Сергей Члиянц: «Как может быть невыгоден талант?»

Интервью ведет Евгений Гуcятинский

Евгений Гусятинский. Как продюсер вы работали с многими режиссерами. Кира Муратова — фигура отдельная. В чем с ней было сложнее, а в чем, наоборот, проще?

Сергей Члиянц. Чем человек талантливей, тем он сложней — не всегда, но часто. Сложность в чем? Только в том, как проявляется режиссерская воля. Воля в достижении намеченного. Кира Георгиевна, знаете, она такая наседка, хозяйка в своем курятнике. Я ей с самого начала сказал: «Какие-то вопросы вас не будут касаться». Она ответила: «Конечно-конечно». Но все равно совала в них нос. И в этом смысле не надо ее идеализировать. Она изощренный, опытный человек. Когда ей выгодно, она говорит: «Сергей, вы просили меня этого не касаться. Да. Я в этом ничего не понимаю». Но когда ей невыгодно, она все прекрасно понимает. В этом нет ничего особенного. Таков любой режиссер. Но талант Муратовой много шире, чем режиссерский.

На съемках фильма «Настройщик»

Е. Гусятинский. Когда вы только начинали работать вместе, как вы распределили обязанности, как произошло «разделение труда»?

С. Члиянц. Взаимоотношения продюсера и режиссера порой похожи на взаимоотношения политиков: это искусство возможного. Зачем делать то, что сделать невозможно? Я с Муратовой знаком много лет, многие мои товарищи с ней работали. Ее демонизируют только те, кто с ней не работал. С ней намного легче, чем с Бусловым, Хваном, Велединским. Может быть, оттого, что многое она уже пережила, многое ей неинтересно. Доказывать, кто в доме хозяин, ей не нужно. Она хорошо понимает, что все происходит из-за нее. И не считает, что тот, кто работает с ней, делает это исключительно из любви к искусству. Она, правда, может пошутить: «Зачем вы продюсируете мои картины, если они не продаются?» Были люди, которые подкатывали к ней с предложениями: «Я вас так люблю, Кира, давайте я вам денег дам на фильм». Глупость. Фильмы Киры Муратовой финансируются Министерствами культуры Украины и России. Продюсер в таком случае добавляет свои деньги, обычно это происходит на начальном этапе и на этапе выпуска фильма.

Но при этом он понимает, что рано или поздно деньги вернутся. Нужно, естественно, закрыть зону риска в том случае, если фильм становится дороже — скажем, длиннее (как вышло у нас). Продюсеру нужно быть готовым к

этому. Каждый фильм Киры Георгиевны был выгоден тому, кто его делал. Талантливое кино не может быть невыгодным. Ведь продажа осуществляется не только в кинотеатральном зале или на видеорынке. Есть и нематериальная польза. Репутация, имидж, бренд — эти вещи очень важны, от них многое зависит, впоследствии они тоже приносят прибыль. Поэтому нечего глазки прятать и делать вид, что занимаешься благотворительностью. Я говорю это и себе, и любому другому, кто хотел бы работать с Муратовой.

В отличие от многих, Кира Георгиевна всегда пребывает в состоянии полной режиссерской готовности. Не приходит на площадку с похмелья, не бузит, не устраивает забастовок. Она — чистый режиссер. Амбициозным, закомплексованным людям, которым нужно демонстрировать свою власть над другими, с ней, наверное, будет страшно сложно. Она просто пошлет, и всё. Но я так не работаю даже с начинающими. Я никогда не придерживаюсь принципа «кто платит, тот и музыку заказывает». Если я не могу в чем-то убедить режиссера, значит, я не прав — независимо оттого, кто передо мной: Кира Муратова или студент ВГИКа. Работа с Кирой Георгиевной невероятно обогащает. К ней интересно пристраиваться, присматриваться. Конечно, лучший принцип в работе с ней — «не навреди».

Е. Гусятинский. У нее весь фильм уже в голове или многое рождается спонтанно?

С. Члиянц. И то и другое. В основном, для нее фильм готов с самого начала.

Поэтому она болезненно относится к остановкам, к пролонгациям, к консервациям, к браку. Муратова не любит переснимать. Считает, что фильм — результат живого процесса, сиюминутного творчества. Но все равно на площадке что-то же происходит. И разные незапланированные сбои она умеет обращать в свою пользу, умеет делать их конструктивными. Очень подготовленный, чуткий, открытый режиссер, Муратова способна на площадке улавливать изменения цвета неба или настроения актера и что-то менять в своих планах, замыслах.

