Сестра моя, смерть. «Море внутри», режиссер Алехандро Аменабар

«Море внутри» (Mar adento)

Авторы сценария Алехандро Аменабар, Матео Гиль

Режиссер Алехандро Аменабар

Оператор Хавьер Агирресаробе

Художник Беньямин Фернандес

Звукорежиссер Рикардо Стейнберг

Композитор Алехандро Аменабар

В ролях: Хавьер Бардем, Белен Руэда,

Лола Дуэньяс, Мабель Ривера

Sociedad General de Cine

Испания

2004

Обычно фильмы, подобные четвертой картине испанца Алехандро Аменабара «Море внутри», делаются на заказ. Конечно, речь не о проплаченном заказе какой-либо конкретной организации, а о добровольном, не высказанном вслух, а уловленном в виде флюида заказе так называемого «гражданского общества». В виду имеется гуманитарное сообщество людей, которых объединяют либеральные ценности (собственно, остальным слова «гражданское общество» кажутся нелепым миражем). Аменабар, до сих пор отмеченный призами только на родине, получил Гран-при одного из самых престижных фестивалей — что важно, — «артового» Венецианского, а не откровенно политизированного Берлинского, Хавьер Бардем — второй «Кубок Вольпи» за лучшую мужскую роль по истечении менее чем пяти лет с момента получения первого (за фильм «Пока не наступит ночь»). Вскоре оба были удостоены призов Европейской киноакадемии и «Золотого глобуса» за лучший иноязычный фильм. Есть все шансы на другие трофеи, от национальной «Гойи» (где по числу номинаций Аменабар уже опередил Альмодовара) до «Оскара».

В заказном фильме предугадать можно все: круг тем, ракурс решения проблем и даже материал.

В «Море внутри» тема — эвтаназия, ракурс взгляда на тему — сугубо либеральный (человек должен иметь право на самоопределение во всем, не исключая собственной смерти), а материал, разумеется, реалистический. За основу взята изложенная множеством журналистов да и самим фигурантом (в автобиографических текстах) история Рамона Сампедро. Моряк и ловелас, Рамон получил травму позвоночника, обездвижившую его на долгие десятилетия: все годы он, сохранивший ясность рассудка и чувство юмора, мечтал об одном — о смерти. Со временем мечта воплотилась в реальность, став серьезным аргументом в пользу легализации эвтаназии. Все это прилежно воспроизвел на экране Аменабар, и за раскрытие темы, бесспорно, заслужил «пятерку».

Точно выписанные диалоги, изобретательные панорамы летающей над живописными пространствами камеры, безупречный кастинг, точный, ритмически выверенный монтаж. Даже уникальное умение блуждать по параллельным мирам сюрреалист Аменабар в своей на этот раз правдивой истории обставил наилучшим образом, сделав важной частью повествования сны главного героя. И музыку, как ведется, написал сам: мелодичную, трогательную, протяжную, с участием волынки, на которой играет всемирно известный Карлос Нуньес.

Однако «Море внутри» — не просто качественная реплика в актуальной общественной дискуссии. Этот как будто извне заказанный проект оказался для двух главных его исполнителей делом глубоко личным, внутренне необходимым, подготовленным предыдущими работами режиссера и артиста.

Бардем, актер первоклассный, получил блестящую возможность вновь продемонстрировать мастерство перевоплощения. Молодой, красивый, мужественный, он преобразился в лысого старика паралитика, не потеряв ни обаяния, ни своего лица.

Самое любопытное, что получилась в итоге не претенциозная пошлятина, вроде приснопамятной «Филадельфии» Джонатана Демме, и не занудство, вроде «Пока не наступит ночь» Джулиана Шнабеля. Причина в том, что Аменабару недостаточно нечто рассказать — в придачу ему хочется что-то сказать.

Аменабар — отнюдь не романтик, но с романтиками его объединяет иррациональный и непреодолимый интерес к смерти. Об этом говорит громкий дебют режиссера, «Диссертация» (в русском варианте — «35-мм»).

