.

А н д р е й. Моя бабушка ничего такого не делала.

Молчание.

А н д р е й. А она святая.

Г е р а с и м. Знаешь, сколько абортов она сделала?

А н д р е й. Бабушка?

Г е р а с и м. Предохраняться-то было нечем. У всех этих бабушек в шкафах банка с хиной стояла.

А н д р е й. Хина — от малярии.

Г е р а с и м. А выстрел — от головы.

Андрей и Герасим возвращаются к работе.

А н д р е й. Они врут, что ад есть.

Г е р а с и м. Разве его нет?

А н д р е й. Если бы он был, атеисты бы их победили. Такой аргумент против Бога!

Г е р а с и м. Как же тогда людей судят? Чем наказывают?

А н д р е й. Ничем.

Летит пыль, скрежещут щетки.

А н д р е й. А что ты все-таки имел в виду?

Г е р а с и м. Еще раз спросишь… И мне придется задуматься.

У ворот

Андрей и Герасим идут вдоль забора, мимо будки Вити-охранника. В окне будки видят отца Леонтия, он говорит по телефону.

О т е ц Л е о н т и й (в трубку). Вышли на е-мейл. Монастир — собака — кул — нет — ру. Пишешь? Михаил — Олег — Николай — Алексей — Сергей — Тихон — Иван — Роман — собака. И продублируй.

Отец Леонтий видит через окно ребят, машет им рукой, привлекая внимание. Они останавливаются у окна, смотрят на отца Леонтия. Он грозит им пальцем.

Охранник Витя поясняет им жест отца Леонтия:

— Говорит, чтобы вы не пили, не воровали. И чтобы без блядовни!

Витя смеется своему переводу. И Герасим с Андреем смеются. И отец Леонтий, глядя на них, смеется.

Кладбище

Г е р а с и м. Слышал, на железной дороге, под насыпью человека убили? Всю деревню водили на опознание, и ничего. Менты не знают, что делать. Он им в ментовке уже надоел.

А н д р е й. Труп?

Г е р а с и м. Ему лицо топором крест-накрест разрубили. Никто не опознает.

Герасим хватает Андрея за локоть.

Г е р а с и м. Смотри, плита сдвинута!

А н д р е й. Что это значит?

Герасим вдруг срывается с места и бежит. Андрей бежит за ним. Остановились у кладбищенской стены, перевели дух.

Г е р а с и м. Каждый сотый умирает мнимой смертью.

А н д р е й. Летаргия?

Г е р а с и м. Нужно взять покойника за кисть руки и посмотреть ее на просвет, перед свечкой. А еще лучше — ухо. Если покойник жив, то ухо будет просвечивать розовым, особенно по краям. А у мертвеца нет.

А н д р е й (смеется). Ты в это веришь?

Виталий плачет в склепе-беседке. Он закрывает руками лицо, но все равно видно… Прислонившись к оконному проему склепа, курит Павел Васильевич.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Виталя, кончай. Все.

К склепу приходят Андрей и Герасим.

Г е р а с и м. Ты чего?

А н д р е й (обнимает Виталия за плечи). Ладно тебе!

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Вам, ребята, лучше знать — чего он. А чего он?

Андрей отнимает руки Виталия от лица, видит его заплаканные глаза.

А н д р е й. Так надо. Ничего страшного.

Андрей садится рядом с Виталием на скамейку, тихонько толкает друга плечом в плечо.

А н д р е й. Виталик? А, Виталик? Хочешь, напьемся?

Виталий кивает. Герасим бьет от радости в ладоши, вскакивает со скамейки.

Г е р а с и м. Побежал!

А н д р е й. Деньги-то есть?

Герасим бежит по дорожке. Останавливается возле старой могилы, читает эпитафию, выбитую на плите:

Как много нашего ушло с тобой.

Как много твоего осталось с нами…

Герасим убыстряет ход. Дорогу ему перебегает ежик. Герасим пропускает его и идет дальше. Останавливается возле строгого белого каменного креста выше человеческого роста. Громко читает на памятнике:

Не просил умереть с собою —

Лишь поэтому я жива.

Пьют водку втроем — Андрей, Виталий и Герасим. Павел Васильевич сидит рядом, но не пьет. Допивают вторую бутылку, когда появляются два красавца — брюнет и блондин — Олег и Митя.

П а в е л В а с и л ь е в и ч. Знакомьтесь — Олег! Митя! Наши могильщики.

А н д р е й. Вот, утешаем друга, присоединяйтесь. Г е р а с и м (в восхищении). Ой, какие вы! Журнал «Менсхелф»!

Могильщики брезгливо рассматривают пьяниц.

— Ты почему босиком? — строго спросил у Герасима брюнет Олег.

— Потому что я — босоногий, — с вызовом ответил Герасим.

— Плохо, — еще строже сказал О л е г. — Травматизм повышается.

— Спаситель запретил ученикам брать на дорогу обувь. «Ни обуви, ни посоха». Я разделяю. А вы?

Герасим посмотрел на дорогие ботинки могильщиков. Но ни Олега, ни Митю этим не смутил. Андрей пьяно рассматривал надпись на стене склепа.

А н д р е й. Что это там написано?

М и т я. Sid tibi terra levis.

А н д р е й. А по-русски?

М и т я. Да будет земля тебе пухом.

Братский корпус. Раннее утро

Андрей и Герасим железными щетками дерут неровности серой стены. Летит серая пыль, повисает в воздухе.

Г е р а с и м. Зачем было пить?

А н д р е й. Друга утешить.

Г е р а с и м. Зачем две бутылки?

А н д р е й. Так вышло.

Герасим бросил работу, швырнул щетку в угол.

Г е р а с и м. Перегаром от тебя несет.

Входит Отец Леонтий. Андрей и Герасим спрыгивают с козел. Отец Леонтий проходит мимо них, идет вдоль стены, ведет ладонью по штукатурке. На Андрея и Герасима не смотрит. Андрей опустил голову, трет ладонью по железному ворсу щетки. Герасим старается дышать в сторону.

Отец Леонтий стоит к ним спиной, говорит в стену:

— Три условия — не пить, не красть, не блудить.

Андрей и Герасим молчат.

— Побелка в углу, два мешка, — говорит отец Леонтий и уходит.

Герасим повеселел.

Г е р а с и м. Не заметил?

А н д р е й. А что, не заметно?

Г е р а с и м. А почему ничего не сказал?

Садятся на козлы, смотрят на серую стену, молчат.

Г е р а с и м. Ты видел эту побелку?

А н д р е й. Говно побелка.

У озера. Солнечный день

Андрей и Герасим с седыми от побелки головами разбегаются по мосткам и прыгают в озеро. Оба набрали воздуха, оба нырнули. Видно, глубоко нырнули. Круги на озере разошлись, а их все нет. На мостках, брошенная кучкой, лежит их одежда.

Андрей и Герасим лежат на мостках, обсыхают.

Г е р а с и м. Ты видел, как они все здесь одеты?

А н д р е й. Как монахи.

Г е р а с и м. Дырка на дырке, заплата на заплате.

А н д р е й. Одеты просто.

Г е р а с и м. И нас попросили хорошую одежду снять.

А н д р е й. Чтобы скромно было.

Г е р а с и м. А зачем?

А н д р е й. Так принято. А чего выряжаться-то?

Молчат.

Г е р а с и м. Да потому что своим видом нужно вызывать жалость. А то пожертвования кончатся. Кто раскошелится, не видя нищеты? А тут рука сама тянется к кошельку.

А н д р е й. А куда же тогда деньги идут?

Г е р а с и м. Вопрос.

Андрей потягивается. И Герасим потягивается.

А н д р е й. А ты говорил — две бутылки много.

Переворачиваются на живот.

А н д р е й. В принципе, благотворителей не должно интересовать, куда идут деньги. Жертвовать на монастырь — значит творить добро.

Г е р а с и м. А если это бандитские деньги?

А н д р е й. Значит, они уже не пойдут на покупку оружия, на наркотики.

Сели, лениво потянулись за одеждой.

Г е р а с и м. Не купайся больше без трусов.

А н д р е й. А чего?

Г е р а с и м. Всем видно, что у тебя маленький.

Андрей бьет его трусами по спине.

Роща. Вечер

Андрей и Герасим идут через рощу к дачному поселку.

Г е р а с и м. Не красть! А стену чем белить?

А н д р е й. Побелка — говно.

Г е р а с и м. Взяли два мешка херовой побелки у кого-то за спасибо. А тот думает, что благое дело сделал. А сам говно сплавил. И теперь одним грехом у него меньше стало.

Сидят на поляне, прислонившись к березам, курят.

А н д р е й. Не пить. А человека утешить?

Из-за деревьев виден коттеджный поселок. Дома-башенки, то круглые, то многогранные. Вокруг бетонные заборы.

Г е р а с и м. Видишь вон тот, с балкончиками, без кровли?

А н д р е й. Вижу двухэтажный, с красной крышей!

Решительно встали на ноги.

Деревенская улица. Ночь

Андрей и Герасим несут на плечах по тяжелому мешку. Идут тихо — ворованное несут.

— Руки вверх! — женский голос. — Сдавай краденое!

Дуло пистолета направлено на Андрея и Герасима.

Герасим было заметался, но потом замер. Уронил мешок к ногам. И Андрей опустил мешок на землю.

— Что в мешках? — спросила девушка.

— Побелка.

— Где взяли?

— Дом двухэтажный, с красной крышей.

Девушка подходит ближе, пинает ногой мешок.

— Могу вас сдать, — говорит девушка. — А могу и нет.

— Не надо! — просит Герасим.

— Что взамен?

Девушка рассматривает ребят. Сначала одного, а потом другого.

— Ты! — говорит она Андрею. — Пойдешь со мной!

— Зачем?

— Натурой расплачиваться. Герасим смеется.

И Андрей смеется.

— Выбирай, — говорит девушка, — или милиция, или любовь.

Герасим присвистнул.

Г е р а с и м. А я?

А н д р е й. Я согласен.

Г е р а с и м. А я?

Девушка опускает пистолет в сумочку.

— Вот и хорошо, — говорит девушка. — Идите домой.

А н д р е й. А как же любовь?

Д е в у ш к а. Завтра.

А н д р е й. А у тебя пистолет настоящий?

Девушка лезет в сумочку, достает связку ключей. Один ключ большой, и если взять связку в кулак, то и вправду похоже на пистолет.

А н д р е й. Ты кто такая? Как тебя зовут?

Д е в у ш к а. Татьяна.

А н д р е й. Ты веселая.

Д е в у ш к а. Завтра приходи.

А н д р е й. Куда приходить?

Д е в у ш к а. В магазин.

Братский корпус

Ворованную побелку пустили в дело. Мел был сухой и взлетал белой тучей при неосторожном движении.

Андрей с Герасимом перепачкались побелкой, головы их стали седыми как у стариков. Зато стена получалась ослепительно-белой.

Г е р а с и м. Парень, которого убили под насыпью. Говорят, он наш, насельник из монастыря.

А н д р е й. Кто говорит?

Г е р а с и м. Деревенские.

А н д р е й. А наши что говорят?

Г е р а с и м. Не вздумай спрашивать.

Белят стену. Любуются. И снова белят.

А н д р е й. Его так и не опознали?

Г е р а с и м. Хоронить будут под номером. Имени-то у него нет.

Потом они молча сидели на козлах, свесив ноги. Герасим с восхищением смотрел на стену, а Андрей смотрел на Герасима — у того на глазах выступили слезы.

А н д р е й. Ты чего?

Г е р а с и м. Красиво.

Вошел отец Леонтий, глянул на стену. Потом глянул в угол, где стояли два мешка побелки.

Они там и стоят по-прежнему. Андрей и Герасим спрыгнули с козел.

— Хорошо? — робко спросил Андрей.

Отец Леонтий не смотрел ни на стену, ни на них. Смотрел в окно.

О т е ц Л е о н т и й. Не блудить! Пока на работах в монастыре полное воздержание. А уйдете отсюда, тогда уж вольному воля.

Кладбище

Виталий сидит на скамье. Руки сцеплены замком. На тропинке бесшумно появляется послушник Толик.

— Виталик!

Виталий дергается всем телом, вскидывает руки. Но потом спохватывается, вновь складывает руки в замок.

— Ты руки замком не держи. Слишком понятно. Это как белая тряпочка у скопцов. Знак для того, кто понимает. Замкнул, значит, уста?

Виталий расцепляет руки.

— Мне все равно, говоришь ты или нет. А вот в деревне неспокойно.

И милиция не любит тех, кто не хочет давать показания…

Виталий усмехается, пожимает плечами. Мол, твои намеки — мимо…

— Трудное у тебя дело. Одно дело — голоса не подавать. Это просто.

А вот молчать… Этого ты пока не умеешь. Ну глянь на себя со стороны — ты же все время разговариваешь сам с собой.

Виталий вздохнул. Толик сказал правду — став молчальником, никогда еще не говорил он так много и очень устал.

— Сам загнал себя в тупик. Тебе так долго не выдержать. Тут есть один секрет. Хочешь скажу? Молчать можно только с кем-нибудь. В одиночестве молчания нет. Вон Олег, вон Митя — могильщики, Павел с шофером. Ты побольше с ними время проводи, один не оставайся. Легче станет.

Виталий коротко кивнул.

— Могилу копали? — спросил Толик.

Виталий мотнул головой — нет.

— Значит, будут копать. На нашей территории.

Деревенский магазин

За прилавком Татьяна. Андрей дождался, когда ушла покупательница.

— Тебе сколько лет? — спросил он.

— В темноте лучше выгляжу?

Андрей смутился.

— Не переживай, — сказала Татьяна. — Когда лампочка погаснет, возраста сравняются.

