Борис Положий: «Добро и зло неотличимы?»

Евгений Гусятинский. Борис Сергеевич, как вы, врач-психиатр, объясняете феномен массового успеха «Ночного Дозора», успеха, который многими квалифицируется, как настоящая истерия?

«Ночной Дозор»

Борис Положий. Кассу «Ночному Дозору» сделали главным образом дети и подростки. Люди старшего поколения в большей своей части такое кино не смотрят — оно ничего им не дает. Как зрителю мне не нравится «Ночной Дозор», но это мое личное дело. Как специалист по психическим заболеваниям я рискну сказать, что такие фильмы ничего хорошего для душевного здоровья нации не несут. В фильме есть моменты, которые невозможно принять, хотя технически там все «на уровне». Апологеты картины говорят: наконец у нас появился свой блокбастер, который ни в чем не уступает Голливуду. Я согласен. Но во имя чего весь этот натурализм — мордобой, море крови, выворачивание позвоночника? Никто не хочет думать о том, как «наше слово отзовется». Жестокость и натурализм, присутствующие в «Дозоре», ничем не оправданы. А это не такое уж и безобидное дело. Всемирная организация здравоохранения, уделяющая большое внимание борьбе с насилием в обществе, в одном из своих меморандумов заключила, что натуралистический показ сцен насилия может быть приравнен к самому насилию, особенно в отношении незрелой психики. А дети — основная аудитория фильма. Уже выросло целое поколение, которое воспитывалось не на сказках и фольклоре, а на киборгах. Потом мы удивляемся, почему для этого поколения обесценена человеческая жизнь. Они с детства привыкают, что насилие — это игра, что все условно, жизнь ничего не стоит — ни своя, ни чужая. Кинематографисты, с которыми я разговаривал, возражали мне, что я слишком серьезно смотрю на такие игры. Но ведь игры тоже разные бывают. Те из них, что замешены на виртуальной реальности, приучают к насилию, к тому, что «если ты не с нами, ты против нас». Взрослый человек тут усмехнется. Но на подростка такие игры действуют, как наркотик, хотя это и отдаленное сравнение. Они разжигают те чувства и эмоции, которые еще в полной мере не контролируются корой мозга. Иногда пяти-шестилетние дети после просмотра блокбастеров и ужастиков попадают к специалистам нашего профиля. Хотя в отношении «Дозора» соответствующей статистики у меня нет, я убежден, что подобную продукцию следует ограничивать для детского показа. Но производители ведь не скрывают, что рассчитывают на подростковую аудиторию. К тому же успех фильма во многом обеспечила колоссальная раскрутка. Без нее ничего бы не было. Тут все сделано профессионально. Но зачем канонизировать «Ночной Дозор» как художественное достижение российского кино?

Е. Гусятинский. Гипертрофированное, эстетизированное насилие обладает аттракционной природой. Это безусловно. Пиар тоже сделал свое дело. Но неужели этими факторами все и ограничивается? Как бы вы могли сформулировать мифологию «Ночного Дозора»?

Б. Положий. В том-то и дело, что смысл картины совершенно не оформлен. Сразу скажу, что книгу Лукьяненко я не читал. Но мы говорим о фильме. В «Ночном Дозоре» есть силы Света и силы Тьмы, два клана, можно сказать, две бандитские группировки. Они воюют за свое могущество, но пользуются одними и теми же методами. Мне хочется узнать: чем тогда добро отличается от зла? Меня настораживает и идея самого Дозора. Что это за Дозор? То есть существуют какие-то силы, которым дано право решать, кто есть кто, кого уничтожать, а кого поддерживать.

Е. Гусятинский. Незримое око власти?

Б. Положий. Вот именно. Такие мысли появляются. Чтоб с детства мы уже знали, что есть некие всемогущие органы, которые знают, что делать, примут правильное решение. И всегда все контролируют — так что никуда не скроешься. И выбора никому не предоставляют. Похоже на привет от тоталитарной идеологии. Такое уже было в нашей стране в прошлом веке. Это мы уже проходили. Конечно, авторы не имели в виду ничего подобного, однако показали именно это. Такие параллели напрашиваются сами собой.

