Искать врага в чужом

Живые и мертвые

Демонтаж памятника «Рабочий и колхозница»

Россия изначально строилась как многонациональное и многоконфессиональное государство. Хотя роль славян была вроде бы доминирующей, но в реальности имел место симбиоз славянских, финно-угорских и тюркских народов, затем народов Кавказа, Средней Азии и Крайнего Севера. Присоединение народов проходило иногда по просьбе самих этих народов, иногда — в результате войн. Однако в итоге практически все народы начинали чувствовать себя частью общего государства. Классический пример — вайнахи, дольше и жестче всех сопротивлявшиеся включению в состав России, а затем составлявшие личную охрану российского императора и доблестно сражавшиеся за Россию, в том числе и против единоверцев мусульман. И это при том, что, в соответствии с официальной пропагандой, Россия была государством русских и православных. Краху империи в 1917 году «инородцы» часто сопротивлялись больше, чем сами русские. Впрочем, империя была быстро восстановлена под названием СССР, в котором интернационализм был провозглашен важнейшей составной частью новой идеологии. В целом это работало, хотя такими идиллическими, как их рисовала советская пропаганда, межнациональные отношения, конечно, не были.

И Российская империя, и СССР в период своего расцвета были растущими государствами с четко сформулированной национальной идеей. Национальной — в смысле государственной. Соответственно представители составлявших страну народов видели смысл в том, чтобы быть частью этой страны. Как только идея начинала ослабевать, тут же проявляли себя мелкие национальные идеи, национальные — в смысле этнические. Пышный всплеск отдельных этнических идей внес огромный вклад в гибель СССР, а теперь подтачивает и Россию. К тому же сегодня добавился процесс, не характерный ни для империи, ни, тем более, для СССР, — внешняя миграция. А вдобавок нарастает депопуляция собственно России, поскольку рождаемость не только среди самих русских, но и среди большинства других народов, населяющих Российскую Федерацию, не покрывает смертности.

Сегодня в России очень популярна точка зрения, объясняющая, что вымирание страны — это результат рыночных реформ, то есть падения жизненного уровня. Никакого отношения к реальности она не имеет. В Европе рождаемость примерно такая же, как в России, несмотря на многократно более высокий уровень жизни и социальных гарантий. Чем лучше живет человек, чем больше женщина вовлечена в экономику, тем ниже рождаемость, это правило не знает исключений. Дети больше не являются гарантией безбедной старости, наоборот, они отвлекают от карьеры. В результате однодетная семья становится правилом, уровень благосостояния определяет лишь возраст, в котором родители решат этого единственного ребенка завести. Любое дальнейшее повышение уровня жизни ведет к большему вложению средств в единственного ребенка, гораздо реже — к появлению второго. Третьего и последующих детей заводят в исключительных случаях. Подобная модель поведения не обеспечивает даже простого воспроизводства населения, но ни в одной западной стране поломать ее не удалось. Есть подозрение, что это невозможно в принципе. Россия исключения не составляет, переход к этой модели начался еще в 60-е, а в 80-е, по сути, завершился. Быстрая российская депопуляция объясняется очень высокой смертностью. С этим злом бороться, безусловно, можно и нужно, но снижение смертности лишь замедлит сокращение населения, не отменяя общей тенденции. При этом для России депопуляция гораздо опаснее, чем для любой западной страны, учитывая гигантские размеры нашей территории и колоссальные природные ресурсы, которыми мы располагаем. Уменьшение населения в очень обозримой пер-спективе приведет к тому, что мы будет неспособны удержать эту территорию под своим контролем.

В такой ситуации внешняя миграция — важнейший фактор, способный поддержать численность населения на приемлемом уровне. Правда, есть важнейшее и непререкаемое условие — иммигранты должны стать лояльными гражданами страны. Если же этого не происходит, то миграция несет больше опасностей, чем дает преимуществ.

