(Prнbehy obycejnйho sнlenstvн)
По одноименной пьесе Петра Зеленки
Автор сценария и режиссер Петр Зеленка
Оператор Миро Габор
Художник Ондржей Неквасил
Композитор Карел Холас
В ролях: Иван Троян, Зузана Зулаёва, Зузана Стивинова, Мирослав Кробот и другие
Negativ Ltd., Pegasos Film, TV NOVA
Чехия — Германия — Словакия
2005
«Пан Плихал, расскажите нам, что вас взволновало за последнее время?» — спрашивает подкованная телеведущая у приглашенного на ток-шоу музыканта. Пана Плихала если что-то и взволновало, так это видение девушки с крыльями на телевизионных задворках (наверняка пригласили на съемки рекламы йогурта, а крылья пластиковые). Пан Плихал молчит. Прямой эфир. Пауза затягивается. «Может быть, я неправильно сформулировала свой вопрос… Так вот, что вас особенно взволновало за последнее время?» Еще десять секунд тишины. «Вас вообще что-нибудь взволновало за последнее время?.. Что ж, раз вы не хотите отвечать на мой вопрос, мы переходим к следующей теме», — виновато говорит ведущая. После этого эпизода пан Плихал еще год не произносит ни слова («Год дьявола», 2002).
Простенькая, но ключевая для режиссера Петра Зеленки сцена. Хроникер обыкновенного безумия любит подловить жизнь на обмолвке. Сорванный прямой эфир — не бог весть что, маленький скандал местного значения, о котором все забудут через пару дней. Но в эти несколько молчаливых секунд, которые по определению должны были быть заполнены словами, Зеленка со своими героями ухитряется расслышать даже не треск, а шорох распускающихся ниток, из которых соткана реальность.
В школьном читательском дневнике была графа «смысл заглавия». Если бы пришлось заполнять ее в связи с «Хрониками обыкновенного безумия» чешского режиссера Петра Зеленки, можно было бы ограничиться кратким: «Все люди безумны, но не все об этом знают». Можно было бы пойти чуть дальше, заметив, что эпитет «обыкновенный» говорит не только о повсеместности безумия, но и о его «градусе». Сумасшедшие Зеленки — не романтические безумцы, не расколотые надвое личности и не холодные маньяки новейшего времени. Это тихие и уютные городские жители, на которых время от времени находит блажь откусить от кожаной мебели пуговицу с помощью зажатых между ягодиц искусственных челюстей, прицельно плюнуть в проходящий поезд («Пуговичники», 1997), поиграть на гитаре в чистом поле, окружив себя колонками величиной с пирамиду Хеопса («Год дьявола», 2002), влюбиться в манекен или послать себя посылкой по почте любимой девушке («Хроники обыкновенного безумия»). Один из героев «Хроник» (не фильма, а написанной в 2001 году пьесы, по которой и была поставлена картина) даже жалуется: «Когда глянешь вокруг, увидишь множество как бы умалишенных, но никого, кто бы был настоящим психом… Никого, у кого бы по-настоящему вышибло пробки и слетела крыша».
И, наконец, можно догадаться, что для Зеленки не столько безумие обыкновенно, сколько обыкновенность безумна. Весь фокус как раз и заключается в том, чтобы поймать момент, найти тот угол зрения, под которым реальность можно рассматривать на просвет, как вконец износившуюся ткань. И молчащий человек в прямом эфире — один из таких моментов.
Подкараулить реальность проще всего, обращаясь к ней напрямую, работая с документальной фактурой. Именно поэтому, начиная со своего первого авторского фильма «Мнага — счастливый финал» (1996), Зеленка много и охотно снимает непрофессиональных актеров — музыкантов, режиссеров, художников, безработных, алкоголиков и т.п. Одним словом, друзей. «Фильм Петра Зеленки и его друзей» — такой титр украшает каждую из четырех его полнометражных работ. Занимательна техника обращения режиссера с непрофессиональными исполнителями. «Секрет один, — говорит он. — Нужно, чтобы они устали до полусмерти. Проходит день, два — и они перестают „играть“. Но тут возникает другая проблема: они так утомлены, настолько не представляют себе, что происходит на съемочной площадке, что начинают засыпать прямо в кадре».