В магазин вошла Девушка. Покупает шампунь. У девушки очень хорошие волосы. Андрей отошел от прилавка, стал рассматривать сзади девушку — у той все хорошо, и волосы, и ноги, и талия…

— Коль! — закричала Татьяна. — Отнеси ящик в подсобку!

Нет ответа.

— Коль, ты чего, оглох?

Андрей понял, что это он — Коля.

— Где твой ящик? — лениво спросил он.

Подсобка

Т а т ь я н а. Ну, давай.

А н д р е й. Чего?

Т а т ь я н а. Любовь.

Андрей смотрит на дверь.

А н д р е й. Как же я? Только начну, а тут и войдут?

Т а т ь я н а. Острота момента.

А н д р е й. Я так не могу.

Т а т ь я н а. Да ты не стой как пень, руками чего-нибудь делай, все само и получится.

А н д р е й. Где руками делать?

Т а т ь я н а. Где хочешь. Хоть у себя, хоть у меня. Время идет!

Андрей стоял, как баран, ничего не делал. Татьяна выскочила из подсобки, и он услышал, как она кричит в магазине:

— Технический перерыв!

И гремит щеколдой на двери.

А н д р е й. А можно я тебя сзади?

Т а т ь я н а. Ты чего, дурак?

А н д р е й. Сзади, это не сзади. Это просто поза сзади.

Т а т ь я н а. По-собачьи?

Андрей развернул ее, задрал подол халата.

— Была бы дырка да пар валил, — сказал он чужим веселым голосом.

Андрей держал Татьяну за бедра, делал мерные широкие движения.

А н д р е й. А «Липтон» лучше «Пиквика»?

Т а т ь я н а. Одно говно.

А н д р е й. А чего рекламируют?

Т а т ь я н а. Потому что говно.

Пауза.

Т а т ь я н а. Коль, ты снизу и наверх подавай. А то все прямо да прямо.

А н д р е й. Ты меня Колей будешь звать?

Т а т ь я н а. А тебе есть разница?

А н д р е й. В принципе, нету.

Пауза.

А н д р е й. Мы как пришли в монастырь, отец Леонтий сказал — не пить, не красть, не блудить.

Т а т ь я н а. И чего?

А н д р е й. А то. Пришел без грехов, а теперь… Как черти разжигают. Все попробовал.

Татьяна коротко взвизгнула и опустила подол.

Т а т ь я н а. Суперско!

Андрей растерялся.

А н д р е й. Ты все? А я нет.

Т а т ь я н а. Сейчас оформим.

Татьяна присела на корточки.

А н д р е й. Мне прямо неудобно.

Т а т ь я н а. Я быстро. Насосиком.

Пауза.

А н д р е й. А «Шармэль» вкусно?

Т а т ь я н а. М-м.

А н д р е й. А простые «Коровки», конфеты есть?

Т а т ь я н а. М-м.

А н д р е й. А «Белочка»?

Т а т ь я н а. Помолчи.

А н д р е й. Что я скажу отцу Леонтию?

Монастырь. Кухня

Андрей и Герасим сидят на лавке, чистят картошку. Перед ними огромный бак-кастрюля, куда бросают очищенную картошку. На каждый бросок — в кастрюле булькает грязная вода. Напротив на лавке сидят трое немолодых мужиков, тоже чистят картошку. Руки у них в наколках и предплечья тоже. А у одного из них татуировка выползает даже на шею. Мужики сосредоточены, глаза опущены в пол. Видно, что скромны, сдержанны и очень смирны.

Деревенский магазин

Андрей сидит на подоконнике, ест «Баунти». Татьяна обслуживает покупателей. Входит здоровый двухметровый мужик в синей майке. Татьяна скривила лицо, но выдала ему бутылку водки. Мужик пошел к выходу.

Т а т ь я н а. Ой, Коль, познакомься! Мой муж, Валерий. А это Коля, от поставщиков приехал.

Андрей положил «Баунти» на подоконник, вытер руки. Валера с размаху ударил его в ладонь — поздоровался. И вышел из магазина.

Т а т ь я н а. Видишь, какой? Если завтра ко мне не придешь, я скажу ему, что ты меня трахал сзади. И он тебя убьет.

Андрей доел «Баунти», бросил бумажку на подоконник.

Т а т ь я н а. Придешь еще?

А н д р е й. Да.

Андрей хотел сказать «нет», но не смог.

Грибоварня. Ночь

Лают собаки. Из окна видно, как охранники выходят на дорогу с фонариками. В ворота въезжает машина, потом вторая. Свет фар каждый раз попадает в окно, засвечивает потолок.

Г е р а с и м. Ну, расскажи! Подробненько, пункт за пунктом!

А н д р е й. У нее муж, Валерой зовут. Лосяра такой здоровый.

Г е р а с и м. А ты типа круче!

Пауза.

А н д р е й. А потом противно стало. Она это поняла. Пришлось повторить еще раз.

Г е р а с и м. Подряд? Два раза?

А н д р е й. Знаешь… когда ты не хочешь, а тебя принуждают… В этом что-то есть.

Вздохнул, повернулся на другой бок, укрылся простыней.

А н д р е й. Ты заметил, что отец Леонтий теперь не смотрит на меня?

Г е р а с и м. Сколько лет ей на самом деле?

А н д р е й. Ему стыдно на меня смотреть. Тридцать два.

Г е р а с и м. Тридцать два? А туда же!

А н д р е й. Вот, согрешил. Но против воли. Я не хотел, она сама.

Герасим возится в постели, громко сопит.

А н д р е й (испуганно). Ты чего? Кончай!

Г е р а с и м. Присоединяйся.

Герасим пыхтит, скрипит кровать.

А н д р е й. Эй, кончай! Нашел место… Ведь это грех!

Г е р а с и м (со стоном). Я быстро.

Скрипит кровать.

А н д р е й. Ты сегодня отца Леонтия видел? А Толика видел?

Герасим громко стонет.

А н д р е й. Никого не видел?

Г е р а с и м (переводя дух). Рапорт сдан — рапорт принят.

За окном лают собаки.

Г е р а с и м. Ну и что, что грех? Как говорится, когда спишь — не грешишь.

Окно снова засвечивается фарами машины, въезжающей в ворота монастыря.

У ворот. Утро

Андрей стучит в окно.

А н д р е й. Витя, ты отца Леонтия не видал?

В и т я. Нет.

А н д р е й. А Толика?

В и т я. Нет.

А н д р е й. А чего у вас тут ночью было?

В и т я. Ничего не было.

Андрей выходит в ворота. Потом возвращается.

А н д р е й. Вить, а чего вообще происходит?

В и т я. Иди на хуй.

Кладбище

На участке у Виталия появилась свежая могила. Она присыпана ярко-желтым песком. Ни цветов на ней, ни венков. Только табличка на железном штыре. На табличке написано: «Неизвестный мужчина».

А н д р е й. Привет, немота!

Андрей смеется. И Виталий смеется.

— Знаешь, что мне сейчас Витька-охранник сказал? Он меня так послал… (Губами повторяет — куда.) Хорошо, что отец Леонтий не слыхал. Ты отца Леонтия не видел?

Здороваются. Андрей смотрит на новую могилу, читает надпись на табличке.

— Еще бывают таблички — «Биоотходы», я по телевизору видел. Это кто? Которого не опознали? Это он?

Виталий пожимает плечами.

— Знаешь, пора мне отсюда уходить. А то еще хуже будет. Пил, воровал, блудил. Что еще осталось? Убить кого-нибудь?

Виталий приобнял Андрея за плечи.

— Знаешь, в храме батюшка молодой, Аполлинарий. Я хотел ему все рассказать, снять вопросы, чего делать — спросить. Я ему говорю: «Здравствуйте, батюшка!» А он мне: «Хайль!» Наверное, дурак. Не стал с ним говорить. Жалко, что по-настоящему я не верю.

Андрей присел на корточки перед могилой. И Виталий присел рядом с ним.

— Тот самый, наверное, которого убили. Говорят, он наш, монастырский. Не слыхал? Виталий молчит.

— Вот, выговорился с тобой.

Грибоварня. Рассвет

Послушник Толик тихонько трогает спящего Андрея за плечо. Андрей открывает глаза. Толик поднес палец к губам и показал глазами на спящего Герасима. Говорили шепотом.

Т о л и к. Отца Леонтия теперь нет, он попал в больницу.

А н д р е й. А что с ним?

Т о л и к. Вместо него прислали другого, отца Платона.

Толик оглядывается на Герасима.

А н д р е й. А чего случилось-то? Почему ты мне это говоришь, Толик?

Т о л и к. Я теперь не Толик, а брат Евлогий.

А н д р е й. Когда успел?

Т о л и к. Сегодня. Утром.

А н д р е й. Постригся?

Т о л и к. Давай встретимся после обеда. Разговор есть. Только никому не говори об этом.

А н д р е й. А что с отцом Леонтием?

Т о л и к. И что я приходил, тоже не говори.

Толик посмотрел в окно. Увидел там что-то и быстро вышел. Андрей лежит и смотрит в потолок. Потом он вскочил с кровати и тоже посмотрел в окно. Ничего там особенного не было.

Братский корпус. День

Побелка стены окончена, а новой работы Андрею и Герасиму не предложили. Они оба сидят на полу и зачарованно смотрят на белую стену.

Г е р а с и м. Ты видел этого отца Платона? Леонтий был лучше.

Молчат.

Г е р а с и м. А брат Евстафий, новенький? Он шофер. А машину водить отказывается.

А н д р е й. А чего?

Г е р а с и м. Потому что водить машину ему очень нравится. А все, что нравится, делать нельзя.

Молчат.

Г е р а с и м. Рыба, гречка, творог, кисель. Одно и то же, надоело. Мяса хочу.

А н д р е й. Скоро обед?

Смотрят на стену. Сквозняк носит по комнате обрывки газет.

У ворот. После обеда

Навстречу Андрею выходит новый охранник, у него бейджик на груди: «Максим».

М а к с и м. Как зовут?

А н д р е й. Андрей.

М а к с и м. Запомнил. Когда обратно?

А н д р е й. Да я недолго.

Андрей идет за ворота, но тут же возвращается.

А н д р е й. Максим, а где Витя?

М а к с и м. Нет больше Вити. Он на повышение ушел.

А н д р е й. В каком смысле?

М а к с и м. В институт усовершенствования.

Андрей уходит.

М а к с и м (говорит ему вслед). Витя заболел. В больнице лежит.

Роща

Е в л о г и й. Недостойный священник не препятствует нам получить в таинствах благодать Божию. Ты должен это знать.

А н д р е й. Я мог бы верить. Жаль, что не верю.

Е в л о г и й. Хорошо, что сказал. Самое ценное — печаль по Богу и желание его.

Сквозь деревья видно, как к воротам монастыря подъезжают две машины. Сначала одна, а потом вторая.

Е в л о г и й. У меня мало времени. В братском корпусе под лестницей, где вы стену белили, там лежит аккордеон. В футляре. Возьми его, сохрани до лучших времен. И давай без вопросов.

А н д р е й. Аккордеон?

Е в л о г и й (нервничает) Вопросы есть?

А н д р е й. Есть.

Е в л о г и й. Некогда.

А н д р е й. Знаешь, ты бы научил меня молиться? Вдруг получится.

Е в л о г и й. Иди да молись. Все просто.

Евлогий уходит. Оборачивается.

Е в л о г и й. Прежде всего нужно молиться о получении слез.

А н д р е й (вежливо улыбается). А зачем мне это?

У озера

На озере туман. На досках сидит тучный мужчина — отец Платон. Ноги он опустил в воду. Сзади него стоит молодой человек в хорошем костюме. Рядом молодой послушник заканчивает говорить по мобильнику.

— Благословите, отец Платон, — говорит послушник.

Отец Платон машет рукой — мол, благословляю. Андрей постоял, посмотрел, и пошел дальше.

Братский корпус

Андрей поднимается по лестнице на второй этаж. Под лестницей, ведущей на чердак, — куча сломанных стульев. Андрей разгребает их. Осталась одна старая деревянная бочка. Сверху пачка газет. Под газетами — аккордеон

в футляре. Внизу, на первом этаже слышны незнакомые мужские голоса. Андрей замирает.

— Все в порядке?

— Неосторожная езда на моторной лодке.

— А подробности?

— Без комментариев!

Андрей осторожно перегибается через перила, но внизу уже никого нет.

У ворот

А н д р е й. Максим, ты брата Евлогия не видел?

М а к с и м. Кого?

А н д р е й. Толика, послушника? Не видел?

М а к с и м. Он в больнице.

А н д р е й. Да что же это, эпидемия, что ли?

М а к с и м. Почему эпидемия? Ротация.

Андрей подходит к воротам, но они заперты.

А н д р е й. Открой мне, Максим. Я недолго.

М а к с и м. Выход из монастыря временно закрыт.

А н д р е й. А что случилось?

М а к с и м. Без комментариев!

Андрей спрыгивает со стены. Прихрамывая, уходит.

Кладбище

Могила под табличкой «Неизвестный мужчина». Виталий выкладывает на могиле белые камешки, аккуратно кладет их по периметру. Андрей помогает ему посадить маленький куст цветущего вереска. Могила преобразилась. Из бесформенной кучи рыжего песка она превратилась в очень скромную, но ухоженную могилу. За спинами Виталия и Андрея появляется молодая женщина.

— Это что? — с любопытством спрашивает она.

Виталий и Андрей встают с корточек.

А н д р е й. Вот вереск посадили…

Женщина вырывает только что посаженный куст вереска, бросает его на тропинку.

— Уходите отсюда!

