Ник Брандестини. Социальный дарвинизм
В калифорнийской пустыне — там, где обрывается единственная дорога, ведущая через Долину Смерти, — затерялся этот крохотный населенный пункт. Подозрение, что выжженные солнцем земли прячут в своих недрах серебро, привело к тому, что сюда начали стекаться старатели, и в 1874 году здесь был основан город. Свое имя он получил в честь местного поэта, физика и авантюриста Эразма Дарвина Френча (Dr. Erasmus Darwin French). Дурная слава здешних мест — приюта люмпенов, бродяг и уголовников — не могла остановить желающих разбогатеть, охваченных золотой лихорадкой. Уже спустя три года население Дарвина насчитывало три с половиной тысячи американцев — больше в этих краях никогда не видели. Впрочем, даже в эти тучные годы жизнь здесь не отличалась высокой культурой и духовностью. Достаточно сказать, что традиционного места общественных собраний — церкви — здесь никогда не было, как и каких-нибудь домов культуры, зато у каждого за пазухой было огнестрельное оружие.
После того как стало ясно, что слухи о серебряных месторождениях, мягко говоря, преувеличены, Дарвин начал вымирать, превращаясь в мерзость запустения, в буйный, пьяный и опасный городишко. Последний пик экономического бума пришелся на 40-е годы прошлого столетия, когда возрожденная шахта стала чуть ли не крупнейшим в мировом масштабе производителем свинца. Тем не менее она неоднократно закрывалась, открывалась снова, пока не была окончательно ликвидирована в 77-м.
Сегодня Дарвин — нечто среднее между вымирающей деревней и городом-призраком. Здесь больше нет вооруженных дебоширов, но и шерифа тоже нет. Никакой полиции, никакого производства, никакой медицины. Ни офисов, ни торговых лавок, ни мелких бытовых услуг. Есть разве что трудовые кооперативы. Из госучреждений только почта. О том, что дарвинцы — сегодня их осталось 35 — не будут рады путникам, предупреждает специальная табличка, установленная перед въездом: «No Services Ahead».
Жизнь в Дарвине даже не назвать патриархальной. Скорее, это город, выпавший из времени и впавший в некий морок, длящийся годами.
Но вот что странно — несмотря на абсолютную стагнацию, люди здесь по-прежнему живые. Среди них — бывший шахтер Монти, разменявший девятый десяток, писательница Кэти, ежегодно проводящая летний музыкальный фестиваль, транссексуал Райал и его подруга… Эти и другие дарвинцы — герои документальной ленты «Дарвин» (Darwin, 2011) Ника Брандестини1, получившей с десяток призов на прошлогодних фестивалях. Об этом странном городе — символе тотальнейшего «дисконнекта» и «оффлайна» — и его обаятельных горожанах мы беседуем с режиссером фильма.
Евгений Майзель. Как возникла идея снять фильм о Дарвине?
Ник Брандестини. Случайно. Я искал тему для моего первого полнометражного документального фильма. Соответственно, приглядывался ко всему. Потом у меня был отпуск, и я отправился путешествовать по Калифорнии. Во время поездки по пустыне, где-то in the middle of nowhere я заметил странные дома и трейлеры, непонятно откуда взявшиеся (на самом деле, конечно же, это не они, а я непонятно откуда взялся). Я задумался, кто может жить в таком заброшенном месте… Кроме того, за время той первой поездки я вообще влюбился в пустыню, в ее просторы и фотогению. Вся эта окружающая среда была для меня незнакома, но притягательна. Я даже решил, что в любом случае обязательно что-нибудь сниму здесь. А вскоре мы обнаружили этот город.
Евгений Майзель. Как прошла торжественная встреча с жителями?
Ник Брандестини. Поначалу они отнеслись ко мне с недоверием, настороженностью. Это был май, и они как раз отмечали праздник весны — такая вечеринка в хипповском стиле (Hippie-style Spring Party). Они сказали: «ОК, Ник, вы приглашены, но имейте в виду: снимать запрещено». Так что мне удалось сделать лишь немного фотографий. Через пару-тройку дней, впрочем, я уговорил их на съемки. Я даже не скрывал, что в случае удачного завершения проекта фильм может быть послан на разные международные кинофестивали. Они просто не поверили мне.
Евгений Майзель. Итак, вы начали снимать. Как долго продолжались съемки?
Ник Брандестини. Давайте посчитаем. Всего в период съемок я приезжал в Дарвин пять раз и жил там каждый раз от недели до полутора.
Евгений Майзель. Вы жили в Дарвине?
Ник Брандестини. Ну… не совсем. Я жил в отеле ближайшего городка.
Евгений Майзель. В каком порядке вы проводили съемки? Как решили по-строить свой рассказ?
