Тело Кармен. «Кармен из Кайелитши», режиссер Марк Дорнфорд-Мей

(U-Carmen eKhayelitsha)

Авторы сценария Марк Дорнфорд-Мей, Андисва Кегама

Режиссер Марк Дорнфорд-Мей

Оператор Джулио Биккари

Художник Крейг Смит

Музыка Жоржа Бизе и Чарлза Хэзлвуда

В ролях: Лунгелва Блоу, Андисва Кедама, Полин Мейлфейн, Андрис Мбали и другие

ЮАР

2005

Есть вечные сюжеты, которые достаточно легко адаптируются в разных культурных контекстах. Одиссея, Ромео и Джульетта, Золушка и т.д. История Кармен также относится к таким архетипическим сюжетам. И хотя появление Кармен в пространстве культуры датируется 1845 годом (когда была опубликована новелла Проспера Мериме), интерпретации ее романтической судьбы постоянно множатся. В частности, благодаря стараниям кинематографистов. Достаточно вспомнить версии Карлоса Сауры («Кармен») или Жан-Люка Годара («Имя Кармен»).

Фильм «Кармен из Кайелитши», созданный английским режиссером Марком Дорнфорд-Меем и уже на-гражденный «Серебряным медведем» на Берлинском кинофестивале, — точно одна из самых неожиданных версий жизни и смерти страстной контрабандистки. Недаром его включили в программу «Новые направления» фестиваля «Кино с Юга» в Осло. «Кармен из Кайелитши» — это одновременно и фильм-опера, и фильм-мюзикл, умело соединяющий музыку Бизе с южноафриканской музыкальной традицией. Все герои во главе с примадонной Полин Мейлфейн, исполняющей роль Кармен, поют как оперные певцы и одновременно выглядят, как рядовые жители Кейптауна, а точнее, самого трущобного из его районов — Кайелитши.

Кайелитша — это даже не нью-йоркский Гарлем, обыватели которого частенько бренчат золотыми цепями и еще чаще сверкают большими пистолетами. Это самое дно жизни Южной Африки: нищета и бытовая убогость. В архитектуре здесь доминирует стиль «хибара из фанеры». Но сколько жизненной силы, энергии и сексуальности у тех, кто там обитает!

Великолепная прелюдия к опере «Кармен» с темой «Тореадор, смелее в бой!» — клиповая нарезка сценок уличной жизни: дети, играющие в футбол, женщины, что-то мастерящие за швейными машинками, мужчины, лениво покуривающие дешевые сигареты, девушки, стреляющие глазками на местных парней. Жизнь улицы без прикрас и лакировки. Жизнь врасплох. Ультрасовременный (стилизованный под документ) язык изложения, показывающий реальность в ее неприглядной красе, — с дефектами и шероховатостями. Подобным языком сегодня стараются говорить многие — от Карлоса Рейгадаса («Битва на небесах») до Чжи Занке («Мир»). Однако у африканской версии «Кармен» имеется свой европейский акцент. Это, безусловно, взгляд со стороны, взгляд западного человека на жизнь южноафриканского комьюнити. Здесь нашлось место и черному юмору, который автор в финале просто открыто проявит. Сцена убийства Кармен будет снята также под марш Эскамильо («Тореадор, смелее в бой!»), только убивать будут отнюдь не жертвенного бычка, а молодую горячую женщину. В глазах иностранца Кейптаун — это город потенциальных тореадоров, с виду веселых, музыкальных людей, но при более пристальном рассмотрении очень опасных.

В фильме Дорнфорд-Мея единственный человек, который носит имя из оригинальной «Кармен», — сама Кармен. Вульгарная, но очень живая девица с табачной фабрики, подрабатывающая контрабандой. Черная царица местных джунглей, дородная, как настоящая оперная дива. Она несет свою толстую грешную плоть как дар. В нищем районе Кейптауна пышное тело — большое богатство. Это вам не тощее андрогинное тело молодой манекенщицы из Европы. Это черный первобытный матриархат.