Непрофессиональными актерами дело не ограничивается. Зеленка манипулирует «документом» без стеснения. «Мнага» — это от начала до конца вымышленная история абсолютно реального оркестра. А в «Годе дьявола» девять главных исполнителей фигурируют в титрах как Himself, то есть играют самих себя. Это дуэт Яромира Нохавицы и Карела Плихала (чешский синтез Окуджавы, Высоцкого и Егора Летова), члены фолк-ансамбля «Чехомор» и Джез Коулмен из группы Killing Joke. В реальности эти музыканты действительно встречались и даже выпускали совместные альбомы. Но в фантасмагории Зеленки помимо скудных фактов появляются ангелы-хранители, самовозгорающиеся люди (одна из «городских легенд», вроде крокодилов в канализации) и призраки умерших, приходящие на концерт послушать Нохавицу.
Но вернемся к «Хроникам обыкновенного безумия». Впрочем, сам Зеленка, немного знающий русский язык, предпочитает другое название — «Случаи заурядного сумасшествия». Ему нравится слово «заурядный» — «в чешском такого нет». Слово это исключительно русское; впервые появляется, если верить филологам, в статье Салтыкова-Щедрина «Господа Молчалины» и происходит от слова «зауряд», что означает «звание лица, исполняющего какую-либо должность, но не имеющего соответствующего чина». В полной мере это относится к главному герою «Хроник» Петру Ганеку (Иван Троян). Бывший авиадиспетчер, при неясных обстоятельствах расставшийся с любимой девушкой, переквалифицировался в сотрудника багажного отделения аэропорта, довел свою норму до бутылки виски в день и нашел дополнительный источник заработка, наблюдая по найму за сексуальными утехами соседской пары. Его начальник составляет список вещей, которые бросала в него жена (среди них — стол для пинг-понга), и наряжает любимый манекен в женины одежды. Мать Петра заваливает его газетными вырезками о всевозможных бедствиях и катаклизмах и отправляет во все концы света гуманитарные посылки с маринованными помидорами. Его отец, бывший диктор журналов кинохроники, любит греть пивную бутылку руками, чтобы из горлышка росли пузыри, и время от времени фирменным баритоном читает на выставках современного искусства тексты вроде «Генеральный секретарь ЦК КПЧ Густав Гусак, находящийся в двухдневной поездке по Североморавскому краю, стал свидетелем торжественного события — работники „Барекса“ изготовили миллионный квадратный метр искусственной кожи». «Так похоже на стихи», — откликнется его новая подруга, скульптор Сильвия. (А в скобках заметим, что превращение хроники в поэзию и есть наиболее общее описание стратегии Зеленки.) И у каждого из них будет момент, когда «по-настоящему вышибет пробки».
Мне уже приходилось писать о том, что каким-то загадочным образом, в силу одного только географического положения, Центральная Европа является своеобразным барометром общеевропейского духовного климата. О том, что происходит сегодня в Старом Свете, можно и нужно судить по венским предместьям Ульриха Зайдля, франкфуртским гетто Фатиха Акина и чешским сонным улочкам Петра Зеленки. Он первым почувствовал кризис чешского кино, оказавшегося без героя. «Вверх-вниз» Яна Хржебейка, «Счастье» Богдана Сламы, «Путешествие» Эллис Неллис, «Хлопок одной ладони» Давида Ондричека, «Скука в Брно» Владимира Моравека, «Мастера» Марека Найбрта — все эти заметные чешские фильмы последних лет построены по одному и тому же навязшему в зубах принципу многофигурной композиции, где нет героев главных и второстепенных, есть лишь «жизнь», густая, как подливка к кнедликам. Зеленка первым в новом чешском кино сделал жест столь же старомодный, сколь и радикальный. Он объявил главным героем свой взгляд на эту «жизнь», пристальность которого способна изменить саму реальность. «Рядом с тобой у меня ощущение, что мир полон сумасшедших и психопатов», — жаловалась героиня «Хроник», альтер-эго режиссера, Петру. Но, что ни говори, это все-таки лучше, чем жить в мире, полном сумасшедших и психопатов, и ни чуточки об этом не подозревать.
