Алла Демидова: «Я отказывалась от ролей, где есть только характер»

Елена Кутловская. Алла Сергеевна, представители нашей интеллигенции, в том числе и вы, опубликовали недавно в «Известиях» Открытое письмо президенту России, где выразили протест против установки памятника Сталину на территории России. Почему письмо подписали всего восемнадцать человек?

«Вишневый сад», режиссер Анатолий Эфрос. Московский театр драмы и комедии на Таганке. Раневская — Алла Демидова

Алла Демидова. Я думаю, что большого числа подписей и не требовалось. Несколько человек обратились непосредственно к Путину, потому что этот вопрос может решить только он. Пока ответа нет, поэтому наше письмо — как глас вопиющего в пустыне. Знаете, я человек не баррикадный и никогда не участвую в массовых возмущениях. И если честно, не очень люблю коллективные письма, адресованные власти. В свое время я подписала письмо с просьбой о том, чтобы вернувшемуся на родину Владимиру Войновичу отдали его квартиру. Было еще одно письмо такого же типа по поводу Юрия Петровича Любимова… Что же касается обращения интеллигенции к Путину, то, когда мне позвонили мои друзья и сказали, что собираются выступить против установки памятника Сталину в письме к Путину, у меня даже сомнения не возникло, нужно мне в этом участвовать или нет. Потому что годы правления Сталина — самая трагическая страница в нашей истории. Нам могут возразить: ведь есть памятник Наполеону, ну и так далее. Я отвечу так: ни Наполеон, ни Гитлер не предпринимали против своего народа такой убийственной тирании, которую предпринял Сталин против народов СССР. Гитлер был жесток к населению в оккупированных странах. Но никому не приходит в голову ставить ему памятник в той стране, где он, простите меня, нагадил. Или вспомним Трумэна. Он бросил бомбы на Хиросиму и Нагасаки, остановив тем самым вторую мировую войну. Может быть, со временем, кого-то и посетит сумасшедшая идея поставить ему памятник за это?! Но, слава богу, пока не приходит. И меньше всего стоит ожидать, что такая мысль придет в голову японцам. А что же делаем мы? Сами, своими руками ставим памятник человеку, который уничтожил всю интеллигенцию, все крестьянство, весь командный состав нашей армии перед самым началом второй мировой войны. Более того, Сталин был морально не готов к этой войне, и у него, и у его ближайшего окружения была невероятная паника, когда немцы напали на СССР. Этот факт всеми историками описан. И после этого кто-то пытается говорить о том, что именно Сталин выиграл войну?! Войну выиграла наша русская генетика, мы медленно раскачиваемся, а если уж раскачаемся, то остановить нас невозможно, это как русский самовар. Хватит. Давайте дальше. Впрочем, я хочу добавить: кто-то из мудрых сказал, что память о тиранах — это их забвение. По-моему, если уж забывать — так не вспоминать никогда! Вообще не произносить имени тирана. И через какое-то время, может быть, посмотреть на историю другими глазами… (Неожиданно резко.) Хотя если знать историю, то никакими другими глазами нельзя посмотреть на зверства Ивана Грозного, на ужас вздыбленной Петром России. Счастливы те, кто не знает историю, для них эти люди — герои. С другой стороны, мы понимаем, что роль человека в истории опосредована, именно история выдвигает ту или иную личность на первый план. Что я имею в виду? Необоснованные зверства Ивана Грозного — когда он в полынью бросал тысячи неповинных людей, а бояр своих буквально «косил» косой, — весь этот кровавый кошмар заложил в генах народа физический страх перед Петром. Потому что самому Петру без этого генетического страха Россию было бы не перевернуть. Значит, кровь, тирания, чудовищные зверства против людей собственной страны и терпение этих самых людей — все это было явлениями какого-то поступательного движения чего-то, нам неведомого.

«Дневные звезды», режиссер Игорь Таланкин

Е. Кутловская. То есть абсолютное зло оказывается в итоге исторически позитивным для развития России?

А. Демидова. Зло творится вопреки нашему разуму. Когда идут смены формаций, катаклизмы, когда от человека практически ничего не зависит, он является всего лишь исполнителем воли энергетических и социальных сил эпохи.

Е. Кутловская. Алла Сергеевна, вы верите в то, что Путин прислушается к вашему посланию?

А. Демидова. Вы знаете, я не отношусь к людям, которые верят или не верят, гадают или не гадают. Мы написали письмо. И моя совесть чиста. Я против установки памятника тирану и убийце собственного народа, и я сделала все, что могла. На баррикады против Зюганова и тех людей, которые его поддерживают, не пойду. Потому что я уже давно живу, стараясь никому не мешать и не вредить. Никого не хочу переубеждать. Если меня спрашивают — я вы-сказываю свою позицию. Если не спрашивают — молчу. Я никогда ни с кем не спорю.

