Секс, ложь и Интернет. «Близость», режиссер Майк Николс

«Близость» (Closer)

По пьесе Патрика Марбера

Автор сценария Патрик Марбер

Режиссер Майк Николс

Оператор Стивен Голдблатт

Художник Тим Хэтли

Музыка и песни Лайэма Хоулетта, Джонни Марра и других

В ролях: Натали Портман, Джуд Лоу,Джулия Робертс, Клайв Оуэн

Icarus Productions, John Calley Productions,

Avenue Pictures Productions

США

2004

Экранизация пьес — дело невыигрышное, неблагодарное; любая пьеса изначально статична, действие разворачивается, как правило, в одном и том же месте, актерам негде разгуляться, и все это противоречит искусству движущегося изображения (мувиз). Майк Николс — один из немногих, кто умеет превратить театральную стихию в экранную. Смысл этого превращения состоит в том, чтобы отвлечь внимание зрителя от зрелищности, внешней «видимости» и привлечь его к самим персонажам и перипетиям их взаимоотношений. Театральный режиссер Майк Николс дебютировал в кино в 1966 году, и его картина «Кто боится Вирджинии Вулф?» по пьесе Эдуарда Олби получила тринадцать номинаций на «Оскар», а потом создателям было вручено пять позолоченных статуэток. Почти сорок лет спустя Николс повторил этот шаг, вновь обратившись к экранизации пьесы, и двое исполнителей — Натали Портман и Клайв Оуэн получили по «Золотому глобусу», а еще и номинации на «Оскар». Действие пьесы Олби разворачивалось в университетской среде в Новой Англии; действие пьесы Патрика Марбера, по которой на этот раз Николс поставил фильм «Близость», происходит в «старой» Англии, в богемном Лондоне. Надо сказать, что путь «Вирджинии» к экрану обеспечил глава студии «Уорнер Бразерс» Джек Уорнер. В те годы еще действовал закон Хейса — свод правил и регламентаций, не позволявший, никакой вольности, в частности, словесной. В сценарии текст пьесы, изобиловавший нецензурщиной, остался почти неизменным. Уорнер не стал лезть на рожон, а сделал тонкий обходной маневр: прежде чем представить фильм на одобрение цензору, он направил его в Католическую комиссию по кино, которая большинством голосов санкционировала выпуск его в прокат (подростки до 18 лет в сопровождении родителей). Тем не менее цензуру «Вирджиния» не прошла, и тогда Уорнер потребовал для нее исключительной тарификации. Разрешительная лицензия в конце концов была выдана на том основании, что фильм «отражает трагическую жизненную реальность». В результате «Вирджиния Вулф» похоронила кодекс Хейса.

Новая ситуация, в которой появилась пьеса Марбера, одного из основателей драматической школы Verbatim, сложностей с цензурой не предполагала. Теперь никакими «факами» ни продюсеров не испугаешь, ни публику не удивишь. Не странно и то, что в пьесе Олби в основном говорили, в том числе про секс, а в пьесе Марбера им занимаются, хотя реального «контакта» между героями «при нас» не происходит; эллиптическая композиция выводит героев на сцену не в самые счастливые, а в наиболее драматические моменты, когда они довольно далеки друг другу — в ситуациях романтического знакомства, яростного объяснения или горького прощания. Поражает другое — повторяемость драматургической коллизии через такой временной промежуток, хотя сюжетно эти вещи разные. Тем не менее и там, и тут — четыре главных персонажа, пара постарше, пара помоложе, плюс некоторая дополнительная краска в духе времени, а именно: двое героев англичане, две героини американки. И там, и тут драма закручивается вокруг истового желания освободиться от лжи (на которой, собственно, и покоится благополучие), докопаться до правды и трагических последствий ее узнавания. И там, и тут персонажи прекрасно чувствуют слабые стороны друг друга и изощренно владеют искусством бить именно в эти слабые места. Причем мы видим их всегда в тандемах, так что вся их энергия направлена непосредственно на соучастника «поединка рокового».

В свое время Николс настоял на том, чтобы роль профессорской жены Марты играла звезда на амплуа «девушек, у которых было все» Элизабет Тейлор (она была к тому же лет на двадцать моложе Марты), и это вызвало ожесточенные споры в критике. На этот раз он сделал не менее шокирующий выбор, назначив на роль стриптизерши Элис «королеву Амидалу» Натали Портман, до сих пор тщательно соблюдавшую свою экранную невинность.

