Какой теперь креатив. «Мама не горюй-2», режиссер Максим Пежемский

Авторы сценария Максим Пежемский, Константин Мурзенко

Режиссер Максим Пежемский

Оператор Андрей Жегалов

Художник Константин Витавский

Композитор Юрий Орлов

Звукорежиссер Александр Камалдинов

В ролях: Гоша Куценко, Андрей Панин, Евгений Сидихин, Александр Баширов, Федор Бондарчук, Михаил Ефремов, Иван Бортник, Елена Шевченко, Вера Воронкова, Маша Машкова, Николай Чиндяйкин, Сергей Колтаков и другие

«СТВ»

Россия

2005

Как в Нижнем на прошлых.

Реплика политтехнолога из фильма «Мама не горюй-2»

Есть реалии «нашей жизни», которые пролетели мимо меня, как некая фанера над Парижем. В частности, это случилось с фильмом «Мама не горюй» (1997). Как выяснилось, я не только смешала его в далеком 98-м году в единое целое с фильмом «Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь» по сценарию того же Константина Мурзенко, но и забыла содержание этой гремучей смеси напрочь. А между тем та «Мама не горюй» была не только видео-прокатным народным шлягером убойной силы, но, как выяснилось, сформировала лексику нашего народа на тех основах, к которым он всегда тянулся. По крайней мере, авторы нескольких статей утверждают, что слова «разрулить», «откинуться» и «разводить» в тех значениях, которые сегодня чаще всего употребляются, впервые для широкой публики прозвучали именно там. Это, конечно, достижение.

В общем, фильм «Мама не горюй-2» я смотрела абсолютно чистым взором, незамутненным ненужными воспоминаниями. Однако ощущение было ровно такое, будто ту же самую мурзенковскую смесь 97-го подогрели и посыпали лучком. Те же персонажи, которых в жизни не встретишь, в какие бездны и под каким кайфом ни спускайся. Те же трескучие, дерущие ухо своей искусственностью диалоги, которыми актеры с годами стали явственно давиться, растягивая паузами хронометраж фильма, как резинку от трусов. И, конечно, та же до боли знакомая актерская обойма, которая без какой бы то ни было подзарядки всегда на взводе, — Куценко, Сидихин, Бортник, Чиндяйкин, Панин (Андрей), за прошедшие годы так и не сумевшие вырваться за пределы одного имиджа, не важно в сериалах или всяких «Антикиллерах».

В мэры приморского городка баллотируются Турист, местный крестный отец, и Прокурор (Сергей Колтаков), у которого рыло в таком пуху, что уж лучше, пожалуй, Турист. Однако Туриста мы не увидим: внезапно выбывший из предвыборной гонки кандидат так и не явится на теледебаты, из-за которых весь сыр-бор. А все потому, что Турист в полном соответствии со своей кликухой улетел на денек к другу в Казахстан — отдохнуть, расслабиться, сайгаков пострелять с вертолета. Ну и сам попал под случайный выстрел. Кстати, за восемь лет, прошедшие с первого фильма, я так и не поняла, почему в названии нет запятой после слова «мама». И тоже нисколько об этом не горюю. Потому что, скорее всего, объяснение этому простое — по ошибке. А поскольку это выражение лично я ни разу в жизни не слышала в так называемом «бытовании», то запятую (точнее, ее отсутствие) можно оставить на совести авторов.

На их совести и весь происходящий беспредел, вызванный местными выборами и роковым появлением в городе Морячка (Андрей Панин). Этот коварный Морячок в первой «Маме…» подрался с Туристом на собственной свадьбе, но сумел уйти от ответа, перебаламутив весь криминальный Питер. Теперь его жена-морячка (Светлана Олешковская) ждет мужа, который второй год плавает на судне-контрабандисте. И вот рука судьбы — и «левые» крабы наконец приводят Морячка в порт, где живет любимая. Надев водолазный костюм, он уходит в самоволку вместе с выгружаемым живым товаром. Вразвалочку сойдя на берег, с крабом в руках вместо букета взлетает на нужный этаж, жмет кнопку звонка и видит жену и Прокурора в сомнительной позе. Будущий мэр, бабник и алкаш, как раз обходил электорат перед теледебатами и не смог удержаться при виде накрытого стола и крашеной блондинки. Дальше, понятное дело, драка, тюрьма, разборки и прочая беготня друг за другом, в чем принимает участие немалое количество народу, но уложить всех в память можно, разве что выучив сценарий наизусть.

