Другое кино. «Личный номер», режиссер Евгений Лаврентьев

«Личный номер»

Авторы сценария Ю. Сагайдак, Е. Лаврентьев

Режиссер Е. Лаврентьев

Операторы С. Радвански, Д. Шлыков

Художник В. Трапезников

Композитор С. Шнуров

В ролях: А. Макаров, Л. Ломбард, В. Разбегаев, Ю. Цурило,

В. Вержбицкий, Е. Пазенко, Д. Эймос и другие

Gemini Film, Top Line Production

Россия

2004

Удивительно, но «Личный номер» способен вогнать рецензента в состояние ступора, потому что совсем непонятно, как оценивать такое стандартное зрелищное кино. «Личный номер» — этакая прививка от столбняка для критика, провоцирующая изменить систему: кому — ценностей, а кому — оценок. Набивший руку на анализе того российского кинематографа, который теперь со всей ответственностью можно назвать авторским, критик столкнулся с проблемой «другого кино». Оцените парадокс: «другое кино» в масштабах нашего кинопроцесса оказывается тем самым массовым и поп-культурным. Но не его ли все так долго и мучительно ждали?

Похоже, дождались. Получили то, что хотели. Или опять не то? «Личный номер» заставляет вспомнить и о десятилетних поисках нового киногероя. Его искали среди братьев и сестер, среди «правильных» бандитов со странными «весенними» именами, среди киллеров и антикиллеров. Но все они были замазанные. Одни только что выходили из тюрьмы, другие норовили туда попасть. Герои мстили, восстанавливали справедливость, пытались доказать свою состоятельность и жизнеспособность — зацепиться за ускользающую действительность любыми способами.

Но как только появилась возможность зарабатывать на кино вполне реальные деньги, а не абстрактные дивиденды, желание экспериментировать с реакцией зрителя, предлагая ему то одни, то другие, то третьи образцы для подражания, резко поубавилось. И все закончилось тем, чего некоторые так жаждали, а некоторые так опасались.

Миру явился героический майор Смолин (Алексей Макаров). Контуженный, он попадает в плен к чеченским террористам, где из него выбивают признание в организации взрывов жилых домов. Смолин бежит из плена и попадает к своим. Но к своим попадают и видеокассеты с записями его откровений. Майор Смолин бежит и от своих. А в это время некий олигарх Покровский (Виктор Вержбицкий), нашедший политическое убежище в Англии, желает вернуться на родину и для этого вступает в преступный сговор с международной террористической организацией «Ансар Аллах». Целью совместной арабо-чеченской операции становится захват заложников в Московском цирке. В случае успеха предприятия Покровский станет спасителем Отечества, ведь именно его призовут угнетенные чеченские боевики в качестве переговорщика и именно он, по плану, спасет тысячи людей и прекратит войну в Чечне. Покровскому, который стоял непосредственно за теми, кто выбивал признания из майора Смолина, жизнь майора ни к чему. Смолин нужен мертвым. Потому в лапах международного террора оказывается его малолетняя дочь. Смолину, едва унесшему ноги, не остается ничего, кроме как спасать сперва свое чадо, а затем… и всю Европу, сажая на белорусский аэродром захваченный арабами аварийный ИЛ-76 с радиоактивной бомбой на борту. На долю спецназа остаются только локальные разборки в цирке с морально подавленными чеченскими сепаратистами. Покровский же возвращается в гостеприимную Англию. «Ансар Аллах» разбит российско-американской авиацией, но главный «Усама», словно ложка дегтя, успеет скрыться в неизвестном направлении.

Все составляющие успеха «Личного номера» как будто бы на месте. Есть белые, и есть черные, и никакого серого цвета — враги разведены по разным углам. Есть зло, и есть еще большее зло: местные чеченские террористы — это так, семечки в сравнении с бородатым «Усамой» и его арабами. Хороший генерал Карпов (Юрий Цурило) во всем доверяет майору и предоставляет ему полный карт-бланш, американцы помогают российским спецслужбам, а те делают ответный широкий жест — готовы ради спасения Старого Света устроить на родной земле второй Чернобыль, сбив самолет с радиоактивной бомбой на западных границах России. И все это героическое действо прямо с места событий осветит иностранная журналистка Кэтрин.

Размеру бюджета соответствует и планетарный размах, и респектабельная политическая благонадежность. Есть в фильме персонаж-функция Умар, сын чеченского министра, прожигатель жизни и один из доверенных лиц Покровского. Ему по зловещему плану предстоит дать интервью в захваченном цирке от имени «угнетенного чеченского народа», да только чеченский народ вполне себе доволен, и лишь отдельные его представители, подстрекаемые «Усамой», мутят воду. Более того, Умару суждено стать ключевым звеном в спасении заложников: он не позволит чеченцу-камикадзе взорвать цирк. И совершит он это спасение при помощи священного кинжала, который помогает только в делах, угодных Аллаху. Именно Умар и заблудшие чеченские террористы позволят излить весь праведный сценарно-режиссерский гнев на головы арабов-подонков. Не будь «хорошего» Умара — фильм легко было бы уличить в неполиткорректности. Такая позиция позволяет «Личному номеру» оторваться от местечковых проблем российской действительности и претендовать на достойный европейский прокат. В самом деле, при чем здесь чеченцы — международный терроризм, арабы, третья мировая на носу…