Е. Гусятинский. Она — импровизатор?

С. Члиянц. Конечно. Вы знаете про историю с собакой Аллы Демидовой? В сценарии же никакой собаки не было. А Алла Сергеевна сказала, что она без собаки не ездит. Все напряглись на эту тему. Собаку еще кормить надо. Кира говорит: «Да пусть она будет с этой собакой, пусть снимается с ней». Вот и получилась Демидова с собачкой. У Киры есть дар превращать проблему в задачу, а задачу решать качественно и плодотворно. Она говорит: «Я всегда могу свой фильм сократить или перемонтировать, либо даже увеличить, только не сразу».

Е. Гусятинский. Я слышал, вы короткий фильм потом выпустили.

С. Члиянц. Десятиминутку. Кира Георгиевна использует традиционный монтаж, в котором мало кто уже работает. Она монтирует фильмы на пленке и каждый эпизод смотрит в проекционном зале. В результате они смонтировали картину какой-то страшной длины. Часа на четыре. Муратова даже сама удивилась. Ведь изначально она планировала снять недлинный фильм. Потом она смогла от чего-то отказаться. Что-то мы обсуждали, но это не были обсуждения с ножницами в руках. Даже если Кира дала бы мне ножницы, я не стал бы ничего делать. Если только не ее руками. Вот она мне и говорит: «Эта история с артистом Невгамонным и Руслановой, с этой справкой — я их терять не могу. Что мне делать? Давай смонтируем телевизионный вариант, более длинный, тогда прокатный я сделаю короче». Но черно-белый телевизионный вариант фильма Киры Муратовой никакого использования, кроме узкокиноведческого, иметь не может. Даже окончательный вариант «Настройщика»

по телевизору не показать. Поэтому я предложил сделать из этой новеллы

короткометражку.

Е. Гусятинский. А как Кира Георгиевна относится к тому, что ее кино не берут в широкий прокат? Переживает ли по этому поводу?

С. Члиянц. Она делает вид, что не переживает, что ее все это не волнует. Раньше, когда ее запрещали, это высказывалось в более агрессивных выражениях, более категорично. Это была протестная реакция. Сейчас она не заявляет: «Мне наплевать, смотрят мой фильм или нет». Она говорит: «Мне приятно, когда фильм смотрят. Мне хотелось бы, чтобы его смотрели. Я понимаю, что почему-то это невозможно. Но раз кто-то продюсирует мои фильмы, значит, они кому-то нужны». Я не слышал от нее чего-то вроде: «В гробу я видела этих зрителей или этих начальников». Такого нет. Отчасти ситуация с судьбой фильмов Муратовой объяснима: в перестраивающейся стране, в неорганизованной отрасли место для таких картин, как «Настройщик», найти сложно. Почти невозможно. Массовое потребление обходит стороной не только некоторые фильмы, но и другие искусства — балет, музыку. Это нормально. Поэтому не следует переживать и кусать локти. Наоборот, нужно радоваться тому, что у государства хватает мудрости финансировать такого рода вещи. Никакой продюсер никогда в жизни не стал бы снимать картину, вроде муратовской, на свои деньги, если он не сумасшедший. Я бы просто не смог. Другое дело, что я начинал ее без договоров с министерствами, у меня на руках никаких гарантий не было. Так что начал я сам, но при этом, конечно же, трезво понимал, что если откажут, я не смогу сделать картину, я ее остановлю.

Ну и какой здесь подвиг?! Чужие заслуги присваивать — некрасиво, хотя многие у нас это любят. Когда имена знаменитых артистов идут в титрах после фамилии еще никому не известного режиссера или продюсера, это смешно и бессмысленно. В этом плане Кира Георгиевна выгодно отличается от многих товарищей по цеху. Я ей говорил, что надо написать в титрах: «Фильм Киры Муратовой». А она мне: «Не надо. Я не хочу, Сергей. Написано, что режиссер Муратова. Этого достаточно. Напишите: «Сергей Члиянц представляет». Я ей сказал, что этого точно не будет. Я ни в одном своем фильме не написал, что я кого-то представляю. Может быть, написал бы — из коммерческих соображений, — если бы на мою фамилию стали ходить зрители. А из соображений честолюбия — нет, не стану.

Е. Гусятинский. В итоге так и не написали?

С. Члиянц. Нет. Если помните, в титрах идут сначала фамилии четырех актеров и название: «Настройщик». Только в конце написано: «Режиссер-постановщик Кира Муратова». Таким же шрифтом, как и все остальное. Эта особенность любопытна.

