Игорь Стрембицкий. Вместить все

Интервью ведет Дмитрий Десятерик

Дмитрий Десятерик. Не терпится узнать, откуда ты такой взялся?

Игорь Стрембицкий. Я родился в Прикарпатье, в селе Парище, это Надвирнянский район, Ивано-Франковская область, родители до сих пор там. В шестнадцать лет поступил в строительный техникум в Черновцах и после домой больше чем на год не возвращался… После армии решил поехать в Киев, попробовать поступить на режиссуру. В тот год набирали только документальное кино, но был большой конкурс. Закончил мастерскую Сергея Буковского и Владимира Кукоренчука.

Д. Десятерик. Специализацию по документалистике они тебе определили?

Игорь Стрембицкий

И. Стрембицкий. Они несколько месяцев вели подготовительные курсы при институте, рассказывали, что такое документальное кино. Оказалось, если в игровом можно одну выигрышную картину снять и потом в этой славе всю жизнь жить и более или менее тебя будут помнить, то документальное — слишком тяжелый хлеб. Сам носишь штатив, камеру, сам снимаешь, сживаешься с героями, пьешь с ними, и ничего в этом хорошего нет. И еще нам показывали много фильмов. Когда я все это послушал, посмотрел, то сознательно уже решил идти на документальное кино именно к этим мастерам.

Д. Десятерик. Какие главные трудности пришлось преодолевать при работе над «Путниками»?

И. Стрембицкий. Проблемы скорее были во мне самом. Нужно было решить, стоит ли заниматься профессией. Мой первый материал был просто ужасен, даже не стандартный, а… как вам сказать… Правильный студенческий. Я действительно не хотел этого, почему же наснимал такие глупости?! Все выбросил и долго после этого не снимал. Осталась бракованная пленка на пятнадцать минут. У одного куска срок годности в 1998 году закончился, а у другого — в 2000-м, из них нужно было сделать часть, то есть десять минут. И я понял, что очень четко должен знать, что хочу сказать, кого и что хочу увидеть в кадре. Ходил, искал, фотографировал, долго общался с героями, спрашивал, как они себя хотят видеть. Не заставлял их ничего делать… Длинные планы или диалоги я не снимал, только песни оставлял, а остальное делал фрагментами.

Д. Десятерик. Именно поэтому такое построение сюжета?

И. Стрембицкий. Я не хотел никому отдавать предпочтение. Если бы остановился на психоневрологическом диспансере, это было бы кино о нем, а если бы на Доме ветеранов сцены — уже другая история. Меня же интересует скорее не история, а люди. Да и пленки не было, на пятнадцати минутах сделать историю, остановиться на каком-то герое и его полностью раскрыть нереально. Когда, на-пример, идет чистая документалистика — это наблюдение. Я снимал факт. Старался меньше включать-выключать камеру. Простая композиция, монтаж — от засветки до засветки: я камеру выключал и так оставлял в ленте. И это не формализм. Я не хотел, чтобы меня упрекали, будто я играю этим материалом, и потому специально оставил засветки, чтобы видели, что я ничего не подрезал, ни под какие движения не подгонял… Это что касается документалистики. А вот фрагменты, связанные с настроением, визуальные размышления — они и сделаны как фотография. Я понимал, что это мое последнее кино на кинопленке, потому что где еще я сделаю кино? Окончу институт — и всё! На телеканале буду работать. Поэтому собрал свои идеи, думал дать историю только на общем плане или построить на портретах. И решил, что одна линия будет на портретах, они могут как-то играть с людьми, которых я снимал. Может, потому фильм такой раздробленный, разный, что я действительно хотел вместить в него все, о чем думал, всех героев, все, что со мной происходит.

Д. Десятерик. У тебя есть постановочные, по сути — игровые кадры. Почему?

И. Стрембицкий. Это снова по поводу устойчивых образов. Мальчик в конце фильма бежит по полю — это образ из детства. Я помню, когда был маленький, у нас было такое поле, и когда мама шла с работы, я бежал ее встречать, зима, лето — без разницы. И я решил — если этот образ живет со мной, почему же мне его не снять… А другие кадры такого типа — это как раз линия фотографии, воспоминания. Да, я ведь еще и раньше хотел делать фильм на портретах.

Д. Десятерик. Я веду к тому, что можно ли с такими постановочными фрагментами назвать твою работу документальным кино?

И. Стрембицкий. А это как в притче о слоне и трех слепых, которые щупают слона за разные части и не могут определить, что это. А что такое документальное кино?

Д. Десятерик. Это я у тебя хотел спросить.

И. Стрембицкий. По-моему, документалистика — это когда снимаешь настоящих героев в их реальной обстановке и ничего не заставляешь их делать, только наблюдаешь. Но глупость утверждать, что я снял так, как оно было, и ничего не изменил. Потому что камера могла быть тут или там. А это — другой рисунок света, другое ощущение — и всё, какое тут документирование? Я думаю, что документальное кино — это когда ты работаешь с реальностью, с реальным материалом и пропускаешь его через себя. Любое кино без этого невозможно. По-моему, документалистика будет и дальше идти по образному ряду.

Д. Десятерик. И что дальше лично у тебя будет?

И. Стрембицкий. Думаю, ничего хорошего из этого не выйдет. А что, у нас впервые призы получали? Я не вижу никаких перспектив, надеюсь просто снимать понемножку что-то на видео, а на пленку, конечно, уже не буду. У нас на кино денег никто не дает, ну, такая реальность. И что дальше? Об этом я не задумываюсь.