Однако сколько сценарий ни учи, логику в развитии событий обнаружить вряд ли удастся. Именно поэтому герои если и запоминаются, то по одной функции в сюжете, но никак не по ситуациям, созданному Мурзенко образу или даже лексике, каковая считается главным достоинством обеих «Мам» К. Мурзенко и М.Пежемского. Режиссер искренне признается в интервью, что никакой причины ворошить снова ту самую «Маму…», кроме как стремление выполнить задание продюсера Сергея Сельянова, у него не было. Не было идеи, вокруг которой могли бы конкретные ребята побегать за Морячком, и не было желания у Константина Мурзенко снова расписывать эту бодягу на искус-ственно блатной фене. Забавно читать, как Максим Пежемский, беседуя с корреспондентом журнала «Афиша», доверчиво спрашивает и сам себе отвечает: «А что делать, если автор сценария не пишет новых историй? Приходится брать старые и с иронией о них рассказывать». На предложение поискать другого сценариста у режиссера еще более хлесткий ответ: «Хороших авторов сценария в кино нет вообще. Молодые не умеют, а старые умеют, но не понимают, про что».

Выходит, умеет и понимает только один отказник Мурзенко. Однако, судя по его творениям, коих совсем немного (все та же слипшаяся в 98-м году с «Телом…» «Мама не горюй», плюс часть новой «Мамы…», сценарий не-плохого, но справедливо забытого «Упыря» и фильм «Апрель», который без актера Евгения Стычкина с его странной харизмой не стоил бы и гроша), этого никак не скажешь. Конечно, я знаю, что все наше небольшое шоубизнесовое сообщество давно уже делится на людей и персонажей. Люди бывают разные — известные, неизвестные, талантливые, бездарные, слишком амбициозные, шибко умные, странные, дурашливые, простоватые, психованные, замкнутые и т.п. Персонажи — все как на подбор культовые. Меня, человека далекого от мысли о формировании какого бы то ни было личного отношения к нашим «культовым», много лет уверяли, что Мурзенко — это класс, он с временем на «ты», он знает его дух. Ну ладно, я с духом времени всегда на «вы» и из-за чувствительности к запахам стараюсь не принюхиваться. Но читать я умею, и слух у меня в порядке. Мурзенко удостоился даже книги сценариев, где все это «культовое» изложено его словами. Конечно, читать тяжело, как всякую графоманию и литературщину. А главное, отличаются эти сценарии полным отсутствием драматургии (если не считать таковой броуновское движение персонажей, которые могут легко перетекать из «Мам» в «Апрель» и обратно, залетая в чужих «Антикиллеров» или «Жмурки») и редкостной глухотой к жизни, которая в его воображении предстает сатирическим набором штампов из реприз, достойных программы «Аншлаг». Герои у него без родословной: возникают ниоткуда и уходят в никуда. Представить, как Морячок плавает на реальном судне и занимается реальным делом, как складываются у него отношения с женой, которую он два года не видел, невозможно. Он вырезан из картона, как и все остальное, настоящая морская вода превратит его в мусор. Лексика — да. Тут ничего не попишешь, работает человек над словами, даже любит их, все время протирает тряпочкой, но составляет из них довольно неожиданные композиции — как иностранец, выучивший большой массив слов, включая разные виды сленга, но ни разу живой речи не слышавший. Так, про задуманное одним из уголовников дело его родственник сообщает: «Это Гитлер на зоне скреатировал». Вообще производных от слова «креатив» тут почему-то столько же, сколько от известного заборного слова в живом русском языке.

Актерам в «Маме-2» произносить сложносочиненные композиции явно нелегко — они напрягаются до выпученных глаз, как декламаторы, выступающие перед делегатами партийного съезда со стихами «по случаю». И на экране сразу видно, кто несет отсебятину: эти хоть сколько-то похожи на людей, а не на персонажей. Если уж искать какой-то смысл во второй «Маме…», то для меня попытки забубенных политтехнологов (которых на фоне остального кошмара очень даже неплохо и с огоньком изображают Федор Бондарчук с Михаилом Ефремовым) сфальсифицировать провинциальные выборы являются метафорой того, как нагло и топорно навязывают нам разных культовых кинодеятелей. Вот, к примеру, текст с самого популярного «магазинного» сайта ozon.ru: «Кинофильмы, снятые по сценариям Константина Мурзенко, стали своего рода визитной карточкой нового русского кино конца ХХ века. Неподражаемые диалоги, криминально-тарантиновский напор, парадоксальный черный юмор ситуаций надолго запомнились зачарованным зрителям. Сказать, что Мурзенко модный сценарист, — значит ничего не сказать. Он превосходит любые ярлыки».