Е. Кутловская. Некоторые критики проводят аналогию между Раневской, которую вы сыграли в спектакле Эфроса «Вишневый сад», и Анной Сергеевной в картине Муратовой «Настройщик». Вы как бы показываете путь расточительной, щедрой, вечно обманутой и безумно одинокой женщины, путь, который, условно говоря, она прошла, — от Чехова до Муратовой. Она постарела, но не потеряла доверия к людям, впрочем, с одиночеством ей также не удалось расстаться.

«Отец Сергий», режиссер Игорь Таланкин

А. Демидова. Я меньше всего об этом думала, когда играла в «Настройщике» свою Анну Сергеевну. Это было неосознанно. Но мне кажется, что неосознанность превратилась в закономерность. Раньше я отказывалась от ролей, где есть только характер. Тем более бытовой характер. Я всегда старалась играть тему. В Раневской — тему незащищенности от жизни, от быта. Моя Раневская — это такая чеховская недотепа. В «Гамлете» я играла тему иррациональности встречи с потусторонним миром. Мне было важно показать, как изменилось сознание Гамлета от встречи с призраком собственного отца. Кира Муратова мне предложила сыграть характер. Я согласилась, потому что мне понравился сценарий… и мне очень нравятся фильмы Муратовой. Я никогда у неене снималась. Но поскольку за плечами у меня роли чеховских недотеп — Аркадина, Маша… Знаете, в Аркадиной многие пытаются играть успешную провинциальную актрису, а мне меньше всего хотелось играть это. Она — актриса. Она — женщина. Она старается удержаться на краю, как все чеховские персонажи. Меня в Аркадиной, да и в Раневской, больше всего интересовала тема нереализованной любви, нереализованной жизни, то есть тема «человек над бездной». И поскольку все это у меня за плечами уже стоит и, может быть, в какой-то степени уже является моим мировоззрением, то не могло не прочитаться в роли Анны Сергеевны.

Е. Кутловская. Авангард — это экстрим в искусстве, свойственный радикалам. Вы же всегда казались полной противоположностью: интеллектуал, символ рациональности и профессионализма. Но, увидев вас в «Настройщике», я поняла, что ваша Анна Сергеевна — это настоящий актерский экстрим.

«Чайка», режиссер Юлий Карасик

На столь радикальную смену имиджа решалась разве что Вера Комиссаржев-ская, взявшись сотрудничать с Мейерхольдом.

А. Демидова. Вы слишком молоды… Да вам и не нужно знать всю мою творческую биографию. Например, Государственную премию СССР я получила за роль, которая не имела имени: в титрах ее обозначили словом «потаскушка». Это был фильм «Бегство мистера Мак-Кинли». И мне было забавно, как в кремлевском зале будут торжественно объявлять: «Алле Демидовой вручается премия за роль потаскушки!» Но организаторы поступили умно и сказали, что премия мне вручается за участие в фильме. Я это к тому вспомнила, что роли, требовавшие характерности, как муратовская старушка, у меня уже были. Могу еще назвать Эльмиру в «Тартюфе» на сцене ранней Таганки. Во втором акте была сцена раздевания — зал просто плакал от хохота. Значит, во мне есть какие-то комедийные данные. Они не только что обнаружились. Знаете, вообще-то актер проверяется на больших ролях. Если, конечно, иметь в виду настоящего профессионала. И в большей степени актер проявляется в древнегреческих трагедиях. Для меня очевидно одно: тот, кто убедительно сыграет древнегреческую трагедию, может браться за любую роль, у него все получится. Потому что взойти на эти «эвересты» очень сложно. Недаром русский театр почти не прикасается к античности. Надо вам сказать, что роль в «Настройщике» далась мне удивительно легко. Потому что уже сыграны Электра, Федра, Медея, Гамлет, Раневская… Играть Анну Сергеевну легко, это моя профессия. Плюс, конечно, какие-то свои человеческие качества. Свои человеческие акценты. Хочешь или не хочешь, но они возникают в каждой роли.

«Бегство мистера Мак-Кинли», режиссер Михаил Швейцер

Е. Кутловская. До сих пор странности и чудачества характера Анны Сергеевны в ваших ролях не проявлялись? Нужна была именно Муратова, чтобы они стали доступны для восприятия как интеллектуалов, так и менее образованных людей.

А. Демидова. Когда играешь Гамлета, трудно рассчитывать на широкую популярность (смеется), ведь не каждый смертный встречал призрака и не каждый думал о том, что произойдет, если ему встретится умерший отец. Что произойдет с его сознанием? К этим вопросам не каждый приходит. А с персонажем Анны Сергеевны все проще, потому что любой из нас был хоть раз в жизни обманут. И думал про себя, что он простил.

Е. Кутловская. Попав в подобную ситуацию, вы простили бы?

