Космическая одиссея, которой не было. «Первые на Луне», режиссер Алексей Федорченко

Авторы сценария А. Гоноровский, Р. Ямалеев

Режиссер А. Федорченко

Оператор А. Лесников

Художники Н. Павлов, В. Лукинов

Композитор С. Сидельников

Звукорежиссер М. Томилова

В ролях: Б. Власов, В. Ильинская, А. Отраднов, А. Славнин, А. Осипов, В. Котов, А. Анисимов, И. Санников

Свердловская киностудия, SFS Films, Дея Торис при участии Федерального агентства по культуре и кинематографии РФ

Россия

2005

Где-то в середине фильма «Первые на Луне» появляется хранитель киноархива ФСБ, персонаж, кстати, проходной. Определяя на стеллажах рассекреченный сектор для режис-серского поиска, говорит: «Ищите тут. Раз было, значит, снято. Раз снято, значит, было».

Как и любая максима такого уровня, данное утверждение насквозь лживо. Любому специалисту очевидно: совершенно не все, что было, снималось. И уж, конечно, не все, что снято, действительно происходило. А если иметь в виду чудеса монтажа или фокусы редактуры (вплоть до уничтожения неугодных кадров), то достоверность кинодокумента оказывается под таким большим вопросом, что за ним даже не маячит тень ответа.

В сущности, авторы картины начинают свой фильм с заведомого, но эффектно звучащего вранья, предваряя его титром, в котором говорится, что качество использованных кинодокументов часто не соответствует принятым техническим нормам, но они включены в картину в силу своей уникальности.

По признанию самого режиссера Алексея Федорченко, в ленте не более пяти процентов реальной хроники.

Впрочем, по порядку. По форме фильм «Первые на Луне» — это документальное расследование запуска в космос космического аппарата с человеком на борту, который якобы был осуществлен в СССР в 1938 году. Весьма достоверно рассказывается история подготовки и самого запуска, подтверждаемая современными интервью и кадрами хроники. Причем в хроникальных кадрах причудливо переплетены официальные съемки (например, парады физкультурников), съемки скрытыми камерами слежения за героями, осуществленные спецслужбами, и съемки «для служебного пользования» — своеобразный «научпоп» для комсостава или для засекреченных специалистов. Игра с документами настолько убедительна, что на какой-то момент возникает что-то похожее на дежа вю. А вдруг и вправду было такое дело? Чем черт не шутит в такой стране, как наша. Параллельно понимаешь, что перед тобой тщательно сделанная мистификация.

В финале авторы сознаются в этом напрямую, указывая в титрах всех героев (вплоть до артиллерийского расчета, запускавшего поросенка из пушки в стратосферу), а также имена актеров, их сыгравших.

Мастерство, с которым хроника фальсифицируется, заслуживает отдельного разговора. Снять что-то «под документ» крайне сложно. Это только кажется, что достаточно перевести изображение в ч/б, расцарапать его, чуть убыстрить — и задача решена. На самом деле аутентичные ракурсы, стиль движения камеры, поведение героя в кадре, свет — все эти нюансы разные для разных десятилетий, а то и годов. Если не учесть их, то зритель, пусть и незнакомый со словом «ракурс», тут же почувствует фальшь. Авторы справились с задачей на удивление здорово. Их съемки по преимуществу не вызывают сомнения в подлинности.

«Первые на Луне» — дебют Алексея Федорченко в игровом кино: до этого он снимал документальные фильмы. А на съемках картин «Давид» и «Дети Белой могилы» о жертвах тоталитаризма всерьез увлекся историей 30-х годов. Даже начал работать над документальным фильмом о героическом красном командире. Однако дело не дошло до монтажа: Алексею в Интернете случайно попался сценарий Александра Гоноровского и Рамиля Ямалеева «Первые на Луне». Фантастическая эпопея о полетах русских астронавтов в 30-е годы XX века заинтересовала его больше…

Итак, собственно сюжет. В середине 30-х годов некий инженер Супрун разрабатывает проект космической ракеты. Проект тут же засекречивают и по нему начинается интенсивная работа. Готовят первый отряд космонавтов из четырех человек: девушка Светлана, лилипут из цирка («человек-ядро»), летчик-испытатель Харламов и спортсмен-пловец Фаттахов. Последний — единственный, кто остался в живых, он и дает интервью съемочной группе в наши дни.