Действительно, это превосходит любые ярлыки. Бедный, бедный, неверно понятый нашей страной умница Тарантино, стиль которого жестко приравняли к аляпистым пародийным комедиям а-ля Лесли Нильсен! Он горько плачет в уголке, шепча себе под нос: я не такой. Его каннский триумф обернулся макулатурным дождем, бездарнее всего пролившимся над Россией. Цитатность, самую поверхностную и неоригинальную черту фильмов Тарантино, основанную на его превосходном, покадровом знании гигантского количества картин всех времен, свели к пустому цитированию одного заезженного места из самого Тарантино. Если бы это было сделано для заполнения массой видеорынка, то беды большой не было: ну выпустили бы, как во всем мире, специально ориентированные фильмики для качков с Урала, для студентов ПТУ, для «челноков» и т.п. Но у нас пошедшие этим правильным путем под лозунгом «Даже не думай!» честные лохотронщики тут же были возведены в разряд культовых авторов. А кто от этого звания откажется по доброй воле?

Создание ореола культовости продолжается. Прочитав рецензии на вторую «Маму», которые вывесила на своем сайте компания «СТВ», я узнала, что фильм «Мама не горюй» являлся «главной энциклопедией русской жизни 90-х» и что «единственным адекватным современности языком оказался жанр лубка, чей добродушный ехидный абсурд растворяет в себе угрюмость любых идеологических обобщений» (Газета.ru). Что авторы «сумели приготовить вполне съедобное блюдо даже из осетрины второй свежести, которой явно отдает история о том, как на депутатских выборах бодались городской прокурор и криминальный авторитет» (www.sqd.ru). И даже, что новая «Мама…» — это «путешествие по классике славянского синематографа. Цитаты и аллюзии, аллюзии и цитаты. Прокурор орет в алый мегафон, а мы видим пародию на Глеба Жеглова. Что уж говорить о Гитлере-Промокашке. Или, скажем, персонаж Зубек. Он, все тот же Егор Прокудин (»Калина красная«), мечтающий о встрече с заочницей. Бандиты Пежемского — родня цыганам Кустурицы (»Черная кошка, белый кот«). Колоритные и вовсе не страшные». Это написал неведомый мне Алексей Копцев, чей синтаксис и орфографию я не стала сохранять, потому что компьютер больше половины текста подчеркнул красным.

Самыми серьезными аргументами забросал своих читателей Юрий Гладильщиков. Он пишет, что «Мама не горюй-2» фиксирует новую для России социальную ситуацию: «Назовем ее — окончательное изживание 90-х. Их мелкомыслия и мелкостремлений. Мы изжили их настолько, что „Мама не горюй-2“, хотя сюжет фильма построен на социальных казусах, не выглядит ни социальной сатирой, ни даже социальной комедией. Это просто комедия. Чего сами авторы фильма, уверен, не ожидали». Прочитав это, я просто закричала: Юра, что с тобой? Зачем ради красного словца ты стер целое десятилетие, в котором столько событий происходило на наших глазах и в стольких событиях мы даже лично принимали участие, в мелкий песок? Почему 90-е в твоем изложении стали только «наивными и при этом бандитски кровавыми»?