В этом фильме завороженность человека с камерой или человека перед камерой насильственной смертью была лейтмотивом. По сути, состояние смерти — не окончательной, так клинической — описывает и второй фильм Аменабара «Открой глаза». Характерно, что в том запутанном кинофантазме процесс оживания и пробуждения представлен как наихудший кошмар, а светлый финал — почти хэппи энд — заставляет героя броситься с крыши небоскреба навстречу неминуемой смерти. «Другие» — фильм о том, как чувствует себя умерший человек. Аменабара ошибочно считают мистиком, а ведь на самом деле он только и делает, что борется с представлениями о жизни после смерти, которая и в «Других», и в «Открой глаза» оказывается наихудшим наказанием. Давая интервью после венецианской премьеры «Моря внутри», режиссер процитировал понравившееся ему высказывание одного меткого зрителя: «Предыдущий фильм (»Другие«. — А.Д.) был о мертвых, которые хотят превратиться в живых, а этот — о живых, мечтающих умереть». Подмечено верно, но противоречия здесь нет. Если смерть становится не дверью на пути в бесконечно безвыходный Лимб, а просто закономерным финалом, точкой, остановкой, Аменабар приветствует ее как сестру.

Подобного внимания к смерти актер Хавьер Бардем никогда, кажется, не проявлял, но его кандидатура на роль Рамона оказалась идеальной. Испанский секс-символ не может не быть мачо. Важно, однако, другое: давняя и целенаправленная борьба с собственным «мачизмом», которую ведет Бардем. Все по-настоящему значительные его роли опровергали «секс-символическое» клише — и парализованный герой «Живой плоти» Альмодовара, и бородатый лысеющий толстый работяга из «Понедельников под солнцем», и изломанный поэт-слабак из фильма Шнабеля. Но наиболее четко контраст Бардема в жизни и Бардема «при исполнении» явлен именно Аменабаром. В собственных снах Рамон предстает молодым красавцем с обнаженным торсом, в экранной реальности — скукоженным гномом, прикованным к постели. Прекрасная внешность героя — не столько образ из прошлого, сколько слепок с его души, той самой, которая заставляет многочисленных женщин любить его без всякой надежды на физиологический контакт. Внутреннее море прекраснее морей внешних, а красота может быть явлена лишь в области нематериального. Выражением скрытой красоты в фильме становится акт любви одной из спутниц Рамона, помогающей ему покончить с собой. Смерть — апофеоз влечения к нематериальному; показывая это, Бардем и Аменабар предстают почти манихеями, гностиками, последователями катарской доктрины умерщвления плоти во имя бессмертного духа. Можно и так сказать: почти внерелигиозное (во всяком случае, антицерковное) оправдание эвтаназии являет завораживающе мрачное торжество разума (в вольтеровском понимании) над разного рода официозным мракобесием.

В «Диссертации» Аменабар обличал тех, кто посягает на жизнь, будучи ослеплен своим идеализмом: почти «Преступление и наказание». Герой «Моря внутри» — уже не Раскольников, а инженер Кириллов из «Бесов», веривший в царство справедливости на земле, к которому приведет одно сознательное самоубийство. Убить другого — преступление, убить себя — освобождение. Кириллов, впрочем, потерпел крах: глубоко верующий Достоевский не дал ему победить. Мечущийся между агностицизмом и гностицизмом Аменабар, похоже, далек от традиционного христианства, и потому его Рамон умирает счастливым, в надежде облагодетельствовать многочисленных своих последователей.

Жизнь Рамона, как и событийная канва фильма, пуста и бессодержательна, подобно тягостно-благостной волынке, звучащей на заднем плане. Одухотворяет эту пустоту лишь деятельная, творческая, сознательная воля к смерти, разбавляющая пресную реальность так же, как любимые Рамоном арии Вагнера и Пуччини разбавляют бесцветную, хотя и симпатичную музыку Аменабара (похоже, режиссер оказался достаточно самокритичным, чтобы намеренно добиваться этого контраста). Так смотришь и ждешь, когда же волынка замолчит, чтобы без привычной горечи, с наслаждением растягивая слова, произнести последнюю гамлетовскую реплику: дальше — тишина.