Упрощая, можно сказать, что в первом случае Николс вывернул наизнанку гламурную дамочку, обнаружив нутро обыкновенной бабы, способной материться, как торговка с рыбного рынка. Во втором — препарировал «приличную» девушку с ясным взглядом, выявив в ней склонность к эксгибиционизму не столько как к средству заработать на жизнь, сколько как к забавной авантюре сегодняшней «дневной красавицы». Не верьте глазам своим — вот в самой общей форме месседж, который предпослал своему фильму режиссер-ветеран.

Дэниел (Джуд Лоу) — журналист, который работает в престижной газете, в отделе некрологов. Он подробно объясняет Элис особенности сочинения своих текстов. Если требуется сказать последние слова про алкоголика, пиши: «У него были особые пристрастия». Если в последний путь провожают гомосексуалиста, надо писать: «Он был своеобразным человеком» и т.д. Акцентировка слова и дела сменилась; делать можно что угодно, а вот говорить следует эвфемизмами. Так что правда уходит в недосягаемые глубины, гибнет под нагромождением лжи. И лучше бы ее не знать.

«Незнакомец» — вот ключевое слово фильма (а слова, поскольку в основе фильма лежит пьеса, чрезвычайно важны). Этим словом приветствует Элис Дэниела; «Незнакомцы» — так называется роман, который написал Дэн по следам своих взаимоотношений с Эллис. Фотографию на обложку книги делает Анна (Джулия Робертс). Дэн, увлеченный Анной, после неудачной попытки с ней переспать сублимирует свое желание — искушает Анну возможностью новой связи, от ее имени назначая свидание через Интернет случайному собеседнику, которым оказывается Ларри. В результате Анна становится женой Ларри. Но супруги остаются друг для друга чужими, незнакомыми людьми, и когда одного из них, Ларри, обуревает жажда правды (касающейся измены Анны с Дэном), выяснение отношений заканчивается грустно — жена равнодушно сообщает: «Я тебя не люблю». Столь же равнодушно реагирует Анна и на упрек Дэна: «Ты сломала мою жизнь!» — «Переживешь». Делать можно что угодно, надо только для каждого случая предусматривать соответствующий эвфемизм. Анна спрашивает Дэна: «Как Элис отнеслась к тому, что ты украл ее жизнь?» «Позаимствовал», — поправляет тот.

Один из самых ярких эпизодов фильма — словесный поединок Элис и Ларри в нью-йоркском стрип-клубе. Ларри готов заплатить любые деньги, чтобы остаться с девушкой, которая ему понравилась, наедине. Но совсем наедине не получается — с потолка за каждым его движением наблюдает камера слежения. Но и это не главное. По идее этот эпизод напоминает одну из лучших в мировой классике сцен — из «Однажды в Америке» Серджо Леоне, когда Лапша (Роберт Де Ниро) приходит за кулисы театра откровенно поговорить с любимой женщиной (Элизабет Макговерн), а та по ходу разговора снимает грим, и мучительно хочется, чтобы она поскорее его стерла совсем, а она стирает, стирает, но так и остается под слоем краски, а настоящего лица ее мы так и не увидим. Вот и Элис все раздевается, раздевается, принимает разные откровенные интимные позы, отвечает на вопросы, но остается все такой же недоступной.

Профессии всех четырех персонажей символичны. Анна — фотограф, составляющая элегантно-гламурные композиции из фигур «незнакомцев», удостоверяющие мимолетность и необязательность человеческих связей. Ларри — врач-дерматолог, обреченный скользить по поверхности, несмотря на острое желание проникнуть внутрь. Дэн — специалист по приукрашиванию мертвечины. Элис — профессиональная стриптизерша, наглядно демонстрирующая прогрессирующую закрытость по мере все более откровенного раздевания. Символичен и скудный антураж фильма, в первую очередь аквариум, где происходит свидание Анны и Ларри. Он отсылает к другому раннему фильму Николса — «Выпускник», где служил метафорой тюрьмы.

Британские корни «Близости» проявились в явственном социальном намеке. Самой страдательной (как и самой страстной, самой искренней) фигурой в этой комбинации является Ларри — единственный персонаж с «синеворотничковой» генеалогией. Именно ему принадлежит фраза — ответ на вопрос Дэна, на что похоже человеческое сердце: «Сердце — это кулак, облитый кровью». Сказано немножко красиво, но красивость можно простить ради смысла: кулак наносит удар — и это не проходит безнаказанно.