Е. Гусятинский. Скромность как следствие самодостаточности?

С. Члиянц. Не скромность, скорее, адекватность. Потому что есть технология самопродвижения путем излишней скромности. Есть такие технологии, они известны в психологии, когда человек намеренно убирает себя отовсюду, дабы ему постоянно говорили: «А как же, старик?!» Очень хитрая технология.

Е. Гусятинский. Расскажите про связь Киры Муратовой и Одесской киностудии. С. Члиянц. Эта связь — абсолютно вынужденная.

Е. Гусятинский. Есть ли у нее там какие-нибудь ученики?

С. Члиянц. Она кормилица. Муратова — режиссер, который стабильно снимает на разрушенном предприятии, разрушенном не по чьей-то вине. Сейчас киностудия существует за счет аренды, какой-то побочной деятельности. А в последние два года в Одессу стали ездить из России снимать сериалы. Там световой день длиннее, погода лучше. Студия живет, и в нее интегрирована Кира Муратова.

Е. Гусятинский. У вас не было идеи снимать в другом месте?

С. Члиянц. Мы обсуждали с Кирой Георгиевной возможность снимать в другом городе, но отказались от этого. Из Одессы Муратова уезжает только вынужденно: там нельзя, например, сделать звук. Поэтому она пишет его в Москве или в Петербурге. У нее на студии есть свой кабинетик, есть комната для съемочной группы. И все знают, что на Одесской студии работает Кира Муратова. Благодаря этому появляются какие-то деньги и Одесская киностудия может поживиться.

Е. Гусятинский. Стимулируют ли такие трудные условия творческий процесс, скрепляют ли коллектив?

С. Члиянц. Коллектив Муратовой постоянен. Новые люди появляются крайне редко. О каждом из них Кира Георгиевна печется и справляется — есть ли деньги, как здоровье, все ли в порядке дома, каковы жилищные условия.

Я всех муратовских сотрудников знаю лично. С некоторыми из них работал на других картинах, когда был ассистентом на Одесской студии. Должен сказать, что они не наделены этим дебильным столичным — рекламно-клиповым, телевизионно-сериальным — сознанием. Они понимают, что такое кинематограф. В московских группах таких людей немного. А в Одессе все, от художника с оператором до последнего рабочего, — кинематографисты до мозга

костей. Поэтому атмосфера на съемочной площадке и весь съемочный процесс, притом что экономика кино полностью разрушена, организованы так здорово, как в Москве невозможно, я думаю.

Е. Гусятинский. Важна ли эта удаленность от центра? Необходима ли она Кире Георгиевне?

С. Члиянц. Поначалу мне казалось, что дистанция играет важную роль. На самом деле дистанции нет. Кира Георгиевна легко ее преодолевает силой воображения. Для меня это было неожиданно. Другое дело, что энергетически в Одессе легче, я в это верю. Москва — отвратительный город, тут отрицательная энергия. А там море, оно помогает. Хотя Муратова и в Москве, и в любом другом городе делала бы то, что делает в Одессе. Ее способ высказываться не изменился бы. «Настройщик», при всей своей сюжетности, при том, что в нем есть необходимое количество коллизий и ощутимые признаки коммерческого кино, все равно фильм Муратовой, главное в нем — ее кинематографический почерк. Она может говорить только своим голосом. Вопрос скорее в том, насколько адекватно ее нынешнее состояние выбранному материалу. Если очень захотеть, Муратовой можно управлять. Надо просто иметь цель и понимать, для чего ты это делаешь. Ей можно даже сценарий навязать, убедить снять не то, что она хочет, ее можно заставить разочароваться в актере, убедить поменять оператора.

Е. Гусятинский. Она так подвержена влиянию?