А. Демидова. Естественно. Сколько раз меня обманывали — столько раз я прощала. И этот обман у меня никак даже до следующего дня не задерживался в голове. Но важно и другое: кто обманывает? Если обманывают так изощренно, как этот мальчик в «Настройщике», то его стоит и пожалеть. Он мог бы быть хорошим музыкантом, а вынужден жить иначе. Его обманом можно даже восхититься! Ведь он все так тонко построил, а мог бы просто убить! И совсем другое дело, когда обманывает дурак. Дурак делает это нагло. И ты понимаешь, что он обманывает. И понимаешь, что можешь легко ему сказать: «Да пошел ты вон!» Но, с другой стороны, такая брезгливость возникает, что…

«Тартюф», режиссер Юрий Любимов. Московский театр драмы и комедии на Таганке.Эльмира — Алла ДемидоваФото Ю.Зенковича

Е. Кутловская. Легче обмануться, чем опуститься до выяснения отношений?

А. Демидова. Моя бабушка, старообрядка, все время говорила: «Алла, когда тебя обманывают, надо обязательно сказать про себя: «Прими Христа ради». Знаете, это очень помогает. Вообще я часто вспоминаю бабушку. В ее религию входило правило: давать милостыню. Я помню, после войны жила летом у нее в деревне, и мы ужасно голодали. А бабушка у меня из Владимирской области… Так вот, у нас за столом всегда сидели нищие и ели вместе с нами. В 50-е годы Сталин стал истреблять нищих: их сажали, высылали. И они вдруг все исчезли из деревни. Бабушка очень страдала. Помню, шли мы с ней по дороге. А перед нами — полк солдат. И последним шел солдатик маленького роста в огромных кирзовых сапогах, которые были ему так велики, что он буквально утопал в них и оттого все время отставал от своих. Вновь догонял и потом вновь отставал. Когда он пробегал мимо нас, бабушка сунула ему три рубля. Он как-то удивленно взял деньги, а бабушка была очень рада, что исполнила свой долг.

Е. Кутловская. Вы со сцены читали «Реквием» Ахматовой тогда, когда он еще не был опубликован. Что побудило вас обратиться к этому произведению: любовь к поэзии вообще, к творчеству Ахматовой в частности? Или протест против системы?

Кира Муратова и Алла Демидова на съемках фильма «Настройщик»

А. Демидова. Когда мы с «Виртуозами Москвы» исполняли «Реквием» в Ленинграде, на нашем концерте в Большом зале филармонии был Лев Николаевич Гумилев. Многие строчки «Реквиема» впрямую были обращены Ахматовой к нему. И вот когда он ко мне пришел в артистическую, я, чтобы предвосхитить какие-то его слова, сказала: «Ой, Лев Николаевич, я так волновалась, когда увидела вас в зале». Он парировал: «Стоп, стоп, Алла. Я сам волновался и трепетал, как заячий хвост, когда шел сюда, хотя забыл это чувство со времен оных. Но трепетал, потому что терпеть не могу, когда актеры читают стихи. Тем более Ахматову и тем более „Реквием“. Но вы были хорошо одеты». И мне, кстати говоря, эти слова очень понравились. И вот, спустя много лет, на недавней пресс-конференции «Виртуозов Москвы» Володя Спиваков рассказал о том, как тогда же в Ленинграде Гумилев пришел к нему в артистическую. Володя попытался сказать: «Лев Николаевич, ваша теория пассионарности меня просто убила». На что Гумилев ответил: «Стоп, стоп, Володя. О моей теории поговорим потом. Но то, что сверхпассионарны и вы, и Алла Демидова, — это точно». Вот видите? А мне он этого не сказал!

Е. Кутловская. Почему, как вы думаете?

А. Демидова. А потому что я слишком затрепетала. Это было очень умно с его стороны. Так вот, я это вспомнила к тому, что тоже терпеть не могу, когда актеры читают стихи, потому что они ломают строчку, ломают ритм, совершенно не думают о рифме и читают стихи, как роль, — со своими чувствами, со своими страданиями. А если уж и читать как роль, то надо переходить в образ поэта, который в данный момент сочиняет эти стихи. Не люблю, когда

Ахматову читают женщины. Они ее слишком нагружают эмоционально-женскими чувствами… Помните, Ахматова говорила, что научила женщин говорить, но как бы их теперь молчать заставить… Очень мало актеров, которые действительно умеют читать стихи.

Е. Кутловская. И все же, что такое «Реквием» для вас?