Женщина носком туфли расшвыривает камешки с могилы. На тропинке появляется могильщик Олег.

Ж е н щ и н а (Олегу). Послушайте, пусть эти люди сюда не ходят.

О л е г. Это наши работники.

Ж е н щ и н а. Тем более.

О л е г. Идите, ребята. Гоу-гоу!

А н д р е й. Да мы просто украсить хотели, могилка-то ничейная. Жалко.

Ж е н щ и н а. Она не ничейная.

А н д р е й. А что же тогда «Неизвестный мужчина» написано?

Появляется могильщик Митя.

А н д р е й (женщине). Значит, вы знаете, кто здесь похоронен?

Ж е н щ и н а. Ребята, уберите их.

О л е г. Виталий, ты же хорошо слышишь?

У озера

Туман на озере усиливается. На досках расхаживает молодой человек в хорошем костюме. Рядом молодой послушник. Теперь молодой человек говорит по мобильнику. А послушник, приблизив лицо, слушает разговор. Андрей проходит мимо.

Братский корпус. Второй этаж

Андрей разгребает стулья. Подбирается к бочке. Бочка пуста. Андрей спотыкается о стул и падает навзничь.

Грибоварня

Андрей быстро входит в комнату. На кровати Герасима валяется зеленый свитер с дырками на локтях. Андрей заглядывает под кровать. Ботинки Герасима исчезли.

Роща

Андрей бежит через рощу. Герасим, видя приближающегося Андрея, спокойно снимает с плеча аккордеон, опускает его на землю.

А н д р е й. Отдай.

Г е р а с и м. Возьми.

Андрей делает движение навстречу.

Г е р а с и м. Хорошо подумал?

А н д р е й. Чужое брать нельзя.

Г е р а с и м. Ты не понимаешь, с кем связался. Поэтому не боишься. Помнишь, я тебе говорил — не задавай вопросов? Что ты обо мне знаешь? Кто я, откуда?

А н д р е й. Отдай.

Г е р а с и м. Я не буду тебя бить. Знаешь, почему? Потому что мне это очень нравится. А то, что нравится, — делать нельзя!

Герасим бьет в лицо Андрея.

Г е р а с и м. По минимуму.

Андрей утирает лицо.

А н д р е й. Меня в школе никогда не били.

Г е р а с и м. Надо же когда-то начинать.

А н д р е й. Потому что не хотели связываться.

Бросается на Герасима. Драка.

Герасим лежит ничком в траве. Андрей сидит рядом, у него разбит кулак. На коленях у него аккордеон.

А н д р е й. Зачем ты?

Г е р а с и м. А ты зачем?

А н д р е й. Ты зачем чужое взял? Зачем тебе этот аккордеон? Он старый, дешевый.

Г е р а с и м. Ты дурак?

А н д р е й. Не твое — не бери!

Г е р а с и м. Ты думаешь, я дурак?

А н д р е й. И как ты узнал? Следил за мной?

Герасим утирает разбитый рот.

Г е р а с и м. Я открывал футляр.

А н д р е й. Там аккордеон.

Герасим сплевывает кровь.

Г е р а с и м. У меня брат дурак. Потому что отец пил. Я его до двух лет любил. А потом выяснилось, что он дурак. Отец пить бросил, кинулся лечить. Жить в доме стало невозможно. Сам чуть дураком не стал от того, что там происходит.

А н д р е й. Послушай, Герасим…

Г е р а с и м. Я не Герасим. Я Артем.

Андрей удивлен.

Г е р а с и м. А ты?

А н д р е й. Я? Я Андрей.

Молчат. Вдалеке слышен звук электрички.

Г е р а с и м. В старых монастырях было такое условие приема — человек бросал деньги в горящую печь. Много денег. И тогда его принимали в братию. Что ты про это думаешь?

А н д р е й. Он отказывался от мира, и деньги для него — ничто.

Г е р а с и м. Я говорил с отцом Аполлинарием, который «хайль». Знаешь, он говорит, что Гитлер с Геббельсом — хорошие ребята. А сам он национал-социалист или кто там, я не знаю. Вообще, я думаю, что в монастырях одни гомосексуалисты.

А н д р е й. Все заболели. Отец Леонтий и Толик тоже. Ты знаешь, что они в больницу попали? И охранник Витя.

Г е р а с и м. Поехали в Москву, а?

А н д р е й. А там — что?

Г е р а с и м. А мы не домой.

А н д р е й. А куда?

Г е р а с и м. Ты говно.

Герасим хотел улыбнуться, но из-за разбитого рта ему стало очень больно. Он заплакал.

Г е р а с и м. Давай я буду твоим другом? Что скажешь, то и сделаю.

Уйдем отсюда вдвоем, с аккордеоном.

А н д р е й. И что будем делать?

Г е р а с и м. Можно песнями зарабатывать в электричках.

Андрей встает, вешает на плечо аккордеон.

А н д р е й. Знаешь, что, Герасим…

Г е р а с и м. Артем.

А н д р е й. Я пойду, вот что.

Г е р а с и м. Не уходи! Тебе хуже будет.

Кладбище

Могила под табличкой «Неизвестный мужчина». Для установки плиты уже вбиты по периметру деревянные колышки. Рядом стоит тачка с гравием.

На свежеструганной скамеечке сидит Виталий, рядом с ним — молодая женщина.

На могиле вновь выложены белые камешки, теперь положены они аккуратным кругом — это работа Виталия.

— Это что? — устало спрашивает Женщина. — Ну, хорошо, что ты хочешь? (Пауза.) Что ты привязался к этой могиле? Тебе других мало, неухоженных? (Пауза.) Ведь ребята тебе уже все объяснили, почему не послушался? (Пауза.) Что ты хочешь? (Пауза.) Знаешь, сколько денег из меня тут вытянули? Сколько стоит плита, сколько крест? Сколько я вашим ребятам дала, что бы ты тут не крутился? А ты крутишься. (Пауза.) Хочешь свои грехи на чужой могилке отмаливать? Вон рядом, смотри — Екатерина Павловна Круглова. Нет, слишком конкретно? Хочешь, чтобы «неизвестный мужчина» было написано? (Пауза.) Давай-ка, в другом месте грехи отмаливай. (Пауза.) Я не знаю, кто тут похоронен. Не знаю, за что его убили. (Пауза.)

Я вообще ничего не знаю. (Пауза.) Считай, что исповедовалась. Я, кстати, ходила к отцу Леонтию и все на исповеди ему рассказала. Знаешь, что он мне ответил? Правота, говорит, до тех пор сильна, пока она не высказана!.. (Смеется.) А я ее, видишь ли, высказала! И теперь кругом не права. Хорош ответ?

Виталий быстро поднял на нее глаза.

— Что? (Улыбается.) Понравился его ответ?

Виталий опускает глаза.

— Если я тебя еще раз увижу возле этой могилы, тебе будет плохо.

Я много заплатила, так что будет очень плохо. Иди.

Виталий закрывает глаза. Как сидел, так и сидит. Руки сложены в замок.

Монастырский двор. Вечер

Герасим наблюдает картину — мужик в наколках подходит к трактору и, взявшись предварительно за поясницу, наклоняется.

М у ж и к в н а к о л к а х. Кысь-кысь-кысь!

Из-под трактора к мужику выходит толпа кошек.

Г е р а с и м. Бог в помощь!

Мужик робко улыбается.

М у ж и к в н а к о л к а х. Я собак люблю.

Г е р а с и м. Послушание, значит?

М у ж и к в н а к о л к а х. По благословению отца Платона четырех котов кастрировал. Боязно яйца отрезать. Хоть кот, а не по себе. Ничего, молитовку скажешь, и за нож. Вот теперь разнести на ночь кошек по месту назначения. На продуктовый склад — две, в бельевую — одну. Кухня — две, трапезная — две, свечная — две. В храм одну. Они там крыс лaвят.

Г е р а с и м. Сколько отсидел?

М у ж и к в н а к о л к а х. Пятнадцать.

Г е р а с и м. А к нам какими судьбами?

М у ж и к в н а к о л к а х. Божие посещение мне было.

Герасим подхватывает двух кошек.

Г е р а с и м. Куда сначала?

М у ж и к в н а к о л к а х. В свечную. А потом в храм.

Г е р а с и м. За что сидел?

М у ж и к в н а к о л к а х. Если не кормить, то хорошо ловят, а если кормить, то плохо.

Кладбище. Вечер

Андрей и Виталий сидят на скамейке в склепе. На коленях у Андрея — футляр с аккордеоном.

А н д р е й. Батюшка Аполлинарий. К нему сегодня приехали ребята, дали денег, просили отпустить грехи, заранее. А то, говорят, на душе неспокойно. А он велел им позже приезжать с деньгами. После разборки! (Смеется.) Теперь ждут, может, кого соборовать придется, если стрелка не в их пользу получится.

Андрей смеется. И Виталий тоже.

— Вот, смотри — у меня теперь аккордеон есть! Ты удивился? Я тоже. Знаешь, что смешно? Что это просто футляр от аккордеона! А внутри там деньги. Баксы зеленые. Знаешь, как много? Под самую крышку, еле закрывается.

Виталий невозмутим.

— Брат Евлогий попросил. Ты ведь не знаешь, что он теперь брат Евлогий? Он раньше послушником был. Толик, ты его знаешь. А стал Евлогием. Попросил похранить у себя на время. Чтобы не попало к отцу Платону.

Я это только тебе сказал, потому что ты немой. Ты ведь не знаешь, что теперь у нас отец Платон? Он вместо отца Леонтия. А отец Леонтий в больницу попал. (Смеется.) Здесь, наверное, миллион.

Виталий удивился, что Андрею смешно.

— Виталик? Что мне теперь делать?

Виталий сцепляет руки в замок.

У ворот. Ночь

Андрей стучит в окошко.

А н д р е й. Максим, а вход разрешен?

М а к с и м. Давай, проходи.

А н д р е й. Значит, только выход закрыт?

Монастырский двор. Ночь

По двору идет Андрей, аккордеона у него на плечах нет. Его радостно встречает Герасим, как будто ничего между ними не было.

Г е р а с и м. Как дела?

А н д р е й. Устал как собака.

Г е р а с и м. Пойдем плавать?

А н д р е й. Ночью?

Г е р а с и м. Я тебе кое-что покажу.

А н д р е й. Завтра.

Г е р а с и м. На той стороне палестинка есть.

А н д р е й. И что там?

Г е р а с и м. Райское место.

А н д р е й. Давай завтра.

Герасим длинно зевает.

Г е р а с и м. Давай завтра.

Дом Татьяны. Ночь

Андрей в постели у Татьяны.

А н д р е й. Я тебе одну тайну хочу сказать. Только ты никому.

Т а т ь я н а. Что я у тебя первая?

А н д р е й. Нет. Один раз у меня уже было. Но я плохо помню.

Т а т ь я н а. Значит, целкой ко мне пришел?

А н д р е й. Ты говоришь, как мужчина.

Т а т ь я н а. Раз плохо помнишь, то не считается.

А н д р е й. Сделай мне, пожалуйста… ну, еще разок.

Татьяна сползает вниз. Андрей закрывает глаза.

А н д р е й. Я тебе другую тайну хотел сказать. Но только ты никому. (Стонет.) Потому что меня убьют иначе… (Стонет. Потом резко открывает глаза.) У тебя никого в доме нет? (Кричит.)

Т а т ь я н а (пугается). А кто у меня должен быть в доме?

А н д р е й. Кончить хотел как следует. Не молчком.

Андрей встает, пьет воду из чашки, идет к двери.

А н д р е й. Схожу пописаю. (Останавливается у двери.) А где твой муж Валера?

Т а т ь я н а. Не ходи босиком. За дверью боты стоят.

А н д р е й. Ты с ним спишь?

Т а т ь я н а. С Валерой-то? (Смеется.)

А н д р е й. А он что… не может?

Т а т ь я н а. Писать может, а так — нет.

А н д р е й. Переживает?

Т а т ь я н а. Переживает, что жена блядь.

Андрей ложится рядом.

А н д р е й. А ты… блядь?

Т а т ь я н а. Я блядь.

А н д р е й. Всем даешь? Всем-всем?

Т а т ь я н а. Только тем, кто нравится. (Целует его.) А что за тайна-то?

А н д р е й. Я схожу, пописаю.

Андрей снова идет к двери, медлит, колеблется — говорить или нет…

А н д р е й. А Валера хоть лечится?

Т а т ь я н а. Водкой. (Смеется.) Ходил однажды к батюшке в монастырь, просил совета. Желание, говорит, одолевает, а не могу. А батюшка велел ему смириться. Говорит: «В этом деле есть хороший помощник — болт твоего товарища. Прими его как должное».

А н д р е й. Это Аполлинарий. (Смеется.)

Т а т ь я н а. Деревенские, кто с ваших мусорных баков живет, говорят — всегда полно презервативов. А монастырь-то — мужской!

Андрей садится на постели, поджимает под себя ноги.

А н д р е й. А как ты так спокойно говоришь, что блядь? Не обидно?

Т а т ь я н а. Обидно быть проституткой. А блядь — по свободному выбору свободного человека. По-честному.

А н д р е й (неожиданно серьезно). Значит, если я захочу жить как свободный человек, по свободному выбору, по-честному… значит, я стану блядью?

Татьяна тянется к нему.

Т а т ь я н а. Коля?

А н д р е й. А?

Т а т ь я н а. А что за тайна-то? Скажешь?

Кладбище. День

На могиле «Неизвестного» установлена серая мраморная плита. На тропинке могильщики Олег и Митя. Напротив них, у кованой оградки, стоит Виталий. Лицо у него разбито в кровь.

О л е г. Благоразумие.