Тело Кармен говорит на своем африканском языке каждый раз, когда танцует. Язык архаического, иноземного танца контрастирует с более современным языком европейской музыки Бизе, но не противоречит ему, а скорее служит для взаимообогащения. Перед нами пример мультикультурализма, доведенного до рафинированной чистоты. История Кармен — история страсти и ревности — благодаря синтезу европейской и африканской традиций пре-вращается на наших глазах в универсальный миф, древний, как само человечество.

Но у этой версии «Кармен» все же имеется и свой собственный обертон, свой «местный колорит». Это не столько история о страстной любви, сколько история о кровавом убийстве из-за невозможности обладания, равно как и история грехопадения и искупления.

Кто он — грешник и убийца Кармен, вонзивший нож в ее дородное тело, как будто тореадор на корриде? Его зовут Джанго. (В Испании его звали бы Хосе.) Он cержант местной полиции. В маргинальном районе Кайелитша служить в сержантах все равно что быть на вершине жизни. Полицей-ские в униформах разъезжают на белых машинах (почти чудо в этой среде), «снимают» проштрафившихся девчонок взамен на обещание свободы и вообще чувствуют себя хозяевами положения. Джанго — не исключение, однако от своих коллег он отличается молчаливостью и биографией. Он братоубийца, бежавший из деревни в город, подальше от укоряющих глаз родной матери. Он не любит участвовать в оргиях, пытается замолить свой грех чтением Библии и выглядит белой вороной в черной стае полицейских верзил.

Поскольку танец здесь в ответе за сексуальность, важно, кто танцует и как. Кармен танцует одна, окруженная восхищенными местными жителями, и всегда заводит здешних аборигенов. Она сердце, мотор танцевальной вакханалии, в то время как Джанго не танцует вообще и только смотрит с тоской на танцующих. Здесь он свой среди чужих, и чтение Библии лишь подчеркивает его аутсайдерство. Если в Испании коллективный экстаз достигается на мессе и стадионе корриды, то в Южной Африке — в ритуальном танцевальном кругу. Кстати, ради сохранения общей концепции автор фильма немного подкорректировал либретто. Кармен бросает Джанго-Хосе не ради реального убийцы быка, а ради мечты — певца, поющего арию тореадора по телевизору. В фильме нет испанской корриды, здесь коррида человеческая и льется исключительно женская кровь.

Убийство Кармен здесь не столько жест ревности, сколько жест почти что священный. Священность жеста африканского Хосе подкрепляется финальным раскладом: Кармен бежит выяснять отношения с бывшим любовником прямо с всеобщего праздника Кайелитши. Не церковная месса, а выступление того самого певца из телевизора в сопровождении хора «цыганок» (среди которых Кармен) собрало в концертном зале всех жителей района. И в стороне от всеобщего экстаза язычников остался только Джанго, который устроил свой ритуал на заднем дворе.

«Кармен из Кайелитши» — превосходный пример того, как можно рассказать о сексе без его прямой демонстрации. Кармен и Джанго занимаются сексом за кадром, и зрителя лишь информируют о том, что это произошло. Как после грехопадения сидят на кровати любовники. И этот момент поддерживает общую концепцию фильма, который рассказывает о том, каким убийственно дьявольским может быть мужское желание обладать женским телом, когда оно недоступно, как тело Кармен.

Тело Кармен, облаченное, как правило, в красное, соблазнительно извивается и играет в танце на глазах у других. В сущности, тело Кармен и есть здесь главный герой. В финале картины его стыдливо прикроют брезентом, поскольку даже мертвое оно не утратит своей вызывающей непристойности.

Непристойность женского тела, провоцирующая мужчину совершить грех убийства, похоже, становится одной из актуальных тем современного мирового кино. Достаточно вспомнить, с каким изощренным зверством расправлялся с прекрасным и вызывающим телом героини Моники Беллуччи один из персонажей французской «Необратимости», который словно бы мстил всем красавицам сразу за их телесную непристойность. В случае «Кармен из Кайелитши» мы имеем дело не только с расправой ради войны с непристойностью: здесь предложена вариация ритуальной расправы с мужским влечением к греху, которое символизирует вечно желанное, бесстыдное тело Кармен. «Это я убил! Это я убил!» — словно Раскольников, кричит убийца над окровавленным телом африканской красавицы. Мертвое тело Кармен — это его самая дорогая жертва на алтарь понимания Библии.