Ник Брандестини. У нас был документальный проект без определенного сценария, но были четкие темы, которые мы хотели разрабатывать дальше. Поэтому после каждого визита мы с командой обсуждали, куда двигаться дальше — в смысле, о чем снимать, о чем говорить, на что обращать внимание.
В конце концов мы пришли к идее организовать материал в десять различных глав, каждая из которых имеет свою собственную тему: религия, история, война и т.д. После каждого визита я редактировал отснятое. Разумеется, все успело измениться в ходе осуществления проекта, и в сентябре 2010 года мы начали предлагать фильм на фестивали.
Евгений Майзель. Какими вам показались жители Дарвина после многочисленных встреч с ними?
Ник Брандестини. Гибкими, необычными людьми, обладающими и тонким умом, и чувством юмора, гостеприимными, обаятельными.
Евгений Майзель. У меня возникло впечатление, что многие дарвинцы — философы по духу. Это действительно так или это результат вашей режиссерской избирательности?
Ник Брандестини. У меня было такое же чувство. На многие вещи эти люди смотрят с философской точки зрения. Конечно, при монтаже я старался вырезать бессодержательные фрагменты и сохранять более глубокие, однако дарвинцы действительно нередко говорят нечто, что заставляет задуматься.
Думаю, у них там очень интересная жизнь, и они накопили много жизненного опыта, даже представители младших поколений. Возможно, дело также в том, что, когда вы в Дарвине, у вас есть много времени, чтобы подумать, потому что здесь не так уж много того, что вы можете сделать.
Ник Брандестини
Евгений Майзель. Вы подружились с кем-нибудь из жителей Дарвина?
Ник Брандестини. Когда спустя год фильм был закончен, я вернулся в Дарвин, чтобы показать результат жителям. В мае 2011 года мы провели специальную премьеру «Дарвина» в Дарвине. Это было одно из самых ярких дарвинских приключений. Я очень рад, что людям фильм понравился. Я действительно хотел создать что-то, что они одобрят и чем, может быть, смогут воспользоваться. Их реакция не отличалась от реакции любой другой аудитории — где было смешно, они смеялись. Кроме того, по их словам, они многое увидели по-новому. Словом, я прекрасно провел время в Дарвине и еще вернусь в него в будущем. Последнее время не видимся, так как я вернулся в родной Цюрих, что, как вы понимаете, довольно далеко. Но с некоторыми дарвинцами я продолжаю контактировать в Facebook.
Евгений Майзель. То есть среди героев фильма появились и его фанаты, если так можно выразиться?
Ник Брандестини. Самый активный сторонник фильма Райал2. Он любит общаться на нашей страничке в Facebook (darwindoc) и рассказывает всем о фильме. Также он участвовал в пресс-конференции на лос-анджелесской премьере.
Евгений Майзель. А что не вошло в фильм?
Ник Брандестини. Я думаю, что большинство интересных вещей, которые я испытал в Дарвине, есть и в фильме. Но многие дарвинцы рассказывали мне, что я должен был посетить их несколько лет назад, когда все было гораздо громче и жестче. Мне рассказывали, например, что во время городских собраний люди могли запросто начать друг в друга стрелять. Было и еще несколько впечатляющих историй, которые я мог бы включить в картину, но сознательно не стал, стараясь не копаться слишком глубоко в чужих человеческих жизнях. В конце концов, многие дарвинцы живут там именно для того, чтобы их оставили в покое. Так что было уже очень любезно с их стороны, что они вообще разрешили мне снимать.
Евгений Майзель. У меня такое ощущение, что ваш фильм — если воспользоваться архитектурным образом, — как некое строение, в котором где-то спрятан некий тайный вход. И если обнаружить этот вход, открыть его и проникнуть внутрь, поймешь все то, что сейчас просто видишь, о чем задумываешься и чем любуешься, но не понимаешь в полной мере.
Ник Брандестини. Это интересно слышать. Бывают ведь ключи, сознательно предусмотренные автором, и не предусмотренные им двери, врата и лазейки, позволяющие проникнуть внутрь произведения. Возможно, вам так кажется еще потому, что «Дарвин» не имеет четкого сюжета или «послания», но имеет приличный внешний вид и хороший звук, чему я уделял специальное внимание. Я очень горд тем, что мы смогли получить Майкла Брука3 в соавторы. Его музыка, несомненно, добавила «Дарвину» таинственности.
Евгений Майзель. Из фильма может показаться, что жители ведут чуть ли не натуральное хозяйство. Приглядевшись, понимаешь, что это невозможно: они пользуются, начиная с продовольствия, слишком большим числом вещей, которые не могут ни произвести, ни обменять. Так на что же они живут, если учесть, что кроме почтальонши и восьмидесятидвухлетнего пожарного никто из них не трудоустроен? Какую-то помощь все-таки оказывает государство?