М и т я. Да просто самосохранение.

Олег снимает кожаную перчатку с правой руки, потирает косточки на кулаке.

О л е г. Это работа. И мы ее будем выполнять хорошо.

М и т я. До тех пор, пока ты не уймешься.

О л е г. Лично против тебя мы ничего не имеем.

М и т я. Но должен же человек понимать слова.

Митя бережно подхватывает Виталия под мышки.

М и т я. Пойдем, раны надо обработать перекисью. А то прикинется зараза…

Виталий вцепляется двумя руками в оградку.

О л е г. Опять все сначала?

Дом Татьяны. Сеновал. Ночь

По лестнице поднимается испуганная Татьяна с фонариком руках.

Т а т ь я н а. А я думаю, кто это у меня наверху ходит?

Луч фонарика высвечивает Андрея, развалившегося на сене. Он пододвигается, освобождает место для Татьяны. Татьяна падает на сено рядом с Андреем.

А н д р е й. В тот раз без презерватива было. Кто об этом должен думать — я или ты?

Т а т ь я н а. Коля…

А н д р е й. Я не Коля. Я Андрей.

Т а т ь я н а. Андрей, а у нас света нет. Провода, наверное, ветром оборвало. Видел, на улице что? Ужас, да? (Обнимает Андрея.)

А н д р е й (высвобождаясь из ее объятий). Подожди.

Андрей разбрасывает сено, достает футляр от аккордеона.

А н д р е й. Вот, смотри! Аккордеон. Здорово?

Т а т ь я н а. Украл?

А н д р е й. А знаешь, что внутри?

Андрей открывает футляр, показывает Татьяне.

А н д р е й. Дали на хранение.

Закрыл крышку, положил футляр обратно в сено и старательно закопал.

А н д р е й. Если ты кому-нибудь расскажешь, то меня убьют. Отец Леонтий исчез, брат Евлогий, Витя-охранник… Я думаю, что их уже нет в живых…

Т а т ь я н а. Пойдем завтра плавать в озере?

Андрей даже растерялся от равнодушия Татьяны.

А н д р е й. Я не все тебе рассказал…

Т а т ь я н а. На том берегу есть одно место.

А н д р е й. Палестинка?

Т а т ь я н а. А ты откуда знаешь?

А н д р е й. Райское место?

Т а т ь я н а. Такая полянка, сверху потолок из листьев. На полу мох, как белый ковер. А сверху луч света, как в церкви, из-под купола.

А н д р е й. Проститутка хоть деньги имеет, а ты — что?

Т а т ь я н а. Любовь.

А н д р е й (обнимает ее). Что мне теперь делать?

Т а т ь я н а (смеется). Ты дурак?

А н д р е й. Что вы все заладили — дурак да дурак? (Смеется). А насосик сделаешь?

Т а т ь я н а. Не-а, я спать хочу. (Закрывает глаза.) Как проснусь, так и сделаю. Ты еще спать будешь. Знаешь, как во сне здорово? Мужики улетают!..

Роща. Рассвет

Сильный ветер гнет деревья. Все еще спят, но Андрей уже на ногах. Он идет через рощу, пригибаясь от ветра. Одежда на нем не монастырская, а своя.

На плече у него аккордеон. Он выходит на дорогу, ведущую к автобусной остановке.

Часть вторая

Железная дорога. Высокая насыпь

Раннее утро, гудят провода. Внизу, под насыпью лежит туман. Два мальчика идут по железнодорожному полотну, несут удочки. Внизу открылась зеленая поляна, непокрытая туманом. По ней быстро передвигаются серые комочки.

— Смотри, — говорит младший мальчик, — зайцы!

Он кладет пальцы в рот, свистит. Серые точки на секунду замирают,

а потом стремительно исчезают в тумане.

— Это примета, к деньгам, — отвечает младший.

Вдалеке свистит электричка. Мальчики сходят с путей.

Вагон электрички

В утренней электричке народу полно. Все окна открыты настежь.

Андрей сидит на самом краешке скамейки, аккордеон у него на коленях, он обнимает его руками. По проходу едва протискивается торговец с большой сумкой.

Торговец. Уважаемые пассажиры, вашему вниманию предлагается детская книжка. Книжка веселая, смешная и очень забавная, а написал ее знаменитый детский писатель. Буквально на каждой странице — цветные иллюстрации. А цена такой книжки — двенадцать рублей. Приятного всем пути.

В вагон заходит парень с аккордеоном. Поет песню: — «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам». Петь ему трудно, меха не разведешь, локти упираются в соседей. Останавливается около Андрея. Поет, а сам смотрит на аккордеон. Спев, собирает в кепку деньги. Дают мало.

В тамбуре тоже биток. Поэтому парень говорит тихо (из-за грохота состава получается — кричит) в ухо Андрею.

М у з ы к а н т. Будешь работать?

А н д р е й. А милиция не гоняет?

М у з ы к а н т. Проблема заключается в том, сколько дашь.

А н д р е й. Тяжелая работа?

М у з ы к а н т. Тяжело, когда жарко, когда окошки пооткрывают, не перекричишь.

Проходят пассажиры, толкаются. На время разъединяют Андрея с музыкантом.

М у з ы к а н т. Короче так — на 148-й я работаю, не суйся. Бери 412-ю, она свободна, там толстый похудел.

А н д р е й. А чего он похудел?

М у з ы к а н т (смеется). Рак поджелудочной, говорят.

А н д р е й. А где 412-я?

М у з ы к а н т. На Ярике.

Андрей не понимает.

М у з ы к а н т. Ярик не знаешь? А Сову? А Белку?

А н д р е й. Савеловский? Белорусский? А Ярик — Ярославский. А Павелецкий как будет?

М у з ы к а н т. Павлик, само собой.

Двери открываются. Входит народ, становится еще теснее.

Двери закрываются.

М у з ы к а н т. Будешь работать?

А н д р е й. Я нот не знаю. И играть не умею.

Вокзал

Хорошо одетая женщина улыбается Андрею. Он подхватывает ее сумку. Идут.

Ж е н щ и н а. Не тяжело?

А н д р е й. Она же легкая.

Ж е н щ и н а (смеется). А я тебя не просила. Сам взялся.

А н д р е й. А вы не протестовали.

Идут по перрону. За ними едет носильщик с пустой тележкой.

Ж е н щ и н а. Я тебе должна что-нибудь?

А н д р е й. Нет.

Женщина забирает сумку, отходит. Носильщик сзади бьет тележкой

Андрея по ногами.

Н о с и л ь щ и к. Извини, парень!

Женщина возвращается.

Ж е н щ и н а. Больно?

Достает из сумочки сто рублей, подает Андрею. Ж е н щ и н а. Не подрывай им больше бизнес!

Женщина уходит. Андрей хромает.

Подъезд

Подъезд дома, где живет Андрей. На дверях лифта черным фломастером написано: E-xtazi. У лифта стоит девочка лет тринадцати, она поджидает Андрея.

Д е в о ч к а. Едете?

А н д р е й. Кошками пахнет. Раньше так не было.

Д е в о ч к а. Раньше крыс не было.

А н д р е й. А что, пришли?

Д е в о ч к а. Из мусоропровода.

А н д р е й. Значит, если убрать кошек…

Д е в о ч к а. То придут крысы.

А н д р е й. Ты телевизор смотришь?

Д е в о ч к а. Лучше кошки, чем крысы.

А н д р е й. С незнакомыми мужчинами в лифте ездить нельзя.

Д е в о ч к а. Вы же из сорок третьей квартиры.

А н д р е й. А ты из какой квартиры?

Д е в о ч к а. А вы меня совсем не помните?

Лифт останавливается. Андрей выходит.

Квартира Андрея

Дверь открыла мать.

М а т ь. Монах! (Обняла Андрея и поцеловала.) Как?

А н д р е й. Нормально.

Андрей снимает с плеча аккордеон.

М а т ь. Вот и хорошо, будешь в переходе играть, деньги заведутся!

А н д р е й. Я соскучился.

М а т ь. Ну и как там, в монастыре?

А н д р е й. Райское место! Озеро, а на другой стороне — палестинка.

М а т ь. Это что?

А н д р е й. Ну, от слова «Палестина». Библейская страна.

М а т ь. Где война с Израилем?

А н д р е й. Я есть хочу.

Андрей ест суп.

М а т ь. Смотри, монахи квартиры отнимают. Стал монахом — отдавай квартиру. Не спрашивали у тебя там про квартиру?

А н д р е й. А что они у нас могут отнять?

М а т ь. Тут твоя четверть, как у прописанного.

А н д р е й. И как они эту четверть отнимут?

М а т ь. Через размен. А четверть от двухкомнатной смежной — знаешь, что?

Андрей замер, смотрит в ложку.

А н д р е й. Мам, это что?

М а т ь. Суп.

А н д р е й. Газета! Кусок газеты. В супе.

М а т ь. Кости из морозильника. В газету завернуты были. Макароны будешь?

А н д р е й. Нет, наверное.

М а т ь. Положу немного. Только они на маргарине, не на масле.

А н д р е й. Спасибо, не надо.

М а т ь. Потом чаю попьем. (Заплакала.) Так обидно сказал про газету…

А н д р е й. Не подумал.

М а т ь (плачет). Сладкого хочется. К чаю.

А н д р е й. Не плачь.

Андрей вышел. Вернулся со ста рублями, которые заработал на вокзале.

А н д р е й. На вот. Купи себе зефир. Или пастилу.

Мать взяла деньги, убрала в буфет.

М а т ь. На курицу.

А н д р е й. На сладкое. Тебе.

М а т ь. На курицу. Всем.

С работы вернулись сестра Андрея и ее муж. Сестра увидела Андрея на кухне. Расстроилась. Молча, рывками снимает куртку. Муж помогает ей, тоже нервничает.

С е с т р а. Явление святого народу. Вот что, Андрей! Завтра же на работу устраиваться!

Мать молчит, смотрит в окно. Сестра резко поворачивается, уходит в комнату. Наткнулась на мужа, толкнула его.

С е с т р а (из комнаты, громко). Лучше, если с ночевкой. У охранников топчаны есть. Лучше, если с общежитием.

М у ж с е с т р ы (Андрею). Ты же знаешь, что она дура.

Вошла Сестра. Обняла сзади за плечи Андрея, заплакала.

В дверях — мать, сестра и ее муж. Смотрят, как Андрей одевается. Вешает на плечо аккордеон.

А н д р е й. Если кто меня будет спрашивать… Скажите, что ушел обратно. В монастырь.

С е с т р а (на аккордеон). Можно на свадьбах играть!

Муж сестры уходит в комнату.

М у ж с е с т р ы (из комнаты, злобно). Кто теперь на свадьбах на гармошке играет? Дура!

Улица

Андрей идет по улице. Он идет в густой толпе. Рядом несутся машины. Потом машины останавливаются в пробке. Гудят.

Квартира Нины

Андрей звонит в дверь. Дверь открывается, на пороге стоит Нина.

Н и н а. У тебя деньги есть?

А н д р е й. Здравствуй, Нина.

Нина молчит.

А н д р е й. Что-нибудь случилось?

Н и н а. Да так, ерунда. Женская операция.

А н д р е й. Ты что… беременная?

Н и н а. Ты здесь ни при чем.

А н д р е й (шепотом). Это аборт?

Н и н а. Нет. Это выкидыш организовать.

Андрей не нашелся что ответить.

Н и н а. С гармошкой ходишь?

А н д р е й. Так, для прикола.

Н и н а. Смеются?

А н д р е й. Ага.

Н и н а. Смешно.

А н д р е й. Я ни о чем тебя не спрашиваю.

Н и н а. Еще бы! Исчез, пропал, в монастырь на богомолье пошел. Кому ни скажешь — все смеются. Так что давай без вопросов. Про выкидыш — шутка. Просто деньги нужны.

Нина и Андрей заходят в прихожую. Когда Нина закрывает дверь, Андрей целует ее в шею.

А н д р е й. Я тебе изменил.

Звонок телефона. Нина берет трубку.

Н и н а. Это тебя.

— Мама?

— Приходил парень, тебя спрашивал.

— Парень?

— Сказал, Герасим его зовут.

— А ты что?

— Сказала — уехал обратно.

— Хорошо, что позвонила.

— Он не один был. С ребятами.

— Все в порядке, мама.

— Они говорят — ты им деньги должен.

— Хорошо. Я буду звонить тебе.

— Ты во что ввязался?

Андрей положил трубку.

Н и н а. Что ты сказал?

А н д р е й. Что обратно поехал, в монастырь.

Н и н а. А до этого что?

А н д р е й. Что изменил.

Троллейбус

Андрей едет в троллейбусе. Аккордеон на плече мешает пассажирам. И Андрей снимает его. Опускает вниз, зажимает ногами.

Квартира Дениса

В прихожей Андрей обнимается со своим другом и ровесником — Денисом.

Д е н и с. Предупреждать надо.

А н д р е й. У тебя — кто?

Д е н и с. У меня — ты.

А н д р е й. Я могу оставить у тебя аккордеон на время?

Д е н и с. Можешь.

А н д р е й. А пожить немного?

Д е н и с. О чем речь?

А н д р е й. А в душ?

Андрей моется под душем.

Д е н и с. А ты можешь за квартиру заплатить? А то я на нуле. А н д р е й. Попробую.

Д е н и с. Я с работы ушел.

А н д р е й. Дурак, что ли? С такой работы?

Д е н и с. Надоело жопу лизать.

А н д р е й. Так серьезно?