В любом хорошем американском блокбастере (если уж равняться на Голливуд) существуют наработанные годами жанровые схемы. Есть добро, есть зло, есть хороший парень, а есть парень ну совсем никчемный, который заслуживает того, чтобы его мозги оказались размазанными по стенке. В «Личном номере» есть Саулюс (Егор Пазенко), правая рука Покровского, вполне подходящая фигура для роли отъявленного негодяя. Смолин испытывает к нему вполне обоснованное чувство личной неприязни и в поединке тет-а-тет легко насаживает его на осколок разбитого зеркала. Так и поступали великолепные герои Брюса Уиллиса в эталонных боевиках. Под Уиллиса играет и Макаров, но только после спасения дочери его герой теряет логику и мотивацию, бросаясь самолично спасать мир. У персонажей Уиллиса на руках должны быть безусловные мотивы: украденная любимая жена (собака, машина), а Смолин совершает подвиг на голом энтузиазме. К тому же ему зачем-то нужно отмазаться от той видеопленки, на которой он признается в организации взрывов жилых домов, хотя его никто и нигде в этом не обвиняет, — явная драматургическая недоработка.

Зло, возможно, впервые покидает границы Российской Федерации и перемещается на Ближний Восток, в стан «абсолютного врага». Появляется герой, последовательно спасающий себя, родную дочь, людей из захваченного цирка, а потом и колыбель цивилизации. И все это (за исключением, может, последнего подвига) рифмуется с реальными событиями, пугающе достоверными (захват цирка, наверное, лучший и самый яркий эпизод фильма). Но куда деться от ощущения того, что вся эта практичная, неуязвимая железобетонная конструкция, о прочности которой все так долго мечтали, чересчур смахивает на усовершенствованную модель послевоенного сталинского кинематографа? Умозрительные конструкции большого голливудского стиля всегда казались более гибким вариантом тоталитарного кинематографа, а теперь со всей очевидностью эти приметы мозолят глаза в одном из самых расфуфыренных российских блокбастеров. Абстракции про борьбу добра со злом — прерогатива Голливуда. Можно с интересом наблюдать, как американский президент в исполнении Харрисона Форда в одиночку расправляется с казахскими террористами во главе с героем Гэри Олдмана («Самолет президента») — несуразность ситуации нисколько при этом не смущает. Но когда террористы чеченские, а майор — русский, никакие красоты жанра, никакие примочки блокбастера не заставят отвлечься от будоражащей российской действительности и спокойно расслабиться в кинотеатре.

И это не столько упрек создателям фильма, достаточно скрупулезно имитирующим голливудский стиль, сколько упрек самому себе как зрителю. Говорят, мир и кино сильно изменились после 11 сентября. На экране американские президенты, по крайней мере, перестали лихо, по старинке, уничтожать международный терроризм на борту собственных самолетов. Но мир за московскими окнами — это «11 сентября» круглый год, это такой день сурка.

Железобетонная жанровая конструкция оказывается карточным домиком, когда она пытается быть похожей на реальность за окном. Голливудский фильм, основанный на реальных событиях, трудно обвинить во лжи. В худшем случае, это сильно подретушированная правда. Хэппи энд совсем не обязательно означает, что выжить должны все — выживет полюбившийся герой, пусть даже он один. Но авторы «Личного номера», заявив о том, что их фильм основан на реальных событиях, забыли уточнить, на каких именно: то ли мир так же спасали, то ли цирк, то ли самолет так же садился на аварийном аэродроме. И даже если заподозрить в «Личном номере» госзаказ (что не только не постыдно, а с недавнего времени вроде даже почетно), претензий к фильму не становится меньше. «Кубанские казаки», которых так любят приводить в пример, изобличая фальшь послевоенного сталинского кинематографа, — великолепный образец заказного жанра, аккуратно исправляющего несовершенную действительность цветастыми мазками. В «Кубанских казаках» эта работа сделана кистью, а «Личный номер» сработан валиком, таким, знаете ли, ворсистым. Вряд ли его будут приводить в пример пятьдесят пять лет спустя.

перевод с английского на немецкий

Можно сравнивать «Личный номер» с образцами жанра из Голливуда, а можно — с советским кинематографом периода расцвета ударного мифотворчества, и параллели всегда будут очевидны. И возникает вдруг такой эффект: кажется, и не было никогда 90-х годов прошлого века, мы их проспали, или, может, они нам просто приснились. Как во сне, всплывают образы и понятия: те самые памятные «героические» дебаты, дискурсы, отдельные яркие кадры и тусклая потертая пленка, тот копеечный кинематограф, гордо противопоставлявший себя всем и вся, все те искания, неудачи, та растерянность и неопределенность, отчаянные попытки найти свой альтернативный путь к зрительскому признанию. В прошлом остались все рахитные попытки найти нехоженые тропы — начать жить с чистого листа, как никто никогда не начинал. Дорожки и пути позабыты и заброшены, мы вышли на прямую асфальтовую магистраль. Теперь ведь известно, как надо, верно? Теперь «простые истины» будут ненавязчивы, добро с кулаками, кулаки — добрыми, солнце будет светить ярко, земля будет круглой, жить станет веселей… Или нет?