В этой, первой части фильма, прекрасно передан энтузиазм 30-х годов. Стремление к подвигам, рекордам, победам — некий адреналиновый драйв, в котором живет вся страна, захватывает и героев. Заканчивается эта часть кадрами запуска. Длинная вертикальная панорама смонтирована в такой последовательности: мы видим готовящуюся к старту ракету; ниже, под землей, космонавта Харламова, уже в скафандре помещенного в пилотируемый модуль; еще ниже — какие-то службы обеспечения полета; еще ниже — конструктора Супруна, который пьет чай, вероятно, чтобы унять волнение, а в самом низу — чумазых работяг, обслуживающих непонятные, но работающие механизмы. Запуск осуществлен, всеобщее ликование! Однако уже через несколько минут связь с кораблем прерывается и больше не восстанавливается.

Вторая часть фильма — тотальная зачистка провалившейся команды. Супруну удается скрыться, и только спустя тридцать лет его вычисляют. Он работает смотрителем старого солдатского кладбища в Кейптауне. Уже в 1968 году за ним несколько месяцев следят, но он, кажется, мирно умирает. Девушке Светлане, когда она спит, пускают в комнату ядовитый газ. «Человек-ядро» возвращается в цирк и спивается. Энкавэдэшники жгут в топках пленки и документы. Фаттахов попадает с дизентерией в больницу, потом в другую и в результате остается жить у какой-то девушки в Крыму, понимая, что воз-вращаться опасно. Почти все улики полета уничтожены, бункер запуска залит цементом.

Но тут, в пределах второй части, возникает новый сюжетный ход. В том же 1938 году, через неделю после запуска, где-то в горах Чили падает метеорит. Обломки то ли не находят, то ли выясняется, что они кем-то вывезены. А во время боев под Халхин-Голом в руки «особистов» попадает человек, пришедший пешком из Китая. Это Харламов. Он поврежден в рассудке, на вопросы не отвечает. Направлен в психиатрическую клинику, откуда спустя какое-то время бежит, скрывается у сердобольной санитарки, но потом и от нее уходит. Последние сведения о нем съемочная группа находит в цирке Ульяновска, к труппе которого он прибился в 1946 году. Искал своего друга лилипута, но не нашел. В цирке показывал патриотический номер, исполняя роль Александра Невского, изгоняющего тевтонов — их играли лилипуты. В 1951 году уволился, куда делся после этого — неизвестно. В фильме воспроизведен и этот цирковой номер, и маленький эпизод в гримерной: Харламов снимает шлем, начинает стирать грим и с некоторым изумлением смотрит на себя в зеркало, как бы не узнавая.

Самое любопытное в картине то, что ее трудно поставить в определенный контекст. То есть на поверхностный взгляд контекст довольно прозрачен.

С одной стороны, это бесконечные телевизионные фильмы о тех или иных «загадках» и «тайнах» нашего прошлого, которые либо так и не будут никогда разгаданы и открыты, либо настолько общеизвестны, что драматизм им может сообщить лишь интонация диктора. С другой стороны — популярные некоторое время назад сюжеты из серии «Россия — страна с непредсказуемым прошлым». Мы и «родина слонов», и «Ленин — гриб», и «Иосиф Джугашвили — сын Пржевальского».

Но в том-то и дело, что фильм «Первые на Луне» — игровой, он лишь имитирует документальность. И цель его вовсе не внести дополнительную сумятицу в разжиженные пропагандой и сериалами умы зрителей. Речь в этой истории идет не о прошлом — авторы предпринимают попытку создать новую реальность из стройматериалов прежней. Для этого они осуществляют деконструкцию «старого» и «нового» документального киноязыка, испытывая и демонстрируя нам возможности его метаморфоз. В этом смысле единственным фильмом последнего времени, составляющим контекст «Первым на Луне», оказывается, на мой взгляд, лента «Ведьма из Блэра», в которой предпринята похожая попытка.