Д е н и с. Все ровесники, блин, молодые ребята — Стас, Эльшан, Никита. И я. Четвертый на служебной лестнице. Никита лижет жопу Эльшану, а Эльшан — Стасу как главному. Причем Эльшан чужого не подпустит Стасу жопу лизнуть, только через него. А если я захочу лизать его волосатую жопу, то только через Никиту. Молодые ребята, всем по двадцать два года!

А н д р е й. Разок-то мог лизнуть.

Д е н и с. Разок — да. И второй, и третий. А потом слюны не хватило, Никитке шершаво показалось. Велел мне перелизать заново.

А н д р е й. Послал?

Д е н и с. На что я теперь жить буду?

А н д р е й. Дай полотенце.

Андрей и Денис пьют чай. Андрей с мокрой головой, на плечах у него полотенце.

Д е н и с. У меня мобильник молчит, деньги кончились. Это так унизительно…

А н д р е й. Утрясется как-нибудь.

Д е н и с. Мне как-нибудь не нужно. Я привык к деньгам.

А н д р е й. Тогда терпел бы.

Д е н и с. Такая зарплата, настоящие деньги…

А н д р е й. Так вернись.

Д е н и с. С ума сошел? Они меня совсем опидарасят.

А н д р е й. А вы что там только разборками заняты? Работа-то хоть была?

Д е н и с. Работы до хрена. Система наказаний — могут без обеда оставить, могут до ночи задержать, продленка называется. Если что не так — без выходных… Если б не деньги…

А н д р е й. Я думаю, нельзя из-за денег работать. Это бессмысленно. Представляешь, если вдруг отменить зарплату? И только по желанию. Вся страна сменила бы место работы. Кто бы куда пошел?

Д е н и с. Без денег? Я бы никуда не пошел.

А н д р е й. Работать надо за кров и пищу, и все.

Д е н и с. Я так и делаю. Только у нас с тобой разная пища. И кров — тоже разный.

А н д р е й. Работать надо во искупление грехов.

Д е н и с. Это тебе в монастыре сказали?

А н д р е й. Чем проще и тяжелее работа, под которую мы подставляем шею, тем больше пользы мы получим. Важна не сама работа, а очищение души.

Д е н и с. А не говорили тебе в монастыре о сочувствии к людям?

Звонит телефон

Д е н и с. Это тебя. Нина.

— Андрей, тут один парень приходил. Тебя искал.

— Герасим?

— Я подумала, что надо предупредить.

— Он один был?

— С ребятами.

— Что ты ему сказала?

— Что мы расстались. И я не знаю, где ты.

— Спасибо, Нина.

— Я правду сказала. Эти ребята говорят, что ты им деньги должен.

— Все в порядке.

— Очень крупную сумму.

— Я позвоню тебе.

— Не надо. Я не хочу тебя видеть. Уходи от Дениса. Спрячься где-нибудь.

Андрей кладет трубку.

А н д р е й. Знаешь, Денис, если к тебе придут, скажи, что я обратно в монастырь уехал.

Д е н и с. На деньги попал?

А н д р е й. У тебя есть чистая майка?

Улица

Андрей выглядывает из подъезда. Выходит на улицу. Идет через двор, озирается.

Стол находок

Стол находок похож на камеру хранения на вокзале, только народу нет никого. В окошке сидит девушка в очках.

А н д р е й. Привет, Наташка!

Девушка подняла голову, увидела Андрея. Вскочила и убежала за полки.

А н д р е й. Это не ограбление.

Н а т а ш а (из-за полок). Откуда узнал, что я здесь?

А н д р е й. Блинова сказала.

Н а т а ш а. Посмотрел? Уходи!

Захлопнула окошко.

Наташа сидит за столом со злым лицом.

Н а т а ш а. Блинова специально тебя послала, чтобы ты увидел, где я работаю.

А н д р е й. Наташка, ты мне нужна.

Андрей снимает с плеча аккордеон, ставит его на стол.

А н д р е й. Похранишь мою находку? Я тебе его сейчас сдам, а потом как бы найду.

Н а т а ш а. Забытые вещи хранятся месяц. А потом отправляем на Балаклавский, на реализацию.

А н д р е й. За месяц управлюсь.

Н а т а ш а. Я его в музыкальные инструменты поставлю. Там есть караоке.

А н д р е й. Спасибо, Наташка.

Н а т а ш а (подает карандаш). Пометку сделай. Чтобы потом доказать, что твое.

Андрей пишет карандашом на футляре.

Н а т а ш а (смеется). Разве твоя фамилия Девяткин?

А н д р е й. Это пароль.

Наташа относит аккордеон на полку.

Н а т а ш а. У тебя деньги есть?

А н д р е й. На метро.

Наташа дает ему деньги.

А н д р е й. Как приду за аккордеоном, так и верну.

Н а т а ш а. Верни. А то я до зарплаты не дотяну.

А н д р е й. Спасибо, Наташка. Ты хорошая. Ты мне нравилась в девятом классе.

Н а т а ш а. А в одиннадцатом?

У Наташи на глазах выступили слезы, она отвернулась.

А н д р е й. Не плачь, Наташка. Ты хорошая, но я другую люблю.

Н а т а ш а. Блядь какую-нибудь?

А н д р е й (смеется.) Законченную. Всем дает.

Наташа смеется.

Школа

Рядом с пожилым мужчиной в кепочке во дворе на скамейке сидит Андрей.

У ч и т е л ь. Хорошая работа — сторож. Особенно летом. Школа пустая…

А н д р е й. Анатолий Иванович, вы же учитель пения.

У ч и т е л ь. Попросили.

А н д р е й. Почему?

Они идут по пустому школьному коридору. Поднимаются по лестнице. Снова идут по коридору.

У ч и т е л ь. Ты пел у меня в хоре?

А н д р е й. Даже был освобожден от уроков труда из-за репетиций.

У ч и т е л ь. Да, я тогда имел большое влияние на руководство.

А н д р е й. Хора теперь нет?

У ч и т е л ь. Есть, но ввели ОПК. Основы православной культуры. Пригласили регента, на духовное пение. Ну, я и выпил как следует. И всё. И попросили.

На сцене, за кулисой актового зала стоит шкаф со шторками, он заперт на висячий замок. Анатолий Иванович открывает его ключом.

У ч и т е л ь. Музыкальные инструменты, концертный костюм, ботинки. Храню. Ну и скажу прямо — водка. А раньше прятался.

А н д р е й. Мы знали.

У ч и т е л ь. А теперь — свободно.

А н д р е й. Мало платят?

У ч и т е л ь. Не обсуждается.

А н д р е й. У меня нет денег за уроки. Сейчас нет.

У ч и т е л ь. Музыкальный слух есть, остальное без проблем.

А н д р е й. Но потом я расплачусь.

Анатолий Иванович достает с верхней полки аккордеон. Сдувает с него пыль. Развертывает меха, аккордеон сипит.

У ч и т е л ь. Готововыборный аккордеон, инструмент фирмы «Ленинград». Качество невысокое. Клавиатура тяжелая, не годится для пальцевого стаккато и нон легато в подвижных темпах.

А н д р е й. Трудно будет?

У ч и т е л ь. Вызывает боли мышц плеча.

Казанский вокзал

Андрей несет женщине с ребенком вещи — четыре сумки, по две в каждой руке. Носильщик сзади пустой тележкой бьет Андрея по ногам, под коленки. Тот падает. Ж е н щ и н а (носильщику). Что же вы не смотрите, мужчина, куда едете?!

Н о с и л ь щ и к. Извините!

Женщина расплачивается с Андреем.

Андрей несет два больших чемодана. Сзади идет хозяин — мужчина в кожаной куртке, говорит по мобильнику. Тележка другого носильщика бьет Андрея по ногам.

На этот раз Андрей выдерживает удар, не падает.

М у ж ч и н а. Не понял.

А н д р е й (смеется). Борьба за рабочее место.

Мужчина расплачивается с Андреем.

Школа. Актовый зал

Андрей на сцене, сидит на стуле, на коленях у него аккордеон.

Анатолий Иванович стоит возле высокого подоконника.

У ч и т е л ь. Бедро и голень должны образовывать угол, равный 90 градусов, и при этом бедро должно быть параллельно относительно пола.

Андрей садится в нужную позу.

У ч и т е л ь. Постановка руки. Пальцы расслаблены и находятся в естественном положении, округлены и касаются клавиш подушечками.

Андрей касается пальцами клавиатуры.

У ч и т е л ь. Громкость звука не зависит от силы нажатия на клавишу. Звук меняется за счет ведения меха. Знакомство учащегося с правой клавиатурой начинается с белых клавиш. Училище имени Гнесиных.

Анатолий Иванович подходит к окну, отдергивает занавеску. Там на газете — хлеб и водка. Анатолий Иванович выпивает. Смотрит в окно.

Андрей на сцене, играет на аккордеоне. Анатолий Иванович ходит взад-вперед по зрительному залу, заложив руки за спину, слушает. Андрей обрывает игру.

У ч и т е л ь. В чем дело?

А н д р е й. Плечо затекает.

У ч и т е л ь. Не останавливаться.

А н д р е й. Пальцы не успевают.

У ч и т е л ь. Это никого не волнует.

А н д р е й. Я никогда не научусь.

У ч и т е л ь. Сыграешь сорок раз подряд — все получится.

Анатолий Иванович подходит к подоконнику, выпивает.

У ч и т е л ь. Выпьешь?

А н д р е й. Что вы, Анатолий Иванович, я на кнопки не попаду!

Павелецкий вокзал

Андрей идет вдоль электрички. Останавливается у вагона, где выбиты все стекла. Заглядывает внутрь — там поломаны сиденья. По вагону задумчиво ходит мужик в железнодорожной форме.

М у ж и к. Наши проиграли.

А н д р е й. Кому?

М у ж и к. Не важно. Проиграли — и вагона нет. А если бы выиграли — все равно бы вагона не было. Не имеет значения.

Андрей несет женщине тяжелую сумку. Сзади носильщик везет пустую тележку.

Н о с и л ь щ и к. Молодой человек!

Андрей оборачивается.

А н д р е й. Что?

Н о с и л ь щ и к. А то. Не упади. Ногу сломаешь.

Ж е н щ и н а. Чего это он?

А н д р е й. Шутит.

Носильщик сзади готовит удар тележкой. Но в последний момент Андрей оборачивается, ногой с силой толкает тележку. Носильщик падает.

Н о с и л ь щ и к. Это твой последний день на Павлике!

Стол находок

Н а т а ш а. А на этой полке хранятся пьяные вещи.

А н д р е й. Я тебе долг принес. И пришел забрать забытую вещь.

Н а т а ш а. На этой полке документы: студенческие, пенсионные, свидетельства о браке и смерти, трудовые книжки.

А н д р е й. Особая примета — карандашом написано — Девяткин.

Н а т а ш а. А вчера принесли велосипед.

Наташа приносит аккордеон, ставит его на стол. Футляр весь увешан брелоками и мелкими игрушками-подвесками — оранжевые зайчики, синие медведи, красный жираф.

Н а т а ш а. Я открыла футляр и посмотрела — что там.

Андрей молчит.

Н а т а ш а. И подумала, что с игрушками незаметнее будет.

А н д р е й. Как это незаметнее? В глаза бросается! Буду ходить, как дурачок! Спасибо тебе, Наташка. (Целует ее в щеку.)

Андрей повесил на плечо аккордеон, пошел к двери.

Н а т а ш а. Работаем ежедневно, кроме воскресенья, с десяти до восемнадцати. Заходи.

Ярославский вокзал

Света и Аня — две торговки. Света — молодая, Ане — за сорок. С ними — мужчина лет пятидесяти, с косичкой на затылке. Он среди торговцев вроде диспетчера.

А н д р е й. Руслан?

Р у с л а н. А что?

А н д р е й. Мне сказали — к вам.

Р у с л а н (на аккордеон). Поем-играем?

А н д р е й. Мне сказали, что начать можно с 412-й, там раньше толстый работал.

С в е т а. А что с толстым?

А н д р е й. Рак поджелудочной.

Все помолчали.

С в е т а. Меня зовут Света. А вас?

Р у с л а н. Значит, так. В конце рабочего дня отстегиваем в общий фонд — страхование, смазка и сопровождение.

А н д р е й (Свете). А я — Андрей.

Р у с л а н. Наш коллективный принцип — с плащунами не дружим.

А н я. С попрошайками, с нищими.

Р у с л а н. У них свое сопровождение и своя смазка. Не дружим, но и не конфликтуем. Работаешь в порядке живой очереди. Кто перед тобой — они там, типа, свое грузят, — ты стоишь, ждешь. Они прошли, ты начинаешь.

С в е т а. А что вы поете — криминал сонгз?

Р у с л а н. Каждый сидит на своей позиции, твоя позиция — музыка.

И все. Без сопутствующих товаров.

А н я. Главное — правильно выбрать направление. Монино — там богатые едут, берут, платят. Александров — дачники, семена, все для дома.

А Фрязино…

С в е т а (смеется). Фрязино. Эти дурные — если берут, то берут все, если не берут — ничего не берут.

Мимо проходит молодой милиционер.

Р у с л а н. Здравствуй, Сережа! Как дела? Как жизнь молодая?

Милиционер не поворачивает головы, надменно проходит мимо.

А н я (про милиционера, тихо). Очень жадный.

С в е т а. Он тебя уже сфотографировал.

Р у с л а н. На Ярике — особая зона. Мы здесь по стояку не ходим. Перед отправлением — ходят только москвичи. Вот они прошли — вышли.

Мы идем.

А н д р е й. А мы не москвичи?

С в е т а. Мы — область.

А н я. Не бойся, в первый раз я с тобой пройду, подстрахую.