Е. Гусятинский. Фанаты «Ночного Дозора» тоже делятся на «светлых» и «темных». У них свои законы и принципы, которые практически не пересекаются с повседневными нормами поведения или сопротивляются им, или подавляются ими. Допустимо ли в связи с этим говорить о некоем сектантстве, о квазирелигии и неоязычестве? Ведь мифология «Дозора» — кислотного, химического свойства. Это как искусственно синтезированный наркотик. И почему он так востребован?

Б. Положий. Такие вопросы редко поднимаются. А явление это очень непростое. Психология детей и подростков связана с тем, что у них нет еще достаточно критического осмысления того, что им предлагают. Им не хватает опыта. Подросток очень легко теряет грань между реальным и ирреальным. Всегда есть риск, что он ее перешагнет. Сегодня они изображают из себя каких-то героев, играют в кино. Но вполне можно себе представить, что их «понятия» перенесутся-таки на улицу, из микросоциальной группы — в общество. Кто-то будет «светлым». Притом что они сами дали себе право называться «светлыми». А «темными» назначат других — кавказцев, евреев, чернокожих и т.п. Остается найти талантливого лидера и организатора.

Е. Гусятинский. То есть это совершенно абстрактная мифология, это пустая рамка, которая приложима к любой ситуации и может быть взращена на любой почве?

Б. Положий. Совершенно верно. Эта мифология не предоставляет выбора — просто потому, что выбирать не из чего. Все одинаково: «светлые» и «темные» — одни и те же, но при этом они противостоят друг другу. Есть набор выхолощенных аттракционов. Это матрица, которую можно наложить на самые примитивные потребности. Там нет фундамента, внутреннего стержня — регулятора зрительского восприятия. Происходит отрыв от реальной жизни — она уже не требуется. Все это препятствует здоровому развитию подростка. Я не хочу показаться скучным и назидательным. К тому же я вовсе не фанат реализма. Я не против мистики в искусстве, скорее наоборот. И в этой сфере у нас есть недостижимый потолок — выдающийся роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Тут не только чертовщина, но и великий язык, и великие идеи, и мудрая философия. Понятно, что не каждому быть Булгаковым. Но разве это не уровень, на который нужно ориентироваться?

Е. Гусятинский. Существует ли немаргинальная, неэлитарная альтернатива такому масскульту? И вообще, что можно ему противопоставить?

Б. Положий. Во все времена альтернативой примитивности служат воспитание, культура, традиции. У нас, к сожалению, на волне ухода от казарменного социализма образовался вакуум. Хлынула массовая культура, которая заполонила все. Подросток выбирает то, что проще, доступнее, съедобнее. Это относится к большинству населения, не только к детям. Собственно, есть канал «Культура». Но сколько зрителей его смотрят? Мизерная доля населения. Только государственная политика способна, на мой взгляд, выработать альтернативу низкопробной масскультурной продукции. Этим должны заниматься государственные мужи.

Е. Гусятинский. Но в каком-то роде «Ночной Дозор» — это и есть государственные мужи, Первый канал. Долгий опыт конструирования национальной идеи ни к чему не привел. Потому что в основе его лежали все те же старые, отжившие и более не работающие механизмы. И теперь, когда национальная идея сама по себе успела стать виртуальной, нам предлагают такие абстрактные — затуманенные -произведения.

Б. Положий. Дело не в том, госканал это или нет. «Ночной Дозор» — не госзаказ. К великому сожалению, государству не хватает времени или желания на ненасильственную борьбу с тем, что телевидение заполняется бездарными сериалами или голливудскими поделками и новое поколение вырастает на эрзацах культуры. Государственной политики тут просто нет, а в таких условиях может вырасти поколение потребителей, а не творчески мыслящих личностей.

Е. Гусятинский. В Голливуде, кстати, добро и зло всегда четко разделены и первое непременно побеждает.

Б. Положий. Совершенно верно. Оппозиции в Голливуде всегда четкие. Они несокрушимы. Там на двух плохих чернокожих — трое хороших. Там герой рассчитывает в первую очередь на себя. Там все флажки расставлены очень четко. У нас нет ничего подобного. Мы оказались не готовы к новой жизни — в сфере наших личных ценностей, вкусов, ориентиров.

Е. Гусятинский. Кроме возрастного фактора, какие черты характеризуют основной контингент зрителей «Ночного Дозора»? Ведь фильм пользуется популярностью не только среди москвичей, но и в провинции. Играет ли тут роль социальный статус потребителя?