Фильмы эти сближает еще и то, что оба хороши как проекты. Оба заставляют зрителя скучать, начиная с того момента, как он, зритель, понимает принципы игры, затеянной авторами. Тут уж ничего не поделаешь, авторы сами расставили эту ловушку и рано или поздно просто обречены в нее попасть.

В нашем случае ситуация оказывается несколько более сложной, нежели игра с языком «real documentary», затеянная американцами.

Дело в том, что отечественные кинодокументы изначально тоже создавали новую реальность, имеющую к истории страны отношение вполне косвенное. Большая редкость — обнаружить в архиве «живой» документ, уже начиная с 30-х годов. Свобода и экспериментаторство 20-х мощно сходят на нет, известно, как и что надо снимать, точки съемки пристреляны, удачные ракурсы определены и успешно тиражируются, герои известны. Империя творит свой безупречный образ по мере того как избавляется от ненужной (для державного замысла) информации. Подсознательно это ощущается и теперь. Что, кстати, позволяет «Первым на Луне» довольно долго держать зрителя в состоянии заблуждения: мол, ясно, что нам показывали не всё. То, что мы видим сейчас, от нас долго скрывали или не до конца уничтожили улики.

Возможность фальсификации оказывается онтологическим свойством самой фальсификации. Версия версии становится правдоподобной, поскольку занимает у первоисточника толику его умолчаний и инерцию прямолинейности. Мутация документа в игровую сферу при сохранении всех видовых признаков документа предполагает изначальные генетические изменения в самом документе, что довольно очевидно.

И вместе с тем лента интересна не только своей языковой составляющей.

Одна из героинь, та самая медсестра, которая прятала Харламова после бегства из сумасшедшего дома, говорит, что он ушел и исчез, «как будто его и не было вовсе».

История первого космонавта с засекреченного и потерпевшего в Чили аварию космического корабля отдавала бы беллетристикой, если бы он не перестал существовать. Следы его прошлого тщательно уничтожены спецслужбами, да и его самого, по сути, не существует. Сопротивляться в этом смысле государству, особенно имперского типа, бессмысленно. Оно всегда окажется сильнее отдельного человека. Неудачный запуск обрекает на исчезновение всех фигурантов. Космонавт Харламов должен исчезнуть — либо его сотрет государство, либо, спасаясь, он должен стереть себя сам. И он превращается-таки в другого человека — в Александра Невского на арене Ульяновского цирка. А Генеральный конструктор Супрун становится кладбищенским сторожем в Южной Африке.

Все действующие лица «из прошлого» этой картины разлетелись по разным орбитам. Кто-то «сел» более удачно, как Фаттахов или Супрун, кто-то менее. Лилипут «отлетел» в космос с помощью водки и больше не вернулся, Светлане «помогли» коллеги из 13-го спецотдела НКВД. Сам Харламов оказался космонавтом дважды — вначале в настоящем космосе, потом — обретя свой космос, столь же далекий от его земной жизни, — в цирке.

Пожалуй, можно усмотреть еще один повод для контекста. Точно так же «в космосе» оказывался герой Алексея Германа из фильма «Хрусталев, машину!». Подобно появившимся в конце 60-х годов «космонавтам внутренним», сидящим на ЛСД, военврач после смерти Сталина обретает себя на платформе неведомого поезда со стаканом водки в руках — так же далеко от собственной бывшей жизни, как околоземная орбита. Он тоже был под угрозой «стирания», но предпочел участь «космонавта», попрощавшегося с родной планетой.

…По ходу фильма съемочная группа «Первых на Луне» пытается собрать по чудом уцелевшим чертежам Супруна действующую, но уменьшенную копию его ракеты. И ближе к финалу вывозит ее куда-то за город, чтобы испытать. А заодно и проверить правильность своих умозаключений относительно возможности полета такого аппарата.

В ящике, как в гробике, они везут ракету, устанавливают, пытаются запустить, но та взрывается, так и не оторвавшись от земли. Настоящая ракета, как утверждал Фаттахов, была высотой со Спасскую башню. И такой же толщины. А то и толще. Та улетела. Эта, маленькая, взорвалась. Участникам съемочной группы не удалось побывать космонавтами даже в масштабе 36:1. Стоит ли об этом жалеть?