Россия располагала уникальными потенциальными возможностями: русские и представители других коренных наций РФ, проживающих в странах СНГ и Балтии, — бесценный миграционный ресурс. Да и в самих странах ближнего зарубежья многие представители титульных наций, если не сказать, их значительная часть, имели желание переехать в Россию, поскольку то, как реально воплощалась идея независимости в их государствах, их отнюдь не вдохновляло. Все эти люди имели общий с россиянами язык и менталитет, у них высокий уровень образования и квалификации, у каждого искреннее желание стать лояльным гражданином страны.

Был у России и еще один хороший ресурс — студенты из развивающихся стран. Многие из них, получившие российское высшее образование и знающие русский язык, также могли бы стать очень полезными и лояльными членами российского общества.

Увы, упущены оба ресурса. Упущены и властью, и обществом.

Изначально власть просто не понимала, зачем ей мигранты, хотя в начале 90-х они ехали в Россию миллионами. Их отправляли жить в умирающие деревни Центральной России, хотя приезжали-то к нам в основном горожане, а в заселении больше всего нуждался Дальний Восток. При этом и российские бюрократы, и простые граждане очень явно показывали, что мигрантов у себя они видеть не хотят, даже если те русские. В итоге очень многие мигранты вынуждены были либо уехать на Запад, либо вернуться туда, откуда приехали. И своим примером не допустить приезда других «русскоязычных».

Из-за этого миграция в Россию достаточно быстро приняла совсем другой, гораздо менее привлекательный характер. К нам поехали трудовые мигранты с целью устройства на самые непрестижные и низкооплачиваемые работы. Как правило, уровень образования этих людей оставляет желать лучшего. То есть качество миграции резко упало. Кроме того, своеобразие нашего миграционного и трудового законодательства, особая «прозрачность» границ и высочайшая коррупция в силовых и контролирующих органах таковы, что миграция приняла нелегальный характер. Как минимум это привело к неисчислимым потерям для бюджета страны, и речь идет об огромных суммах невыплаченного налога. Кроме того, возникли проблемы уже чисто криминального свойства. Наконец, поведение некоторой части мигрантов выбивается из общепринятых в России норм, что стало одной из причин появления в российском обществе такого почти невиданного ранее явления, как ксенофобия.

Безусловно, однако, что истинная причина ксенофобии не в том, что мигранты отнимают рабочие места у россиян (они ведь выполняют ту работу, за которую россияне, даже самые бедные, категорически не берутся) и не в завышенной криминальности мигрантов (она действительно миф). И даже не в поведении некоторых «горячих южных парней» (по-настоящему на это могут жаловаться только русские жители Чечни, но их судьба как раз никого не волнует). Дело в том, что само российское общество разлагается изнутри. Оно понесло колоссальные потери в ХХ веке (от войн, репрессий, миграции, алкоголизма), а в его конце оказалось полностью деморализовано, утратив объединяющую идею и, соответственно, смысл существования.

Придать обществу искомую осмысленность существования должна была в первую очередь отечественная интеллигенция. Именно она была обязана заложить основу новой идеологии, сформулировать, какова будет новая Россия, дать стране смысл существования. Увы, интеллигенция оказалась, пожалуй, самой неадекватной частью российского общества, выполнив свою задачу с точностью до наоборот.

Вряд ли мировая история знает аналоги тому многоплановому моральному террору, которому подвергли собственный народ российские интеллигенты и журналисты в 90-е годы ХХ века. Они создали атмосферу всеобщей катастрофы и чувство полной безысходности, чем нанесли обществу колоссальный моральный и материальный ущерб. Вывоз капитала, падение рождаемости, наркомания, алкоголизм, а теперь и ксенофобия порождены не только реальными трудностями переходного периода, но и телевидением, книгами и газетами, которые сработали эффект «конца света».

