Сумасшедший уик-энд. «Красота осла», режиссер Серджо Кастеллито

Авторы итальянского фильма «Красота осла» Серджо Кастеллито и Маргарет Мадзантини — супружеская пара и творческий тандем. Зрители запомнили их предыдущий фильм — социальную драму «Не уходи». Последняя работа иная по жанру: это картинка нравов римской интеллигенции, к которой авторы принадлежат и которую хорошо знают.

Герои фильма — чета Синибальди, успешный архитектор Марчелло (Серджо Кастеллито) и его жена психотерапевт Марина (Лаура Моранте), их друзья, жены друзей, дети, горничные, пациенты… Словом, большая компания, связанная течением жизни. Главным персонажам пятьдесят, их дети заканчивают школу, и, переживая период подросткового нигилизма отпрысков, представители старшего поколения понимают, что оказались не лучшими родителями.

Мы, в общем-то, слишком много знаем о жизни городских интеллектуалов. Слишком много нам поведали городские сериалы, слишком часто встречались сюжеты об общении с психотерапевтом, удовольствиях шопинга и приятности ужинов в кафе с друзьями. Фильм — интеллектуальная шутка над стилем жизни, гала-представление, в котором задействованы все приметы городской лихорадки. Тот факт, что героиня психотерапевт, — это как бы вишенка на торте, необязательное украшение. Любой из персонажей может под любой личный сюжет подвести твердую фрейдистскую платформу. При желании — произнести блестящую речь-самобичевание о бегстве от проблем при помощи консьюмеризма. Герои образованны, умны, ироничны, обо всем осведомлены. Культурный слой в фильме так плотен, что, на досуге «Красоту…» пересмотрев, можно из каждого эпизода извлечь множество смыслов и культурных ассоциаций. Интеллектуальное изобилие не хаотично, в картине все искусно организовано и нанизано на четкий идейный стержень: городская лихорадка — стиль, но не смысл жизни. Творческая интенция — печаль о том, что смысл ускользает и ни один из многомудрых интеллигентских дивайсов ничего не добавляет к сущностным вопросам. Или, если говорить языком героев картины: что бы ты ни делал, в жизни все равно чувствуешь себя ослом.

Гвоздь и основной этап представления — уик-энд, который все герои, старшие и младшие, проводят вместе в загородном доме Синибальди. В предыстории нам дали понять, что дети — источник постоянных тревог. Марчелло и Марина пытаются «ассимилировать», спустить на тормозах конфликт с дочерью (которая дерзит и родителей в свою жизнь демонстративно не посвящает), пригласив ее на уик-энд вместе с таинственным бойфрендом. Разумное решение оборачивается трагикомической ситуацией: в торжественную минуту собравшимся представляют глубокого старика, который годится в отцы не только Розе, но и старшим Синибальди. Впереди — общие выходные… И «приличные» хозяева дома не собираются портить настроение гостям из-за своих проблем.

Мир этих ребячливых взрослых прекрасен. Эти традиционные встречи с друзьями. Красивый дом, много спален, интерьер в деревенском стиле, уютная печь. Бассейн. Трик-трак. Ужин за столом, завтрак, обед, ужин. Вспышки споров между гостями, препирательства Марины с горничной. Перетаскивание матраса из комнаты в комнату: «Ты же не хочешь, чтобы наша дочь спала со стариком?» «Теща говорит, что предпочитает кого-нибудь помоложе». Что и говорить, замечательное место для «психов» (пациенты Марины тоже приглашены). Один из них, склонный к суициду Этторе, время от времени эффектно прохаживается с косой на фоне прекрасного пейзажа. Великолепный, очерченный рукой художника силуэт, безупречно схваченный камерой кусок природы: синяя кромка бассейна и неба, посередине разбавленная изумрудным зеленым… Ах, это скромное, скромное обаяние буржуазии… Эта утонченная роскошь во всем — от умения одеваться до умения строить затейливый, умный и праздничный, как шампанское, сюжет. Так вот шли и шли у Бунюэля внешне беззаботные и как будто беспроблемные люди по дороге. Заполняли жизнь обедами, интрижками, деловыми встречами и интеллектуальными трудами… Ни минутки отдыха. Никаких шансов тревожному чувству — как будто ты просто пытаешься от чего-то удрать. Разумеется, не теряя лица.

Великолепное представление — номер за номером, кое-что хочется попросить повторить на бис — продолжается. С появлением старика как будто вступает в права расхожий мотив: мудрец вскрывает нарывы и награждает героев и зрителей очищающим переживанием. Катарсис — примета интеллигентской обыденности, которую авторы вспоминают с иронией. Старик, разумеется, окажется псевдогероем (и псевдолюбовником), он обычный представитель их круга. Он ведет разумные беседы и там и сям невзначай касается болезненных для оппонентов проблем, но это лишь рутина: среда отзывчива — задай вопрос, и побежит импульс ассоциаций, замешенных на психоанализе и правилах разумного прагматизма. Психологических открытий героям «пробег» не сулит, фильм их не предполагает; это — социальный портрет. Интрига «родительского долга», однако, добавляет к нему занятные штрихи.