А. Демидова. Я не хочу банальных слов по этому поводу… Скажу так. Все всегда возникает случайно. И как всегда, когда собирается хорошая компания талантливых людей, буквально из воздуха высекается какая-то искра. Так и на этот раз, встретились мы — Володя Спиваков, Володя Васильев, Катя Максимова и я. Мы говорили о том, как бы собрать деньги на реставрацию церкви у Никитских ворот, где венчался Пушкин. По кабинетам никто не хотел ходить. И кому-то пришла в голову идея: устроить благотворительный вечер. Хотя слово «благотворительность» в те застойные времена не произносилось, оно с 17-го года было прочно забыто. А слово между тем хорошее… Чтобы собрать побольше денег, необходимо было, чтобы билеты стоили дорого. И мы решили, что концерт наш станет «премьерой премьер», то есть каждый сделает то, что до этого никогда не делал. Васильев и Максимова танцевали шесть совершенно новых номеров. «Виртуозы» тоже играли что-то для них новое. А я подумала: кто же до меня что-то публично не читал? «Реквием». Ведь он тогда, действительно, не был даже опубликован. И я прочитала его с «Виртуозами». А потом мы объехали много стран и читали его везде, даже в Спитаке после землетрясения. Причем там люди воспринимали ахматовские слова так, будто они обращены к их трагедии, а не к трагедии ГУЛАГа. Я всегда поражаюсь тому, как настоящее искусство поворачивается лицом к сегодняшнему дню. Если его не испортить…

Е. Кутловская. Сейчас многие молодые режиссеры постоянно ставят классику. Кто из них, на ваш взгляд, ее портит?

А. Демидова. Только те, кто повернулся лицом к кассе. Повернуться к золотому тельцу — дело опасное для искусства. Но опять-таки, не навязывая никому собственное мнение и пытаясь встать на другую точку зрения, должна заметить, что публика сейчас не та, что была раньше. Театр, собственно, чем хорош? Тем, что там живое искусство возникает при участии публики. А нынешняя публика… они же, как дети, абсолютно! Кто говорит — на того они и смотрят. Им важен сюжет. Им важно, чтобы их развлекали, чтобы им не было скучно. Задумываться больше чем на три минуты — для них что-то невозможное. У них детское восприятие. Но детей, как известно, надо потихоньку воспитывать, а не бить палкой и ни в коем случае не говорить: «Ты плохой». Все происходит постепенно. И дети — взрослеют.

Е. Кутловская. Сегодня вы можете себе позволить отказываться от многих ролей…

А. Демидова. Я всегда это себе позволяла. Видимо, у меня такой характер или такая судьба, хотя, думаю, это одно и то же. Что первично, а что вторично — не знаю. Я не умею делать то, что мне неинтересно. Мне становится скучно жить, поэтому я беру то, что мне сегодня интересно, то, что можно повернуть неожиданной стороной. Вот и по поводу «Настройщика» я подумала: в жизни сейчас очень много агрессии, на киноэкране появилось много персонажей, которые действуют с позиции силы. И мне захотелось сыграть обманутуюнедотепу, чтобы этот «звук» пустить в сегодняшний день — он обязательно найдет отклик. Я бы охотно согласилась на более значительную — в смысле объема, места в пьесе или фильме — роль такого плана. Но ее нет. Такого сегодня почти не пишут.

Е. Кутловская. Алла Сергеевна, вы такой же мягкий человек, как ваша недотепа из «Настройщика»?

А. Демидова. Актера нельзя спрашивать, какой он человек. Актер не знает, какой он человек. Он выявляется только в ролях. У Василия Васильевича Розанова есть интересная запись: как-то раз он восхитился игрой одной актрисы, вошел к ней в гримерную и увидел, что там — пустота. Этот философский образ очень точен. Актер — это оболочка. Другое дело, что внутри должен быть стержень. Без мощного личностного стержня не было бы Иннокентия Смоктуновского, Олега Борисова. Я уже не говорю о мхатовских «стариках».

Е. Кутловская. Как бы вы себя сами определили — как культовую актрису или как просто популярную?

А. Демидова. Я не очень знаю, что обо мне говорят и пишут, как меня вос-принимают. Я не читаю критику — только то, что мне кто-то случайно подсовывает. На улицу я почти не выхожу и принадлежу к тем актрисам, которых не узнают. У нас была консьержка, и каждый раз, когда я шла мимо нее, она спрашивала: «Вы к кому, гражданочка?» Я говорила: «К Демидовой».

И консьержка давала отмашку: «Ну проходите, она дома». Однажды я с ней попыталась выяснить отношения, сказав: «Вы же здесь деньги получаете, чтобы нас узнавать!» Она на мое возмущение очень разумно ответила: «Вы всегда разная». И была права. Потому что такова актерская суть.

Я принимаю правила игры, предложенные мне людьми и миром, как хамелеон, потому и живу в скиту. Чтобы особенно не хамелеонничать. (Улыбается.) Так вот, отвечая на ваш вопрос: сама себя я отношу к пустоте. Хотя, с другой стороны, я вас немного обманываю. Я не абсолютная пустота, иначе я бы не писала книжки…