Действительность между тем давала основания для отображения и чего-то светлого. Из одного только Августа-91 можно было сделать великолепный одухотворяющий национальный миф (в данном случае понятие «миф» не идентично понятию «не имевшее место в реальности») о том, как страна своими силами практически без крови прорвалась к свободе, свергнув один из самых варварских в истории человечества режимов. Причем, в отличие от Германии, которую нам любят приводить в пример, мы отвоевали себе свободу сами, одно это давало повод для национальной гордости.

Увы, почти все «создатели смыслов» оказались способны лишь на повторение чужих лозунгов и штампов. В итоге мы пришли к сегодняшней абсурдной ситуации, когда считается, что все хорошее, доброе и светлое — советское (или, гораздо реже, дореволюционное), а все плохое, несправедливое, гнусное — нынешнее. Какое-либо осмысленное национальное и государственное строительство при такой постановке вопроса невозможно. Нельзя идти вперед, повернув голову назад.

Подобная интерпретация собственной истории приняла, по сути, самоподдерживающийся характер. СМИ целенаправленно «опускают» людей, ориентируясь исключительно на низменные инстинкты и запросы социальных аутсайдеров. Чего-либо возвышающего принято стыдиться, лицемерно сокрушаясь при этом, как было хорошо и нравственно при «совке». В свою очередь, «опущенная» аудитория требует «опускать» ее дальше, формируя соответствующий рыночный запрос.

Естественным итогом тотального «опускания» стало тотальное непризнание собственной страны и властью, и обществом. Беспринципность, беззаконие и воровство приняли характер почти официальной идеологии. Подобное моральное разложение может привести к единственному итогу — к распаду общества. Ксенофобия стала одним из наиболее заметных явлений. Чем примитивнее общество, тем скорее его члены начинают искать врага в «чужих». Тем более что в последние годы власть стала сознательно провоцировать подобные настроения.

Во-первых, к нацизму ведет вышеупомянутое «опускание», дебилизация общества посредством СМИ. Во-вторых, в том же направлении действует нынешняя пропаганда, когда от людей требуют быть патриотами, но почти всю историю современной России, начиная с августа 1991 года, объявляют позором и провалом. В-третьих, к этому добавляется массированная антизападная пропаганда, формирующая атмосферу «осажденной крепости». Наконец, мелкий «низовой» нацизм позволяет власти выглядеть «единственным европейцем», то есть силой, противостоящей нацизму или, как минимум, «меньшим из зол» по сравнению с ним. Таким образом, власть, конечно, скинхедов не выращивает, но они ей объективно выгодны.

Поэтому, хотя «борьба с фашизмом» сегодня занимает очень значительное место в официальной пропаганде, о реальной борьбе с ним не идет и речи. «Фашистами» провозглашаются политические оппоненты власти, при этом их реальные политические взгляды никакого значения не имеют (большая часть тех, кого агитпроп объявил «фашистами», являются откровенными либертарианцами). С настоящими фашистами никто бороться не собирается, о чем свидетельствует резкий рост преступлений на расовой почве, низкая раскрываемость этих преступлений и, главное, то, что даже тех нацистов, которые оказались на скамье подсудимых, судят по чисто уголовным статьям.

В итоге российское общество постепенно начинает «съедать» самое себя, отторгая даже коренных россиян, имеющих «неправильную» внешность. Об ассимиляции мигрантов и иностранных студентов и превращении их в российских граждан и говорить нечего. Именно ксенофобия и внутреннее разложение общества делают особенно опасной китайскую миграцию. Китайцы не ассимилируются, а становятся «передовым отрядом» китайской экспансии. Если хотя бы треть китайских мигрантов хотела стать лояльными гражданами РФ, это в значительной степени решило бы наши демографические и экономические проблемы. Более того, в этом случае, пожалуй, уже Пекин постарался бы ограничить переезд китайцев в Россию.

Пока у россиян есть остаточный иммунитет против нацизма, большая часть общества понимает его, нацизма, губительность для страны. Но тенденции, увы, крайне неприятны, учитывая, что ксенофобией заражается молодежь. Если количество перейдет в качество, крах страны будет почти мгновенным.