Б. Положий. Безусловно. Массовая культура ориентирована не только на возраст зрителя, но и на то место, которое он занимает в обществе. Почему «Дозор» смотрят в провинции? Просто потому, что там жизнь тяжелее. В провинции меньше возможностей получить хорошее образование. Там меньше возможностей чем-то занять подростков. Потому-то они и являются наиболее активными потребителями такого чтива.

Е. Гусятинский. На Петровке, 38 рост детской преступности и подростковых суицидов напрямую связывают с воздействием массмедиа, с тем, что они транслируют. На ваш взгляд, такая связь правомерна? И действительно ли существует риск, что ребенок перепутает реальный мир с виртуальным?

Б. Положий. Эти вещи, безусловно, взаимосвязаны. Проблема суицидов — одна из самых актуальных сейчас в России. Мы сегодня занимаем третье место в мире по частоте суицидов — около сорока случаев на сто тысяч человек в год. Зная общую численность населения, можно легко прикинуть эту страшную цифру. На этом фоне произошел рост подростковых и детских суицидов. Есть суициды даже среди пяти-шестилетних. Этот синдром связан с незрелой психикой детей и с гротескной, преувеличенной реактивностью. Есть и подростковые, так называемые согласованные, коллективные суициды. Причина тут — в отсутствии зрелости, когда жизнь и игра еще не дифференцированы. К тому же колоссальную роль играет и эффект подражания. Если ребенок не в состоянии критически воспринять насилие, транслируемое теле- и киноэкраном, то у него срабатывает рефлекс подражания. Виртуальный мир — мир «Ночного Дозора» — по природе все равно копирует реальный мир. Японцы уже описали так называемый «киборгсуицид». Это подростковые суициды, связанные с перепиской по Интернету, где есть призывы к самоубийству и советы, как это лучше сделать. В этом виртуальном мире дети находят себе единомышленников. Здесь мы опять упираемся в недостаток или отсутствие базисных культурных ценностей, а за них ответственны не только родители и не только школа. Во многом они формируются нашим информационным пространством, а там суициды иной раз преподносятся как привлекательное явление. Журналисты иногда живописуют травмы, трупы, жертв так, как их вообще описывать категорически нельзя. Это нечестные приемы.

Е. Гусятинский. Связан ли этот суицидальный синдром еще и с тотальной виртуализацией смерти?

Б. Положий. Думаю, связан. Ценность человеческой жизни в последнее время сильно понизилась. А смерть и боль зачастую (в тех же массмедиа) толкуются как нечто облегченное. Как будто подстрелил фигурку в игре — и нет фигурки, и что с того? Нет осознания смерти. Зато есть игровое восприятие жизни. Жизнь, безусловно, содержит элементы игры, но игры по определенным правилам, с высокой, достойной целью. Но когда жизнь превращается в абсолютную игру, теряется разница между тем, есть ты или тебя нет. Фильмы вроде «Ночного Дозора» — хотят того их авторы или нет — тоже содействуют этому. И общественное восхваление, поощрение такой продукции тоже играет тут не последнюю роль. Готовится поколение, которое не должно вообще ни о чем задумываться. Пусть за них решают другие. Опасный крен общества в сторону очередной бездны.

Е. Гусятинский. Поколение, которое перекладывает всю ответственность на Ночной Дозор?

Б. Положий. Можно и так сказать. Поколение, которое ориентировано только на получение удовольствия. За этим нет никаких нравственных, моральных ограничений и критериев. Удовольствие любой ценой. Удовольствие в широком смысле этого слова. Вплоть до того, что если есть тот, кто препятствует получению удовольствия, то его надо уничтожить. Я не хочу сказать, что тут во многом повинен именно «Дозор». Но он — типичный пример подобной культуры.

Е. Гусятинский. Есть ли у вас статистика по влиянию массмедиа и массовой культуры на умы и психику детей и подростков?