Достаточно старику бросить в общем разговоре фразу «На каком стуле ты сидишь?», Марчелло подхватывает разговор: «Я сижу на детском стуле!»; для него это не новость, но зрителю удобно информацию мотать на ус. По этому поводу из старого шкафа выуживается не только костюм деда («ей нужен отец, а не подружка!»), но и старая история — согласно распространенному мнению о том, что все наши проблемы из детства. Марчелло был зачат в самолете, где его ветреная мать-стюардесса переспала с пассажиром. В ожидании катастрофы, что, очевидно, драматически сказалось на его психике. В качестве причины для человеческих изъянов — очередной штамп, изящно обыгранный. А одновременно — метафора хороша: появиться на свет где-то между небом и землей и жить как-то так, полувоздушно, ненадежно, эфемерно… Он не может быть опорой кому бы то ни было. «Детка, твой папа не козел. Твой папа сирота», — извиняется Марчелло, заставив Розу считаться с беспомощностью родителя. Инфантильность констатирована. Диагноз окончательный, лечению не подлежит.

Против всяких правил возрастной субординации дети оказываются мудрее: в финале они сделают шаг навстречу — послушают, доверят тайну, простят (для всех без исключения предусмотрена эта сцена утешения). Симптоматичная деталь: Лука, сын одного из героев, собирается в паломничество по святым местам. Разболтанный современный парень, он в то же время напряженно ищет свою дорогу и выглядит точкой опоры в этом мире извинительных уловок и паллиативов. Кстати, совершенно не случайно герои вспоминают, что «вот тогда!» были совсем другие старики, сильные характером и прочные, как вековое дерево. И в этом, вероятно, заключены не обычные иллюзии по отношению к старшему поколению, а чувство реальности. У каждой генерации свой характер, и кто-то не расстается с детским стулом. Героям пятьдесят. Дети детей цветов. Дети эйфории 60-х, расслабленного воздуха, отдохновения от военных трудов, политических распрей и чего-то еще — и авторы попытались обозначить их родовые черты.

Таких штрихов в этой истории, отличающейся плотностью и текучестью смыслов, можно набрать множество. И все же есть доминанта, которая шире социальных наблюдений авторов.

Вероятно, единственное достижение, одна истина и одна тонкость просвещенных буржуа — ощущение экзистенциальных проблем. Ощущение того, что в жизни, конечно, можно отвоевать спокойный уголок, но все победы временны. И именно оно стоит за локальными конфликтами придуманного Кастеллито и Мадзантини мира.

Герой Кастеллито — первая скрипка в оркестре — транслирует его очевидно, чувственно, недвусмысленно. Его Марчелло подкупает своей иронией, замешенной на печали. Типичная для него история: знакомство с женой когда-то состоялось на сеансе психотерапии, и он с легкостью превратил его в шоу. «Доктор, у меня пустота внутри…» — «Давайте об этом поговорим». — «Может, лучше поедим?» — и из кармана извлекаются бутерброды со свининой. Но «пустота внутри» так и остается словом с двойным смыслом. Настолько серьезным, что он не подлежит открытому обсуждению. Как и его родительские тревоги — они сильны и отдельны от мира «извинительных уловок и паллиативов». «Детка, твой папа не козел. Твой папа сирота» — трагикомическая сцена, но пленяет не откровенностью разговора с дочерью. Дело не в том, что герой инфантилен. Он просто слишком слаб, слишком умен и слишком тонок, чтобы знать ответы на какие бы то ни было вопросы, как каждый и в любом поколении. Он открыт всем ветрам, он чувствует себя живым и беспомощным. Вот оно, начало начал, экзистенциальное переживание — только слова скучны, а переживания трепетны. В них нет смысла в прагматическом понимании и нет развязки — кроме естественного конца. С этой точки зрения поток городской суеты — сюжет из важных, универсальная модель жизни: бесконечная бессмысленная круговерть — гармоничный ряд пандан к смутным переживаниям трансцендентного.

Фильм заканчивается в соответствии с чувством прекрасной экзистенциальной беспомощности — мило, не случайно и небрежно. Она очень симпатичная, эта сцена, когда Роза вносит кусок свинины и родители вспоминают ту давнюю сцену («может, лучше поедим?»), и сексуальный взгляд, и смех облегчения… хотя бы ненадолго, пока не навалилась эта обязанность путника — идти, идти. По доставшемуся по случаю отрезку дороги, теряя силы, бодрость и запас эмоций. В точности, как герои Бунюэля в известном фильме, от которых они приняли эстафету.

«Красота осла»

La belezza del somaro

Авторы сценария  Маргарет Мадзантини, Серджо Кастеллито

Режиссер  Серджо Кастеллито

Оператор  Джанфилиппо Кортичелли

Художник  Франческо Фриджери

Композитор  Артуро Аннеккино

В ролях:  Серджо Кастеллито, Лаура Моранте,

Энцо Янначчи, Марко Джаллини, Барбара Бобулова,

Джанфиличе Импрато, Лидия Витале

Cinemaundici, Alien Produzioni

Италия

2011