С. Члиянц. Нет. Я говорю — «можно». Она не монстр. Но зачем? Пусть решает сама. Многие ее опасаются, говорят: «Не тронь ее — укусит». Ничего подобного, никакой агрессии в ней нет. Важно лишь понять, можешь ли ты работать с Муратовой. Вот Рената Литвинова может. Хотя на Ренату все влияют, она все в себя впитывает. Знаете, у нас на фильме возник легкий, но заметный конфликт между актрисами принципиально разных школ. С одной стороны, Демидова и Русланова, сами по себе очень непохожие. С другой — Рената, как бы вообще «неактриса». Как же они ее поначалу тяжело воспринимали! И как в эту компанию вписался Юра Делиев, который вообще клоун. Четыре разноплановых актерских типа — и все вместе. Муратова говорит: «Так это же работает. Вы не улавливаете?» Мой ответ: «Я — тупой. Мне это не нравится». Честно говоря, сначала на роль настройщика обсуждался Олег Меньшиков, потом Женя Миронов. Я говорю: «Как это так? То Олег, а то Юра Делиев». Совместимость в одном кадре актера и неактера, да к тому же один говорит на чистом русском, а другой с акцентом? Для меня это две разные органики, которые не очень-то стыкуются. Но для Муратовой они стыкуются. Таков ее способ восприятия — «назвала и поверила». А меня это всю жизнь дергало, и много лет мы с Кирой Георгиевной об этом разговаривали. Я был начинающим режиссером, советовался с ней. Муратовой нравится разность школ и менталитетов, она любит разных, непохожих друг на друга людей.

И из этих различий высекает энергию.

Е. Гусятинский. А как актеры справлялись с режиссерскими задачами?

С. Члиянц. Понятия не имею. Делиев там постоянно с открытым ртом. Он — известный клоун, к тому же стремящийся в режиссуру. Он уже снял дебютную картину. Конечно, трио Демидова — Русланова — Литвинова для него было неожиданным. Он был счастлив. А между Литвиновой, Демидовой и Руслановой какие-то непростые отношения точно «бродили». Если бы Рената не была любимицей Муратовой, то, может быть, ее попытались бы съесть. Но у нее статус. И у Юры статус, только другого рода. Причем ни Демидова, ни Русланова, ни Литвинова не знали, что за кино в результате получится. Это я заметил. Все три, только каждая по-своему, были чем-то раздражены, но когда увидели результат, у всех отлегло.

Мы делали картину вполне ритмично, равномерно. Снимали так, как планировали. Смешной был момент, когда наш сценарист, очень интересный человек Сережа Четвертков, пришел со мной ругаться. Кира Георгиевна вмешалась в скандал: «Что вы хотите? Договоритесь!» Я ей говорю: «Кира Георгиевна, мы же договорились, что вы не будете участвовать». «Нет, я не могу не участвовать». Она ведь если спрашивает о чем-то, то ответ уже знает.

По крайней мере, так это выглядит. Возможно, такая форма вопросов унаследована от общения с советскими редакторскими коллегиями. Видимо, у Киры Георгиевны выработалась эта манера — когда кажется, что она укусит.

Но это только кажется. А по сути все не так.

Е. Гусятинский. Как возникает, из чего создается мир Муратовой?

С. Члиянц. Муратова мыслит кадром в значительно большей степени, чем многие из тех, с кем я работал. Многие режиссеры оперируют отобранной натурой, понятиями объекта, места съемки. У них на площадке все выглядит убедительно и найдено все очень правильно. У Киры Георгиевны на площадке никакой плотности нет. Плотность возникает уже в кадре. Кира очень серьезно кадрирует. Выбирает из всего пространства то, что ей нужно. Никакого особого мира на ее съемочной площадке нет. Все оживает даже не в материале, а в монтаже. По крайней мере, я так думаю. Желание добиваться того, что нужно, заставляет быть принципиальным и настойчивым. Если Кира Георгиевна уже приняла решение, перебить ее не может никто, как ни старайся. Она отменит съемку, если чего-то не будет. Если какого-то бомжа не привезут на озвучание. Я говорю: «Кира Георгиевна, ну зачем нам бомж на озвучании?» Но ее настойчивость в каких-то вещах, зачастую вроде бы незначительных, компенсируется очень большой конструктивной гибкостью в других моментах, которые ей не представляются краеугольными. И этот стиль мне нравится, потому что он похож на джаз.

Е. Гусятинский. Как лично вас обогатил этот проект?

С. Члиянц. Фильм получился. Его запоминают, он востребован. И я надеюсь, что у него будет какая-то жизнь. И потом мне важно, что «Настройщик» немножко отмыл меня от дурацкой репутации «криминальщика», сложившейся после фильмов «Мама, не горюй», «Кармен», «Бумер» и других: мол, где Члиянц — там бандиты. Меня многие после «Настройщика» подкалывали: «Вот наконец-то вы сделали картину с культурным режиссером». Я говорю: послушайте, она же про жуликов, про мошенников. Картина-то как раз криминальная.

За все время жизни и работы в кино я, может быть, только к сорока годам что-то стал понимать. После «Настройщика» я укрепился в своей стратегии. В этом смысле я все сделал правильно.