С в е т а. Анекдот. У нас есть Максим, он хохол, украинец. Вот он зашел в вагон, выпивший, и говорит: «Уважаемые пассажиры, хочу предложить вашему вниманию батончик» — и сел. Сидит-сидит. А потом встал и на весь вагон: «Москали проклятые, вы батончики исть будете, чи нет?!.»

А н д р е й. Ну и как, взяли?

С в е т а. Все разобрали!

Вагон электрички

Андрей с аккордеоном входит в вагон. Из тамбура напротив входит Аня.

Андрей опускает футляр на пол. Кладет пальцы на клавиатуру. Ему страшно. Аня поднимает вверх два пальца буквой V — победа!

Андрей закрывает глаза. Играет проигрыш. Поет:

Когда подъезжаешь к Москве,

Когда среди синих просторов

Ты слышишь гудки поездов

И видишь огни семафоров…

Не раз пережить довелось

Тебе этот час возвращенья,

Но снова охватит тебя

Знакомое сердцу волненье.

Андрей приоткрывает глаза. Ничего страшного, никто на него не смотрит. Все пассажиры смотрят в окно. Андрей толкает футляр ногой вперед. Немного продвигается вперед по вагону.

Когда подъезжаешь к Москве

Разбуженный стуком колес ты,

Когда за вагонным окном

Бегут подмосковные сосны.

Огнями сверкает вдалиВечернее небо столицы,

А ты все глядишь и глядишь

На светлые эти зарницы…

Аня показывает ему большой палец — все, мол, хорошо! Андрей достает из кармана кепку, готовится к сбору денег.

Пассажиры смотрят в окно. Андрей поет:

Когда подъезжаешь к Москве,

Ты чувствуешь с новою силой

Раздолье любимой земли,

Могущество родины милой.

Ты скажешь: «Родная Москва,

Мы связаны кровной судьбою,

И где бы наш путь ни лежал

Мы сердцем повсюду с тобою!«

Закончил петь. Закрыл от страха глаза. Потом чуть приоткрыл — ничего страшного, все смотрят в окно. Как будто и не слышали его пения.

А н д р е й (упавшим голосом). Музыка Дунаевского. Слова Матусовского.

Андрей подхватывает футляр, идет по вагону с кепкой. Все дают деньги. Андрей нервничает, торопится. Но люди останавливают его, окликают и дают деньги. Много денег. Аня стоит в конце вагона, глаза ее сияют. Они выходят в тамбур.

А н я. Значит так, работаешь от точки до точки, и обратно к точке. Расчет после обратки. Бригадиры, контролеры, менты — расчет централизованный.

А н д р е й. Рабочий день?

А н я. Туда и обратно, шесть часов. Один рейс мало, два много.

Остановка. Входят люди. Двери снова закрываются.

А н я. А я сразу поняла, что ты хорошо пойдешь. У тебя с душой все в порядке.

А н д р е й. В смысле?

А н я. В смысле подачи. Открытый, чистый взгляд, скрывать нечего.

На душе все хорошо.

А н д р е й. У меня на душе фигня.

А н я. Я в смысле подачи.

Андрей смотрит из окна электрички на маленький заброшенный дом. Это так называемый «дом железнодорожника», был раньше такой стиль. Острые углы крыши срезаны, резные деревянные балясины, светлые резные

наличники оттеняют темно-коричневую обшивку. Дом заброшен, и единственное его окно заколочено. От вида этого домика у Андрея на душе стало хорошо.

Андрей поет песню «Последний нынешний денечек».

Пожилая женщина в очках радуется этой песне, может быть, слышала ее в детстве… Рядом с ней сидит интеллигентный парень в круглых очках, по виду — студент. Он тоже смотрит на Андрея, слушает.

Последний нынешний денечек

Гуляю с вами я, друзья.

А завтра рано, чуть светочек,

Заплачет вся моя семья.

Женщина достает из сумки кошелек, дает деньги Андрею. Андрей мельком видит фотокарточки, вставленные в кошелек.

Парень, глядя на Андрея, вынимает кошелек, который женщина опустила в сумку. Андрей играет проигрыш, сбивается. Они смотрят друг на друга — Андрей и вор.

Андрей снова играет проигрыш, поет:

Заплачет мать и мои сестры,

Заплачет брат и мой отец.

Идти в солдаты выпал жребий,

И вольным дням пришел конец.

Женщина слушает его со слабой улыбкой. Вор встает со скамейки, подходит к Андрею и бросает деньги в кепку. Идет в сторону тамбура и садится ближе к выходу.

Андрей поет:

Еще заплачет дорогая,

С которой три года гулял.

Вести к венцу ее собрался,

Любить до гроба обещал.

Железнодорожная платформа в Подмосковье

На скамейке сидят Андрей и вор.

В о р. Что ты от меня хочешь? Работать вместе?

А н д р е й. Нет.

В о р. Спросить: «Как не стыдно?»

По платформе идет милиционер. Вор провожает его взглядом.

В о р. Не стыдно. Потому что деньги — по своей природе ничьи. Это предмет, предназначенный для передачи из рук в руки.

А н д р е й. Это кошелек той женщины.

В о р. А деньги — нет. Они принадлежат тому, кто их держит, пока не будет доказано противное.

А н д р е й. Я могу доказать.

В о р. Не сможешь. Я вынул их из кошелька. А сами деньги нераспознаваемы индивидуально.

А н д р е й. А кошелек?

В о р. Кошелек — да. Он индивидуализирован. Деньги из него я вынул, двести сорок рублей. (Бросает кошелек в урну.) Знаешь, я не люблю деньги. Они подлые. Любят, чтобы — деньги к деньгам. А у кого в кошельке двести сорок рублей, они тех не любят.

А н д р е й. Значит, деньги принадлежат их держателю?

В о р. Пользователю.

А н д р е й. Юзеру?

Снова мимо скамейки проходит милиционер. Андрей и вор провожают его взглядами.

В о р. Будешь со мной работать?

А н д р е й. Нет.

В о р. Почему?

Вагон электрички

У окна сидит девушка, та самая, которая ехала в одной электричке с Андреем, Герасимом и Виталием. Она тогда улыбалась Андрею. Улыбается она ему и сейчас.

Андрей поет:

Шумел, горел пожар московский,

Дым расстилался по реке,

А на стенах вдали кремлевских

Стоял он в сером сюртуке.

Девушка отворачивается к окну, чтобы не смотреть на Андрея. Но это ей не по силам, она вновь поворачивается, находит глазами Андрея и улыбается ему.

Зачем я шел к тебе, Россия,

Европу всю держа в руках?

Теперь, поникнув головою,

Стою на крепостных стенах.

Лавка напротив девушки пустая, и Андрей ставит на нее футляр. Этим он занимает себе место, обещая девушке вернуться. Сам идет по вагону, вынув кепку.

Андрей садится напротив девушки. Она демонстративно отворачивается к окну. Но тут же поворачивается к нему и смеется.

Андрей берет ее за руку. Она отнимает руку. Он берет обе ее руки. Девушка вскрикивает, на глазах у нее появляются слезы.

Д е в у ш к а. Палец болит.

А н д р е й. Где?

Д е в у ш к а (протягивает ему руку). Вот.

А н д р е й. Где это ты?

Д е в у ш к а. Иголкой укололась.

Андрей дует на палец. Девушка смеется. Андрей берет палец в рот. Девушка замирает от ужаса. И женщина напротив замирает. И девочка с плеером замирает.

Д е в у ш к а. Ты что?

Андрей моргает, гримасничает — мол, помолчи. И она затихает.

Андрей вынимает палец изо рта.

А н д р е й. Все. Жди исцеления.

Поздняя полупустая электричка. Усталый Андрей сидит у окна, ест «Баунти». Через несколько рядов от него — наискосок — компания подростков. Напротив них — одна на скамейке — сидит блондинка. Блондинка поднимает юбку и широко разводит ноги. В этот момент подростки замолкают. Блондинка сводит колени вместе. Подростки приглушенно переговариваются. Блондинка замечает взгляд Андрея. Она сдвигает колени, опускает юбку и аккуратно разглаживает ее складки. Подростки возбужденно переговариваются, а потом передают блондинке деньги. Она встает, переходит на другое место и отворачивается к окну — сеанс окончен.

Школа

Вечер. Темный актовый зал, только свет фонарей с улицы.

А н д р е й. Анатолий Иванович, я деньги принес за уроки.

У ч и т е л ь. Деньги мне не нужны. Если уважаешь — проставляйся.

А н д р е й. Не буду.

У ч и т е л ь. Тогда вообще ничего не возьму.

А н д р е й. Как же быть?

У ч и т е л ь. Интересный вопрос. Метод проблемного обучения призванактивно поддерживать творческий поиск учащегося, ставить его перед необходимостью самостоятельного решения вопросов исполнительской методики. (Помолчав.) А что, плохо дело? Думаешь, спиваюсь?

Андрей молчит.

У ч и т е л ь. А мне что? Вечером сижу, набухался, рассовел, мне нормально. Сиди, мужик, отдыхай! Трезвому хуже.

А н д р е й. Возьмете деньги?

У ч и т е л ь. Я тебе сейчас сыграю три вещи Чайковского. «Болезнь куклы», «Похороны куклы», «Новая кукла».

Вагон электрички

Андрей стоит в начале вагона, пережидает предыдущего.

Предыдущий — попрошайка или, как их называют на Ярике, плащун. Босой оборванец в десантных пятнистых штанах и случайном драном джемпере. Только внешность у него необычная — интеллигентное лицо, хорошая стрижка, тонкие очки.

П л а щ у н. Простите меня. Простите меня все…

Реакция пассажиров на внешность нищего разная — одни, видя его лицо, не верят в его нищету, другим — интересно. Эти-то как раз и подают.

— Средне сегодня работает. Устал, — слышит сзади Андрей.

За плечом стоит молодой щекастый парень в кепке.

А н д р е й. А обычно — лучше?

П а р е н ь в к е п к е. Стыда больше в глазах, унижения.

Нищий идет по проходу. Кое-кто ему подает.

— Простите меня, — ровным голосом, почти сухо говорит он всем.

П а р е н ь в к е п к е (Андрею). Извини, парень, что очередь тормозим. Видишь, какая сегодня медленная байда…

Парень в кепке достает деньги, сует их Андрею.

П а р е н ь в к е п к е. На-ка, дай ему 500 рублей.

Андрей колеблется.

П а р е н ь в к е п к е. Дай, дай! Взбодрить надо.

Андрей идет к нищему и подает купюру. Женщина, сидящая с краю, увидев купюру, ахнула. Толкнула локтем соседку. И та ахнула. Лицо нищего дрогнуло.

— Прости меня, — говорит он Андрею.

На глазах у нищего выступили слезы. Андрей возвращается на место.

П а р е н ь в к е п к е. Спасибо, брат, выручил.

А н д р е й. Он по-настоящему плачет?

П а р е н ь в к е п к е. Есть сомнения?

А н д р е й. Так он же знает, что пятисотку ты послал.

П а р е н ь в к е п к е. То-то и оно. Как говорится, гордеца водят на веревочке!

Щекастый парень в кепке курит в тамбуре, пересчитывает деньги. Нищий стоит лицом к окну, ни на кого не смотрит. Рядом, плечом к плечу пристроился Андрей.

А н д р е й. А босиком почему?

П л а щ у н. Сказано — «ни обуви, ни посоха».

А н д р е й. Босоногий, значит?

П л а щ у н. Евреи и римляне так же снимали обувь в знак печали и унижения.

А н д р е й. А как ты плачешь?

Нищий отрывается от окна, чтобы посмотреть на Андрея. Андрей почему-то смущается.

П л а щ у н. Ничего-ничего, спрашивай. В плаче главное, чтобы не стыдно было, тогда легко.

П а р е н ь в к е п к е. А вот это плохо — чтобы не стыдно было! Люди унижение башляют, а ты заслонку ставишь, блокируешься…

Андрей смотрит то на нищего, то на щекастого.

А н д р е й. Скажи, а ты… Ты профессионал? Или… (Шепчет нищему на ухо.) Обстоятельства?

П а р е н ь в к е п к е. Что шепчешь?

П л а щ у н. Обстоятельства.

А н д р е й (на ухо). А сколько тебе нужно, чтобы… выйти из обстоятельств?

П а р е н ь в к е п к е (громко). Хочешь выкупить его?

Нищий слабо улыбается.

А н д р е й. Хочу. У меня денег до потолка, девать некуда.

П а р е н ь в к е п к е. Сам отработает. А если нет, он знает, чего ему будет.

Нищий отворачивается к окну.

А н д р е й. Много денег. Даже не считал ни разу.

П л а щ у н (не поворачиваясь). Спасибо. Я профессионал.

Вагон электрички

Дневная электричка. За окном — серый хмурый день. Андрей идет с аккордеоном по вагону, поет:

Бывало, в дни веселые

Гулял я молодцом…

Лица у пассажиров хмурые. Никто Андрею сегодня не дает денег.

Андрей садится на лавку и смотрит в окно.

— Неудачный день, — весело говорит дед с рюкзаком.

Тамбур

Андрей смотрит, как два мента трясут торговку Валю. Бросили на пол товар — гелевые ручки, топчут ногами.

М е н т (торговке). Скажи Толе, что так будет со всеми, кто не по правилам!

В а л я (плачет). Скажу! Обязательно скажу!

М е н т. Кто сроки нарушает, кто умнее всех?

В а л я. Толя просто забыл.

М е н т. Дай ребятам на шоколадку.

Валя дает ментам деньги, и они уходят. Валя смеется.

В а л я (Андрею). Хорошо получилось. А то у меня недостача была.

Вагон электрички

Андрей идет по проходу, поет:

В одной знакомой улице

Я помню старый дом

С высокой темной лестницей,

С завешенным окном.

