Гамбургский счет. «Душевная кухня», режиссер Фатих Акин

Авторы сценария Фатих Акин, Адам Бусдукос

Режиссер Фатих Акин

Оператор Райнер Клаусманн

Художник Тамо Кунц

В ролях: Адам Бусдукос, Мориц Бляйбтрой, Бироль Инель,

Анна Бедерке, Фелина Рогган, Надина Крюгер,

Вотан Вильке Мёринг и другие

Corazon International, Dorje Film, Norddeutsher Rundfunk,

Piramide Productions

Германия

2009

Подобно телесной пище, духовная тоже должна быть простой и питательной.

Роберт Шуман

Мрачноватый сюжет венецианской программы — «выживание мертвецов» (в обстоятельствах современного капитализма, в катаклизмах «военного времени» и надвигающегося апокалипсиса) — в фильме Фатиха Акина «Душевная кухня» (а лучше «Кухня в стиле соул») воплотился в обезоруживающей форме народной комедии c ее заразительно живыми протагонистами. Это возмутило сторонников чистого фестивального жанра, физически разучившихся получать удовольствие от высококлассных массовых зрелищ — пусть и откровенно штучного, несерийного производства. А может, и просто отвыкших: картины с ясным и искренним призывом feel good на вес золота даже в мультиплексах, не говоря уж о фестивалях.

Социальный оптимизм Акина, решительно неуместный в эпоху рецессии, подозрителен не менее, чем подернутый рождественским снежком утешительный хэппи энд его фильма. В нем главный герой — гамбургский грек Зинос, оплатив все счета и разрулив все проблемы (от радикулита до потери невесты и ресторана), вновь обретает и любовь, и дом, и здоровье, и дело, и смысл жизни. Но в разухабистости самого легкомысленного из последних фильмов Акина тонкие носы не зря учуяли неподдельную меланхолию — она вообще свойственна музыке соул, горячими поклонниками которой являются и авторы, и герои картины. Сколь бы счастливо ни заканчивались похождения Зиноса, само количество отвешенных ему судьбой испытаний и катастроф навевает легкую ипохондрию относительно существующего мироустройства — по-прежнему безжалостного по отношению к «маленькому человеку».

Когда почва регулярно уходит из-под ног, когда сегодня за неуплату налогов могут отнять любимую стереосистему, а завтра пустить под снос старый склад, где базируется принадлежащая тебе забегаловка, единственное, на что можно опереться, — это молчаливая солидарность незнакомых, но близких по духу людей (таких, как массажистка-венгерка, возвращающая Зиносу физическое и душевное здоровье). Молчаливая — поскольку во времена, когда даже сексом можно заниматься бесконтактным способом, по скайпу (как Зинос с подругой, уехавшей в Китай писать репортажи), каждый давно уже переживает свои напасти в одиночку. Пожалуй, только еда и музыка (для некоторых энтузиастов еще футбол и кино) заставляют современного городского жителя время от времени верить в иллюзию своей общности с другими людьми — просто потому, что есть и танцевать приятнее все-таки вместе, хотя технически возможно и в полном одиночестве.

Сделав местом действия захудалый ресторан Soul Kitchen, на антисанитарной кухне которого Зинос самолично готовит в лужах холестерина рвотного вида джанк-фуд, Акин раскавычил метафору «духовная пища». Лишил ее всякой высокопарности: да, она бывает и такой — коль ради ее потребления под отвязные звуки фанка и соул в эпоху тотального разъединения собирается в ветхом складском сарае (Зинос делит его со старым турецкоподданным по имени Сократ) самая разнокалиберная клиентура. Метафора плавильного котла, где варится все со всем, реализована турецким уроженцем Гамбурга столь же простодушно и убедительно. Чувствуется, что для него это и не метафора вовсе: о кипящей жизни национальных диаспор в Гамбурге Акин рассказывает со времен своего дебютного фильма «Быстро и без боли». Главные герои той картины — турок, серб и грек (его играл протагонист нового фильма Адам Бусдукос, он же соавтор сценария) — были вовлечены не только в крутую разборку с албанской мафией, но и в близкие, братские, почти семейные отношения. Не только друг с другом, но и с автором фильма. Автор и персонажи всех фильмов Акина не только отлично знают друг друга — у них одни и те же чувства, мысли, центры удовольствия, музыкальные и гастрономические пристрастия.