Но квинтэссенцию, как обычно, предлагает журнал «Афиша». Полгода я уже перетираю сама с собой мысль, высказанную одной его страстной поклонницей: «Странно ведь, — сказала она, — что главным культурно-идеологическим изданием нашего времени стала «Афиша» Нет, она не спрашивала, а утверждала. Конечно, странно, что это кажется таковым хотя бы определенному кругу людей. Однако не странно вовсе, потому что здесь действует тот же самый принцип успешного самопиара: листинговому журналу, чье предназначение печатать расписание развлечений в городе Москве, несколько лет уделяли столько внимания, что он стал таким же культовым, как Мурзенко. В результате про анонсируемый фильм там теперь можно читать только шифровки, адресованные друзьям по livejournal. Хотя обычно пишут их вполне вменяемые авторы, от которых ждешь рецензий другого рода. В каком-то месте «Афиша» совершенно серьезно восхвалила фильм «Мама не горюй» как»обогативший русский язык устойчивыми выражениями вроде «Где та Люда?» или «Брат мой реальный». А предпрокатный текст Дениса Горелова вообще начинается так решительно, что ничего больше писать и не надо было: «Фразой из первой „Мамы“: „А Туристу вотри, чтоб хомячков больше не присылал“ — восемь лет козыряли славянофилы„. Лично у меня сразу наступает мыслительный ступор. Ни разу не слышала эту фразу в быту. Хотела бы узнать, кто такие эти славянофилы поименно. Не могу себе представить, чем тут козырять. Дальше тоже непонятно, но здорово, все на том же искусственном языке, достойном самого Мурзенко, Денис пересказывает сюжет фильма (“залетевший Морячок дает кому надо в бубен и толкает миротворческую речь в стиле КВН»), попутно очень несправедливо лягнув «донную никчемность артиста Бондарчука». Суть же рецензии — культурно-идеологическую — не могу не процитировать в полном объеме: «Первая «Мама» была ключом-открывашкой к чумовому десятилетию гуляйполя и большого торжища. Идея, что русский космос от пигалиц-мокрохвосток до ветеранов-сороканов состоит из блатья и даже случайно заглянувший сюда Христос-Морячок тоже ходит под народной 206-й, мягко выруливала на всегдашнюю боевую ничью: воры садились, мореман шел в море с песней, а космонавт улетал с чердака на фантики конфет «Стратосфера». Татуированная рука всевышнего снова укрывала родину от дождей и вьюг. «Мама-2» без божества и вдохновенья, но столь же добросовестно отражает наступивший век холостого пробега. Иносказания кончились, деревянные лошадки ускакали, бандиты перенесли на ногах кризис среднего возраста и национальной идентификации. Балаган приобретает феллиниевские черты — шоу кончилось, зал пуст, а завод исполнителей еще крутится, и они продолжают валять ваньку в луче света, семафоря умными глазенками: «Морячок, наш бог, зачем я здесь, мне же уже за сорок!»

Граждане, мне тоже уже за сорок. Но бог, не зависящий от конфессий, и Голливуд, производящий профессиональное кино, счастливо уберегли меня от необходимости размышлять на тему того, окончательно мы изжили 90-е или нет, на примере фильма «Мама не горюй». Поэтому для меня первая «Мама не горюй» остается всего лишь тем фильмом, который впервые вывел на экран Гошу Куценко и Андрея Панина. Причем я теперь и не знаю, хорошо это или плохо, потому что оба этих фактурных и мужчинистых актера позволили использовать себя в кино настолько беззастенчиво, что уже хорошо бы им сниматься пореже. Когда «конкретные» пацаны и мечтающие им подражать радостно гыкают, тыча пятерней в телевизор, я не называю это «чумовым десятилетием гуляйполя». Когда люди поинтеллигентнее, чем пацаны, пытаясь понять, в чем же прикол, изучают бандитскую феню, ломая язык и вбивая в голову, что «хомячок» — это «шестерка», я не думаю, что от этого бессовестный балаган начнет приобретать феллиниевские черты. И вообще, сегодня на фене пишут передовицы в половине московских газет и дискутируют в Госдуме. Может, поэтому в новой «Маме…» мне удалось разобраться без словаря (только так и не поняла, что такое «шконка», но зачем мне это?). И оказалось, что без словаря разбираться не в чем.

«Мама не горюй-2» — это кино не про что-то, а для кого-то. Для людей, которые за один сеанс способны выпить несколько литров пива, раз пять протопать по ногам других зрителей в сортир, вернуться оттуда, чтобы грызть семечки на пол, довольно рыгая, и орать на весь зал по мобильному. Таких людей у нас немало, и они имеют право на то, чтобы их нишу обслуживали.

Но достаточно и других. Под одним из зрительских высказываний в Интернете я готова подписаться: «Если это сатира и пародия, то слабая и неглубокая, если комедия, то не смешная. Поэтому не надо смотреть этот фильм в кинотеатре, а возьмите в прокате или посмотрите зимой на СТС». Боже мой, как внятно обозначено все — и жанр, и рыночная ситуация. Без ярлыков. Без обобщений вроде «век холостого пробега». И зачем я-то столько слов понаписала, сама не пойму.