Он давно уже заметил девушку, которая сидит у окна. Подсаживается к ней.

А н д р е й. Не боишься поздно возвращаться?

Д е в у ш к а. Боюсь.

А н д р е й. Кто тебя встречает?

Д е в у ш к а. Никто.

Девушка смущается. Ее смущение, как всегда, выражается в смехе.

Д е в у ш к а. Палец выздоровел.

А н д р е й. Я же говорил.

Д е в у ш к а. Ты целитель?

А н д р е й. У меня слюна целебная.

Д е в у ш к а. А у нас тетя Нина ездит по монастырям, прикладывается, — прикладывается, и от этого здоровеет.

А н д р е й. Смотри!

Оба смотрят в окно. Из окна электрички виден маленький железнодорожный домик.

Д е в у ш к а. Мне всегда хочется выйти и погулять вокруг, только времени никогда нет.

А н д р е й. Я на него часто смотрю.

Д е в у ш к а. В нем живут убийцы. Но это хорошие убийцы. Они только богатых убивают. И все отдают бедным.

Домик уплывает за окном.

Мы обходим вокруг дома. Окно заколочено. Мы заглядываем в щели, но видно только грязное мутное стекло. Мы поднимаемся на крыльцо в три ступеньки, но дверь заколочена. Мы отходим дальше и осматриваем окрестности. Вокруг высокая трава, заросли иван-чая.

Д е в у ш к а. А у меня губа болит.

А н д р е й. Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Д е в у ш к а. А поможет?

Андрей целует Девушку.

Д е в у ш к а. Даже телефон у меня ни разу не спросил.

А н д р е й. Дай телефон.

Д е в у ш к а. А у нас нет телефона. (Смеется.)

Андрей снова целует ее.

Д е в у ш к а. Я тебя уже видела однажды. В электричке.

А н д р е й. Я тебя тоже видел. Ты была с подругой.

Д е в у ш к а. Странно, да? А вон парень, который ехал тогда напротив и на нас смотрел.

А н д р е й. Где?

Андрей поворачивается. В ряду напротив, наискосок, сидит Герасим.

И улыбается. Герасим показывает глазами на тамбур. Встает и идет туда первый. Андрей подхватывает футляр и идет за Герасимом.

В тамбуре Андрея ждут двое угрюмых парней, ребята Герасима.

Г е р а с и м. Здорово, брат! Обыскался я тебя. Но ты не иголка в стоге сена. Найти можно.

Угрюмые парни приближаются к Андрею. Андрей быстро идет к противоположному тамбуру. Но там еще двое таких же угрюмых парней ждут его.

Д е в у ш к а. Я нажму кнопку «Милиция».

А н д р е й. Нет. Не надо.

Д е в у ш к а. Не ходи никуда. Жди контролеров.

А н д р е й (разворачивает аккордеон, поет).

Родины просторы, горы и долины,

В серебро одетый зимний лес грустит.

Едут новоселы по земле целинной,

Песня молодая далеко летит.

Ой ты, зима морозная,

Ноченька ясно звездная!

Скоро ли я увижу

Свою любимую в степном краю?

Вьется дорога длинная,

Здравствуй, земля целинная!

Здравствуй, простор широкий,

Весну и молодость встречай свою!

С песней Андрей входит в тамбур. И там сразу на него наваливаются парни. Бьют в лицо. Андрей срывает стоп-кран. Поезд рывком тормозит. Распахиваются двери. Андрей, прижав к себе футляр, прыгает из вагона.

Железная дорога. Под насыпью

Снизу мы видим, как летит Андрей. Он падает на насыпь, катится вниз. Визг тормозов прекращается, электричка набирает скорость. И исчезает за поворотом. Андрей летит кувырком. Удар головой о землю, хлесткая верба, темнота и вата в ушах, и теплый летний день сменяется ярким морозным утром…

— Смотри, смотри, — кричит мальчик с удочками.

Мальчики сверху смотрят, как катится по насыпи тело. Человек, перевернувшись, последний раз взмахнул рукой и замер. Андрей лежит неподвижно на спине, смотрит в небо. Но непонятно, видит ли он его? Рядом с ним нет ни аккордеона, ни футляра. Зайцы скачут вокруг его головы.

С высокой насыпи мальчики спускаются вниз, к Андрею. Он лежит в зарослях иван-чая, совсем недалеко от заколоченного железнодорожного домика. Мальчики бегут к Андрею. А зайцы убегают.

Часть третья

Больница. Палата. Утро

— Николай где?

В ответ молчание.

— Не появится — уволю.

— Придет, — тихим голосом.

— Опять пьяный?

Частая рама окна, косые перекладины. Высокий потолок в трещинах. Белые плафоны на длинных ножках.

Сильные белые руки доктора Елены Николаевны ощупывают ногу. Пальцы на ноге пошевелились. Сначала — тихо, проверяя. Потом сильнее.

— Ноги плохие.

— Встанет?

— Увидим.

— Не встанет?

— Посмотрим.

Высоко на подушке лицо Андрея, он без сознания. Фиолетовый синяк спускается с его шеи, идет через плечо на руку. Пальцы согнуты и напряжены, как будто он держит яблоко.

Руки медсестры Саши распрямляют его пальцы, но они снова сгибаются.

— С руками хуже. Правая очень плохая. Может не подняться.

Доктор Елена Николаевна говорит Андрею:

— Вот так, парень: писать — мочеприемник, срать — утка.

Андрей открывает глаза.

Лес. Кусты. Утро

Аккордеон лежит в кустах под насыпью. Мимо проносятся электрички. Рядом с аккордеоном присели зайцы, поводят ушами.

Анатолий Иванович за кадром поет:

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна:

Не темнеют неба своды,

Не проходит тишина.

Школа. Актовый зал

В сумерках на фоне светлого окна Анатолий Иванович поет:

Но туда выносят волны

Только сильного душой!..

Смело, братья! Бурей полный,

Прям и крепок парус мой!

Больница. День

На соседней кровати лежит Борис. Он мотает головой, стонет. Потом кричит.

— Надо встать, — говорит Елена Николаевна Андрею.

Андрей безучастно смотрит в потолок.

— С рукой мы потом разберемся, а сейчас — ноги. Тебе надо встать.

Андрей, не мигая, смотрит в потолок. Борис стонет.

— Хорошо, поставим вопрос иначе: не надо лежать. Чувствуешь разницу? Как он. (Это о соседе Борисе.) Он будет лежать всегда.

Андрей слегка поворачивает голову. Это первое его движение за все время. Скосив глаза, он смотрит на Бориса.

Ночь

Сосед Борис кричит.

Андрей лежит с открытыми глазами, слушает.

Дверь палаты открывается, и на пороге появляется Андрей. Держась за стену, он идет по коридору. Ноги слушаются плохо, перед каждым шагом он делает вдох, после шага — выдох.

Сестринская комната

В стеклянном шкафу на второй полке сверху — бутыль с притертой пробкой, на этикетке «Spiritus aethylius — 95 %». Одной левой рукой ее не взять, а правая висит вдоль туловища, пальцы скрючены. Андрею пришлось почти залезть в шкаф, чтобы зажать бутыль левой рукой, шеей и плечом. Достал бутыль, поставил на стеклянный столик. Открыл пробку. Ищет — во что налить? Нашел стакан возле электрического чайника. Вытряхнул на пол чайную ложку. Пролил немного на пол. Получился почти полный стакан. Андрей медленно идет по коридору. Несет спирт. За ним неслышно идет медсестра Саша.

Палата

Кричит Борис. Андрей льет ему в рот спирт. Борис захлебывается, спирт течет по его шее на подушку. Борис замолчал. Хрипло дышит, потом откашливается. Мутно смотрит на Андрея и говорит:

— Осибо…

Андрей ложится в кровать. Наступает тишина. Оба спят, дышат ровно.

Саша быстро идет по коридору. Стучит в дверь.

— Елена Николаевна!

Елена Николаевна колет иголкой правую руку Андрея. Нет реакции, он не чувствует боли.

— Считай, нет руки.

Борис кричал, а тут вдруг замолчал. И Елена Николаевна расстроена. Только Саша по-прежнему разглаживает пальцы Андрея, которые опять скрючиваются.

— Зато ноги есть! Сначала не было, а потом появились. А это — разряд ходячих.

Андрей молчит.

— Надо говорить, — сердится на него Елена Николаевна. — Как тебя зовут? Имя, фамилия? Кто ты, откуда? Вот это — Саша, а я — Елена Николаевна. Там Борис, он уже полтора года у нас лежит. А ты кто? Хочешь, Саша принесет газету? И ты по буквам покажешь нам свое имя? Ты его не помнишь? Или не хочешь говорить? Надо говорить!

Андрей закрывает глаза.

Квартира Андрея. Кухня

Мать Андрея возле плиты.

— Не помню — посолила ли суп…

— Попробуй и узнаешь, — говорит дочь.

— Не в этом дело, — качает головой мать. — Вопрос стоит так: выжила из ума или нет?

Больница. Палата. Утро

В дверь осторожно заглядывает мальчик.

— Можно к вам?

Со стуком, опираясь на табуретку, входит Гриша. Делает он это так: выставляет табурет вперед, а потом делает шаг, снова табурет, снова шаг.

— А меня электричкой сбило, — говорит он Андрею. — Я Гриша, а тебя как зовут?

Андрей улыбается ему.

— Ты немой? Еще сказали, что ты без рук остался. Правда? Андрей приподнимает левую руку, сжимает кулак и складывает кукиш.

— А другой рукой?

Андрей смущается.

— Значит, ты однорукий? Круто!

Гриша добирается до кровати Андрея, садится в ногах.

— Говорят, что у тебя амнезия, как в кино… Ты, правда, не можешь говорить? Или притворяешься?

— Скрываешься от милиции? — шепчет Гриша. — В федеральном розыске?

Андрею смешно. Гриша наклоняется к лицу Андрея.

— Я никому не скажу. Тебя здесь спрятали. Программа защиты свидетелей?

Андрей и Гриша смотрят в окно. В один день все стало желтым, наступила осень. Падают листья.

Квартира Дениса. Кухня

Дождливым осенним вечером Денис и Никита пьют водку. Они ровесники, а может, даже и одноклассники. Только Никита — начальник, а Денис его подчиненный.

Н и к и т а. Зарплата — до хера и больше. Только ты должен хорошо понимать, что такое субординация. Ты снизу, а я сверху.

Никита пытается прикурить, но роняет сигарету на пол.

Денис быстро достает из пачки новую сигарету и подает ее Никите.

Н и к и т а. Спасибо.

Никита пытается прикурить, но на этот раз роняет зажигалку.

Денис поднимает ее с полу. Щелкает зажигалкой и подносит Никите огонь.

Н и к и т а. Спасибо.

Никита глубоко затягивается, выдыхает дым. Наклоняется через стол к Денису.

Сестринская комната

Андрей стоит спиной со спущенными штанами. А Саша делает ему в попу укол. Входит санитар Николай.

— Нужно принести баллон с кислородом, — говорит Елена Николаевна.

— А ты попроси, — пьяно усмехается Николай.

— Николай, принеси сюда баллон, — ровным голосом повторяет доктор.

— А где волшебное слово? Нет, ты по-хорошему попроси, хозяйка.

Елена Николаевна отворачивается к окну. Николай смеется.

Андрей, натянув штаны, выходит из сестринской комнаты.

— Что задумалась, хозяйка?

— Думаю — унижаться или не надо?

Андрей задом открывает дверь. Пыхтя, он вносит в комнату тяжелый стальной баллон синего цвета. Андрей держит его навесу двумя руками — левой и правой. Ставит баллон в угол.

— С ума сошел! — ахнула Елена Николаевна. — А если бы ты его уронил? Там же сжатый газ. У тебя правая рука никакая, это же — взрыв!

Андрей поднимает правую руку, сжимает кулак и выбрасывает два пальца вверх — буква V.

Андрей и Гриша смотрят из окна. В один день все стало белым, наступила зима. Крупными хлопьями падает снег.

Стол находок

Наташа и ее напарница Лида метят крестиками дни дежурств в настенном календаре. Обе на грани ссоры.

Л и д а. Почему ты не берешь 4-е, 6-е и 8-е?

Н а т а ш а. Потому что мне нравится работать 3-го, 5-го и 7-го. А еще мне нравится 9-е.

Л и д а. Почему?!

Н а т а ш а. Потому что это нечетные числа.

Л и д а. Однофигственно!

Н а т а ш а. Нечетное число угодно Богу.

Больница

Яркий зимний день. Андрей во дворе колет дрова. Высоко над головой заносит топор и с силой опускает его вниз. Рядом с ним Гриша в смешной яркой курточке. Он ассистирует Андрею — относит поленья к крыльцу больницы. Гриша заметно хромает. На крыльце стоит Елена Николаевна, она в одном белом халате, но на голове меховая шапка-ушанка. Доктор курит. Андрей набирает большую охапку дров и поднимается на крыльцо. Гриша несет за ним маленькую охапку. Оба старательно околачивают валенки от снега.

В коридоре возле горящей печи вечером сидят на низкой скамеечке

Андрей и Гриша. С ними медсестра Саша.

Дверца печи открыта, и красные отблески огня освещают их лица. Андрей кочергой мешает в печи угли.

Рядом — дверь в кабинет Елены Николаевны, она открыта.

Г р и ш а. Елена Николаевна — самый главный врач.

Г о л о с Е л е н ы Н и к о л а е в н ы (из кабинета). Если учесть, что у нас в больнице один врач.

Все трое тихо смеются.

Г р и ш а. А Саша — самая старшая медицинская сестра.