Удовольствие, с которым сделана «Душевная кухня» (якобы в виде отдыха от экстатического биения «головой о стену» и эмоциональных срывов «на краю рая»), транслируется в зрительский зал, заставляя испытывать чувства, сходные с теми, что испытывает на стадионе (или в клубе) слившаяся на единой волне аудитория рок- (хорошо, соул-) концерта. Удовольствие обеспечивается не только легкостью и мастерством, с которыми сварганено это наваристое и питательное, отнюдь не диетическое экранное блюдо. Не только вдохновенным замесом хорошо опробованных ингредиентов, но и той душевной щедростью, с какой приготовлен и подан этот обед. Акин и компания (состоящая из постоянных актеров-соавторов, их родителей, родственников и просто друзей) сняли на сей раз настоящий «семейный фильм» — однако вовсе не в жанре, выдуманном Голливудом с целью обогащения. «Душевная кухня» — это нахальный и очень важный апдейт заглохшей в 1960-х традиции Heimatfilme.

Heimat — чисто немецкая концепция «малой родины», возникшая в послевоенные годы массированного городского строительства, когда деревни пустели, а население мегаполисов росло. Причиной того, что целая нация обратила углубленный взгляд внутрь себя, было, конечно, и то, что ей трагически — как для себя, так и для всего остального мира — не удалось распространить этот взгляд вовне, на другие страны и континенты. Пришлось заново осознавать себя пруссаками, баварцами, берлинцами и т.д. В пресс-релизе к картине Акин подчеркивает, что действие «Душевной кухни» происходит не просто в Гамбурге, а в его пригороде Вильгельмсбурге, являющемся сейчас «центром урбанистического развития». И — гентрификации. Так по-научному именуется процесс, превращающий старые рабочие кварталы в модные микрорайоны и открывающий двери последующей спекуляции недвижимостью. Именно ею и промышляет школьный товарищ Зиноса по фамилии Нойман (Вотан Вильке Мёринг), выигрывающий Soul Kitchen в карты у Иллиаса (Мориц Бляйбтрой), неуправляемого брата Зиноса — уголовника, выпущенного условно-досрочно и медленно, но верно становящегося человеком.

Действие оригинальных Heimatfilme разворачивалось на буколических альпийских просторах, не тронутых ни городской цивилизацией, ни Большой Историей, а их немудреные сентиментальные сюжеты без устали пропагандировали непреходящие ценности дома и семьи. В своем монументальном свершении Heimat (три цикла фильмов общей продолжительностью 53 часа 25 минут) режиссер Эдгар Райц иронически переосмыслил этот популярный в 50—60-е годы формат, создав сагу о жизни некоего семейства из Ханштрюка в громадной исторической перспективе с 1919 по 2000-й год. Акин обратился к этому чисто немецкому жанру в эпоху, когда понятие «малая родина» почти упразднено миграциями, когда сделал свое дело глобальный фьюжн, смешавший и эллинов, и иудеев, и турков, и венгров, и немцев, и всех остальных.

Образ современного Вавилона, где все связаны со всеми, удался Акину в «Душевной кухне» лучше и легче, чем в предыдущей картине «На краю рая», в которой слишком уж выпирала натужная искусственная конструкция. Комедийная легкость и простота новой картины, между прочим, дались Акину большой кровью, никак не характерной для производства мейнстримной продукции (на пресс-конференции он сообщил, что это самый трудный сценарий в его жизни). На экране этого, впрочем, совсем не видно. Привычная отговорка не справившихся со сложной задачей режиссеров о том, что словосочетание «немецкая комедия» — само по себе оксюморон (его в последний раз использовал Андреас Дрезен, чья картина «Виски с водкой» и вправду не задалась), Акину не понадобилась. Быть может, и потому, что «Душевную кухню» действительно сложно назвать типичной «немецкой комедией».

Мультикультурные ветры смешали традиции, уклады и даже национальные кухни (темпераментный шеф-повар Шейн, сменивший Зиноса у плиты и сыгранный режиссерским любимцем Биролем Инелем, готовит как раз в стиле фьюжн). Дитя современной городской цивилизации, Акин (его напрасно сравнивают с «деревенщиком» Кустурицей) воспел в своем фильме деревню глобальную, семью альтернативную, построенную не на родственных связях, а на общих, как ни смешно, духовных ценностях и общем чувстве места и времени.

Вавилонское столпотворение на узком пятачке нисколько не отменяет понятие «дом». Ведь дом — это, прежде всего, «там, где сердце».