Ник Брандестини. Многие из них получают ту или иную социальную или какую-либо еще помощь. Кроме того, у них есть что-то вроде садового кооператива. А что касается пожарного Монти, то он сейчас на пенсии. Что не помешало ему создать пожарную машину Дарвина («Darwin Fire Truck») после того, как город однажды чуть не сгорел дотла.
Евгений Майзель. Не получается ли так, что, увлеченный величественными пейзажами пустыни, изысканным эмбиентом Майкла Брука, красивыми панорамами, утонченной антикварной бедностью и яркими индивидуальностями дарвинских резидентов, зритель поневоле игнорирует тривиальное предательство, допущенное по отношению к этим людям американским государством?
Ник Брандестини. Не могли бы вы переформулировать вашу мысль. Не уверен, что понял ее правильно.
Евгений Майзель. Не думаете ли вы, что заботливая тщательность и красота, с какой сделан ваш фильм, скрывает факт государственного предательства этих людей? Ведь государство попросту забыло о них, что бы сами эти люди ни думали о своих судьбах.
Ник Брандестини. Интересный вопрос. Дайте-ка подумать. Прежде всего я бы не назвал фильм «красивым». Вместо этого определения я бы предложил считать его «меланхоличным». Окутанным как бы такой горько-сладкой меланхолией. Кроме того, я нигде не ретушировал упоминания о государстве.
В фильме, в частности, есть эпизоды, снятые 4 июля4, и вы можете видеть, что эпизоды эти несколько грустны. Впрочем, я не стремился к созданию какого-либо определенного настроения в фильме. Все это протекало само собой, естественно, как то, что я думаю и чувствую об этом месте. Важно и то, что люди имеют разные взгляды на этот городок и на свое существование в нем.
И да, вы правы, дарвинцы забыты правительством, и цивилизованное общество, по меньшей мере, не слышит их нужды. Поэтому полагаю, кому-то из резидентов приятно было, что кто-то извне заинтересовался наконец тем, что у них происходит. Не забывайте и о том, что еще совсем недавно Дарвин пользовался чрезвычайно дурной репутацией в Калифорнии.
Евгений Майзель. Не забавно ли, что название местечка напоминает большинству зрителей не о физике, поэте и старателе, но о его знаменитом британском однофамильце и современнике Чарльзе Дарвине, сформулировавшем эволюционный принцип выживания сильнейшего. Между тем атмосфера в нынешнем Дарвине не похожа на безжалостную борьбу за место под солнцем; я имею в виду, что люди в Дарвине гораздо более терпимы и добры, чем предполагается суровым социальным дарвинизмом.
Ник Брандестини. Да, это так, и это забавно. Дарвин — действительно сильное имя и воскрешает в памяти идеи Чарльза Дарвина. Я старался избежать в фильме любых слишком очевидных параллелей с эволюционной теорией, но некоторые тонкие переклички там все же есть — например, когда речь заходит о религии (которая, как вы знаете, находится в жесткой оппозиции дарвиновской теории происхождения видов, особенно это противостояние ощутимо в США). Помните, Монти у меня признается, что не верит в создание мира за шесть дней. И добавляет, мол, «я реалист». Так вот, я думаю, что Дарвин согласился бы с Монти.
Евгений Майзель. На мой взгляд, основное напряжение в вашем фильме пролегает между, с одной стороны, попыткой этих людей достичь независимости от остального мира (отсюда философствование некоторых героев, их отрицание суеты этого мира, возвращение к природе и некое, до известной степени, отшельничество и т.д.) и невозможностью, с другой стороны, достичь такой жизни, не зависимой от внешнего мира. В результате, боюсь, несмотря на разнообразные и убедительные объяснения героев, почему они все-таки удовлетворены нынешней своей жизнью, чувство катастрофы и постепенного распада никуда не исчезает.
Ник Брандестини. Очень поэтичное описание! Но дарвинцы все же не мыслят в столь пессимистическом духе. Они, действительно, ценят свою свободу и возможность жить своей жизнью. Кроме того, распад коснулся Дарвина много лет назад, а ведь он все-таки до сих пор существует.
1 Ник Брандестини — режиссер-документалист, продюсер. В «Дарвине» также исполнил обязанности оператора и мастера монтажа. Официальный сайт фильма «Дарвин» — www.darwindoc.com
2 Один героев фильма, тридцатидвухлетний транссексуал, родившийся женщиной, но совершивший операцию по перемене пола, чтобы образовать полноценную пару со своей подругой. В одной из главок фильма сложным отношениям Райала с родителями уделяется особое внимание.
3 Знаменитый канадский музыкант и кинокомпозитор, работающий в эмбиент-эстетике.
4 День независимости США.