Б. Положий. Безусловно, есть, но этот вопрос очень трудно отстоять на правовом уровне. Много лет назад я был приглашен в качестве эксперта в Судебную палату по информационным спорам при президенте РФ. Тогда дело касалось газеты «Новый взгляд». Ее обвиняли в смаковании насилия и в том, что многие публикации оказывают влияние на психическое здоровье молодежи. Тогда все с этим согласились, в том числе и председатель палаты. Но позиции стороны ответчика все равно были неуязвимы. На юридическом уровне такие «преступления» недоказуемы. Это же не микроб, который куда-то попал и что-то возбудил. Но влияние массмедиа на реальность прослеживается не только по цифрам роста преступности, наркомании и алкоголизма. Оно сказывается и на некрепости семей (сейчас в России распадается 50 процентов браков), и на национальной нетерпимости, и на многих других негативных сторонах нашего сегодняшнего бытия.

Е. Гусятинский. Есть скептическое мнение, согласно которому нет ничего проще и легче, чем сопрягать насилие реальное с культом жестокости на экране. Такую причинно-следственную связь зачастую трактуют как утешительный ответ, как реакцию самозащиты, как свидетельство всеобщего бессилия. Не кажется ли вам, что избыток насилия на экране переключает его в абсолютно немотивированное событие? И можно ли в таком случае говорить о подражании немотивированному? Если можно, то влияние массмедиа на реальность становится сверхочевидным. Ведь столь часты случаи, когда детские преступления совершаются просто так, ни за что ни про что.

Б. Положий. Верно. Изобилие насилия на экране рождает иллюзию его абсолютной естественности. Получается, что убивать — это все равно что дышать, есть, пить, спать, что это само собой разумеющийся процесс, что это одна из форм проявления жизни и чуть ли не норма поведения. Тем самым вырабатывается спокойное и безразличное отношение к любой форме насилия.

Е. Гусятинский. Возможно ли, что, не будь этой выхолощенной массовой культуры, ситуация была бы иная и все было бы лучше?

Б. Положий. Безусловно. Социальная и информационная среда формирует личность. Врожденная склонность к насилию крайне редка, а для ее реализации нужны соответствующие пусковые механизмы.

Е. Гусятинский. В финале «Ночного Дозора» мальчик вступает в силы Тьмы, то есть как бы становится на сторону зла. У этого выбора нет, насколько я понял, какой-либо внятной мотивации. Герой не несет ответственность за собственный поступок. Даже не он, а его выбирают. Но он не сопротивляется. Не опаснее ли такие неидеологизированные, размытые действия самой жесткой идеологии (с открытым призывом к насилию)?

Б. Положий. Опаснее. Замысловатое до человека доходит лучше, чем то, что говорится напрямую, «в лоб». В финале «Дозора» мальчик говорит «светлым»: «Вы точно такие же, только еще хуже». Может быть, авторы и хотели разделить добро и зло, но что у них получилось на выходе? Я не знаю, может быть, их позиция состоит в том, что добро и зло неотличимы. Такую позицию я принять не могу. Другое дело — идея, что в каждом человеке есть и добро, и зло. С этим бы я согласился. Но тогда нужно ориентировать человека на то, чтобы зло так и осталось отвергнутым, а проявлялось бы и побеждало только добро. Но фильм на это никак не указывает, скорее наоборот.

Е. Гусятинский. Чем, на ваш взгляд, в большей степени мотивирован уход в виртуальный мир? Тем, что наша реальность не предоставляет чего-то ценного и позитивного, или такой уход не зависит от «пейзажа за окном»?

Б. Положий. Прямую связь с «пейзажем за окном» я бы не стал проводить. Уход в виртуальную реальность происходит сейчас во всем мире. Современному человеку не хватает времени для адаптации в этом постоянно обновляющемся, меняющемся информационном мире. Почему тянет в виртуальный мир? То, что дети намного больше обитают в своих фантазиях, чем в реальной жизни, это нормально, это этап развития. Мир фантазий проще и сильнее, потому и начинает вытеснять реальную жизнь с ее проблемами и сложностями. Если же человек с головой погружается в виртуальность, то это уже несчастный случай. Тут причины чисто индивидуальные, а не глобальные — неблагополучие на микросоциальном уровне, отношения в семье. Если в семье к ребенку относятся как к личности, он не застрянет в придуманном мире, хоть и будет пользоваться его услугами. Если же он тонет в виртуальном мире, то это уже связано с проблемами в его семье, в другом микросоциуме. И такое случается везде — не только в России, но и в значительно более благополучных странах.