Г о л о с и з к а б и н е т а. Должность старшей медицинской сестры есть только в больницах на сто и более коек.

Тихий смех.

Г р и ш а. А разве в нашей больнице меньше ста коек?

Смех.

Из кабинета выходит Елена Николаевна. Она видит Андрея, обнимающего за плечи смеющегося Гришу; раскрасневшуюся веселую Сашу.

Е л е н а Н и к о л а е в н а. Хорошо вам?

Лес

Тропинка в зимнем лесу выводит Андрея на заснеженную поляну. Андрей слышит позади себя хруст веток, оборачивается. Прямо перед ним, метрах в трех, стоит на задних лапах большой медведь. Медведь слепо вглядывается в Андрея, принюхивается. Потом делает несколько шагов к Андрею. Андрей отступает на шаг. Не совершая резких движений, Андрей лезет рукой в карман. Медведь насторожился, зарычал. У Андрея на ладони конфета. Он осторожно разворачивает обертку, шелестит серебряной фольгой. Фантик падает на снег, и медведь обнюхивает его. Медведь съедает конфету — осторожно слизывает ее языком с ладони Андрея. Ладонь у Андрея остается мокрой, и он вытирает ее о штаны. Медведь садится на задние лапы, смотрит на Андрея, ждет еще еды. Андрей деловито роется в карманах, хлопает себя по бокам — ничего больше нет! Медведь вздыхает и ложится у ног

Андрея, уткнув нос в передние лапы. Андрей спокойно обходит его и идет по тропинке обратно.

Г о л о с А н д р е я (за кадром). Пора кипятить белье. С утра замочено. Нельзя так долго, хлорка разъест. Гнойное белье — с хлоркой, обычное — с содой. Надо сегодня закончить, чтобы к завтрашнему дню было. А то мало чистого осталось. Пока кипит, можно дров порубить.

Андрей оступается с тропинки и проваливается одной ногой в снег. Вытаскивает ногу, пытается снять валенок, но он забит снегом, сидит намертво.

Г о л о с А н д р е я (за кадром). Твою мать!.. Полный валенок. Все, нога будет мокрая.

Быстро уходит по тропинке.

Больница

С улицы входит Андрей. В коридоре его поджидает Гриша.

Г р и ш а. Не ходи сегодня в свою палату ночевать. Давай у меня спать.

Андрей садится на скамеечку возле печки, пытается стянуть валенок. Гриша ему помогает. Из валенка вытряхивают кучу мокрого снега.

Г р и ш а (кричит). Саша, у тебя есть сухие носки?

Г о л о с С а ш и. А что?

Г р и ш а (кричит). У меня есть, но они маленькие.

Г о л о с С а ш и. Есть.

Г р и ш а. Сегодня будешь в моей палате спать. Здорово, правда?

Пришла медсестра Саша с шерстяными носками.

Поздний вечер

Пустая, с голой панцирной сеткой кровать Бориса. Медсестра Саша гасит в палате свет и закрывает дверь.

Весна. На деревьях еще не распустились листья, а кусты уже едва зеленые.

А земля еще сырая. Андрей кладет пальцы в рот и громко свистит. Кусты зашевелились. Из кустов выбежали зайцы. Робко выбежали, приседая от страха. Гриша бросает им морковку. Робкие зайцы подхватывают морковку и убегают с нею в кусты. А смелые зайцы грызут ее прямо здесь.

Г р и ш а. Саша говорит, что это хорошо, что Борис умер. А я заревел. Саша говорит, хорошо, что я заревел. Разве хорошо, когда плачут? Ведь реветь стыдно.

Андрей не слушает Гришу, а смотрит сквозь больничные ворота на дорогу, уходящую вдаль.

— Уходить хочешь? — спрашивает Гриша.

Андрей мотает головой — нет!..

В кабинете Елены Николаевны — диван, посудный шкаф и много бытовых мелочей. Это не только кабинет, но и ее дом, она тут живет. Елена Николаевна и Андрей пьют чай. — К лету не будет нашей больнички. С января уже бюджет закрыт, тянем кое-как. И правильно. А зачем? Все правильно делают, очень разумно…

И не правильно, и не разумно — слышится в ее голосе.

Елена Николаевна наливает Андрею чай.

— Хочешь уходить? — спрашивает она.

Ответа она уже не ждет, знает, что Андрей не ответит.

— Я даже не знаю твоего имени.

А вот после этого вопроса Елена Николаевна ждет ответа. Ждет долго и настойчиво, смотрит на него так, что Андрею стало беспокойно.

Он слабо улыбнулся Елене Николаевне, положил руки на скатерть и сцепил пальцы в замок.

— Ладно, — вздохнула Елена Николаевна. — А я все думала — как же тебя записать? Нельзя же написать — «неизвестный молодой мужчина». Написала фамилию — Девяткин.

Андрей вздрогнул, поднял глаза.

— Еще чаю? — спросила Елена Николаевна.

Вспыхнула лампочка под потолком и осветила подсобку, заваленную рухлядью — сломанные стулья, тумбочки, вышедшие из строя медицинские приборы. Много старых матрацев, свернутых в толстые трубы.

Андрей подходит к пыльному стеллажу. Там лежит футляр от аккордеона. На крышке карандашом написано — «Девяткин». Андрей открывает крышку футляра. Сзади, на пороге подсобки стоит Елена Николаевна.

— Все на месте?

Андрей закрывает крышку.

— Нам чужого не нужно.

Лесная дорога

На плече у Андрея аккордеон. Он идет по знакомой лесной дороге в монастырь. Вот уже за соснами мелькают белые монастырские стены. Андрея встречает собака. Радостно лает, приветствуя. Она бежит вперед, потом оглядывается — идет ли за ней Андрей. Еще один поворот — и монастырские ворота. Будка, похожая на КПП. Собака села у ворот.

У ворот монастыря

Андрея встречает охранник, тот самый, который внезапно попал в больницу. На груди у него бейджик «Витя». Жив-здоров Витя, только вид немного помятый.

В и т я. Пришел? Тебя тут спрашивали — куда, мол, подевался? Что, набродился? Обратно спасаться пришел?

Здороваются, жмут друг другу руки, как старые друзья.

В и т я. Ребята говорят, наверное, он крутым стал: таможка-растаможка, аудит, весь в говне… А ты как ушел, так и пришел. Не взяли тебя новую Россию строить?

Андрей проходит за ворота.

— А я вот теперь инвалид третьей группы. Круто, да? — говорит ему вслед Витя.

Монастырь

Андрей идет мимо храма, стена которого по-прежнему покрыта посеревшими от времени лесами. Поворачивает за угол, а там — отец Леонтий идет ему навстречу. Волосы у него мокрые, гладко зачесаны назад, на плече полотенце. Видно, только что купался. Отец Леонтий увидел Андрея, широко развел руки, улыбнулся.

— Ну? Пришел?

Андрей снимает с плеча аккордеон, кланяется отцу Леонтию. Только одно изменилось в отце Леонтии — сильно хромает, припадает на правую ногу.

— Вот как я теперь хожу, — смеется он, — в полтора шага… Как жизнь молодая? — И не ждет ответа. — Иди в трапезную. Поешь с дороги, благословляю.

Возле разбитого трактора, под которым спят обыкновенно монастырские кошки, стоит мужик в наколках, зовет кошек:

— Кысь-кысь-кысь!

Увидев Андрея, мужик кланяется ему. Кланяется очень низко, в землю. Андрей растерялся и поклонился в ответ в полпоклона, по-обычному.

И только когда Андрей ушел, мужик, взявшись предварительно за поясницу, медленно распрямился.

Трапезная

Длинный стол, за которым обедает братия, сейчас пуст и тщательно вымыт. Навстречу Андрею выходит брат Евлогий (послушник Толик).

— Пришел?

Обнимает Андрея.

Андрей снимает с плеча аккордеон. Ставит его на лавку.

— Видел отца Леонтия? Он молодец. Вернулся к нам на костылях. Так через неделю костыль бросил. С утра до вечера на ногах. У него в бедре железный штырь.

Андрей наклоняется над футляром от аккордеона. Открывает его. И отступает назад, чтобы брат Евлогий видел — все на месте.

— Вот и хорошо. Вот и ладно, — говорит Евлогий.

И смеется, как прежний Толик, только левая щека у него дергается, по-птичьи опускается на глаз веко.

— Сережа! Сережа! — кричит Евлогий.

Быстрым шагом входит в трапезную Сережа, молодой послушник в белом переднике.

— Вот Андрей пришел, — говорит Евлогий.

Сережа кланяется Андрею очень низко, в пол.

— Как взял, так и отдал, — говорит Евлогий Андрею. — Спасибо тебе, брат! Отнеси, Сережа!

Только после этого послушник выходит из поклона. Берет футляр и уходит с ним.

— Принеси щей!- кричит вдогонку послушнику Евлогий.

Послушник Сережа принес большую миску с горячими щами. Положил в миску горсть резаного зеленого лука. А теперь сидит на дальнем конце стола и, подперев щеку, смотрит на Андрея. У Андрея слюнки потекли. Он стал жадно есть. Обжег рот, уронил ложку. Скривился и заплакал. Брат Евлогий поднял ложку с пола. Обтер ее подолом рясы. Он осторожно зачерпывает горячие щи, долго дует на ложку, а потом подносит ее Андрею.

— Давай-давай, — говорит Евлогий. — Открывай рот. Как бы я поел теперь горячего! А нельзя.

Андрей широко открывает рот. Брат Евлогий кормит, его как маленького.

Андрей ест и плачет.

Кладбище

Андрей идет по тропинке.

Г о л о с А н д р е я (за кадром).

Плакать можно.

Если только когда больно.

Если прищемил палец.

Или ударился коленкой.

Плакать хорошо.

А у меня с этим плохо…

Плакать плохо.

У меня с этим хорошо…

— это стих.

Тупо как-то, только когда больно.

От обиды — тоже не то.

Все как-то ведь плачут?

Ведь много слез.

На самом-то деле.

Внезапно, в спину:

— Ты, что ли, Андрей?

Андрей оборачивается и видит Виталия.

Андрей встал как вкопанный — немой заговорил! Виталий смеется, обнимает Андрея, хлопает его по спине.

— Вот ходил чинить дырку в заборе! И кто ее проломил? Поймать бы! Все теперь через нее ходят. И собаки тоже. Деревенские приходили, венки унесли. Вот теперь придут, а дырки-то и нет! (Заглядывает в лицо Андрею.) Ты-то как? Где был, что делал? А зима какая была холодная! Не приведи Бог! Земля мерзлая, снегу мало… Натерпелся я горя! Митя и Олег не могли даже негров из деревни нанять, никто могилы копать не шел. Помнишь Митю с Олегом, наших могильщиков? Ни за водку, ни за деньги — никто не шел! Так я сначала на этом месте костер жег, а уж потом лопатой. Пал Васильича помнишь? Уволился. А Нина Хромова умерла, ее брат к себе увез хоронить. А Татьяну из магазина помнишь? Она здесь, в магазине работает. Тебя все спрашивает. Слушай, а сегодня на ужин — творог. Не советую пропустить. Очень хороший творог!

Андрей громко засмеялся. А Виталий не понимает, почему он смеется, и никак не может остановиться.

— Честное слово, хороший творог!

Виталий и Андрей сидят на скамейке возле могилы «Неизвестного».

Могила убрана по вкусу Виталия — белые камешки по периметру, куст зацветающего вереска в ногах.

— Хорошо здесь, правда? — тихо спрашивает Виталий.

Андрей кивает головой.

В и т а л и й. Эх жаль, выпить нельзя! Отец Леонтий не велит. Режим стандартный — не пить, не курить и без баб! Грех, мол, это! А что — грех? Он всюду. Когда спишь — не грешишь! (Вздыхает.) Может, выпьем за встречу?

Андрей — ни да, ни нет. И тогда Виталий ударил его по коленке, решился.

В и т а л и й. Давай спички тянуть: кто за бутылкой побежит.

А Андрей вдруг говорит:

— А чего тянуть? Я побегу.

Встал со скамейки. И побежал.

Андрей бежит по кладбищу. Андрей бежит через рощу. Бежит мимо белой монастырской стены. Бежит мимо монастырских ворот, бежит мимо проходной. Охранник Витя грозит ему кулаком.

Андрей бежит мимо озера, мимо мостков для купания. Там молодые трудники собрались купаться, да вода холодная. Никак не могут договориться — кто первый прыгнет.

Андрей бежит мимо железнодорожной насыпи. В одну сторону с ним несется электричка. Обгоняет Андрея и, свистнув, исчезает за поворотом.

Андрей бежит с горки вниз. Вот уже виден магазин.

Михаил Угаров — драматург, сценарист, режиссер. Родился в 1956 году в Архангельске. Художественный руководитель Московского театра «Театр.doc» и Фестиваля молодой драматургии «Любимовка». Автор пьес «Оборванец», «Правописание по Гроту», «Голуби», «Облом off» и других, спектакли по которым поставлены в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Ростове, Берлине, Монреале. Автор сценариев «Рагин», «Принцесса Дагмар», автор сценариев телесериалов «Петербургские тайны», «Дневник убийцы», «Северный сфинкс», «Савва Морозов». Лауреат премии за лучшую прозу года («Разбор вещей», журнал «Дружба народов», 1996), телевизионной премии ТЭФИ за сериал «Петербургские тайны» (1996), премии фестиваля «Новая драма» за лучшую пьесу 2002 года («Облом off»), Национальной театральной премии «Золотая маска» за спектакль «Облом off», премии московской критики «Гвоздь сезона» за лучший спектакль 2002 года («Облом off»).

Сценарий «Трудник» написан в 2004 году.