Беседу ведет Хироси Такахаси 

Хироси Такахаси. Как вы познакомились с Андреем Тарковским? 

Вадим Юсов. В институте мы с ним еще не были знакомы. Я уже какое-то время работал на студии «Мосфильм», когда он начал делать свой дипломный фильм и обратился ко мне. Сказал, что видел несколько картин, которые я снимал, и хотел бы поработать вместе со мной над его проектом «Каток и скрипка», экранизацией пьесы. В то время я только заканчивал проходить учебную практику и делал первые шаги в качестве самостоятельного оператора.

Хироси Такахаси. Какое впечатление произвел на вас Тарковский во время той первой встречи?

Вадим Юсов. Не помню точно, как он связался со мной, но когда я впервые увидел его, меня прежде всего поразило его лицо. Он пришел вместе с Андроном Кончаловским и был крайне напряжен, казался очень чувствительным, нервным человеком. Был хорошо, даже элегантно одет, коротко, аккуратно подстрижен. Я решил, что у него, должно быть, хороший парикмахер. Он выглядел как человек, считающийся с веяниями современной моды. Сразу было видно, что у него прекрасные манеры и он хорошо воспитан. Не терялся при общении с людьми старше себя.

Хироси Такахаси. Вы были не намного старше его, однако у вас уже был кое-какой опыт работы в кино.

Вадим Юсов. Да, и этот юноша относился ко мне как к какому-то специалисту, наставнику или учителю. В конце концов я согласился снимать «Каток и скрипку». Понял, что встретить такого режиссера, как Тарковский, – настоящая удача. В период обучения во ВГИКе у меня не было подобных друзей или знакомых, и к тому же мне понравилась идея его фильма.

Хироси Такахаси. Когда вы виделись с ним в последний раз?

Вадим Юсов. В апреле 1983 года в Милане, незадолго до открытия Каннского фестиваля. Тогда Тарковский вместе с женой Ларисой проводили рекламную кампанию фильма «Ностальгия». Я отправился в Милан, поскольку там в рамках ретроспективы режиссера показывали «Солярис». Организаторы пригласили меня. Тогда я и встретился с Андреем: узнав, что он уже в Милане, я сразу же позвонил и вскоре навестил его. Это был чудесный вечер. Ему только что продлили разрешение на пребывание в стране, и мы тогда просидели до утра, разговаривали… Он представил меня своим друзьям, которых пригласил в Рим на показ «Ностальгии», но я не смог с ними поехать, срок действия моей визы уже истекал.

Хироси Такахаси. Вы долгое время работали с Андреем Тарковским. Можете описать отличия ощущений от вашей первой встречи с ним и от последней?

Вадим Юсов. Трудно сравнивать. Я так долго знал его… В последний раз мы встретились как старые друзья. Он выглядел столь же элегантно, как и при нашем знакомстве. Только носил одежду иного покроя и качества. Помню, на нем была шикарная куртка с отделкой из меха, очень дорогая. Мех на ощупь был мягкий, как шелк. Я сказал Андрею, что у него безупречный стиль. Ботинки тоже были роскошные. Одного взгляда на его обувь было достаточно, чтобы понять, что он не «человек из толпы». Его лицо также изменилось, но это была интересная перемена.

Хироси Такахаси. Значит, в целом впечатление было то же самое, что и много лет назад?

Вадим Юсов. Минутку, теперь я припоминаю, что отделка на куртке была из кашемира, а не из меха… Думаю, там, в Милане, Андрей пребывал в каком-то ненормальном состоянии, с ним творилось нечто странное, он уже решил, что будет работать на Западе. Лариса сказала мне: «Вадим, мы никогда не вернемся в Россию». Но Тарковский тут же одернул ее: «Не говори глупости, держи себя в руках». Он пресекал все разговоры, касавшиеся его политического убежища. Я чувствовал, что тогда он еще не был полностью уверен в своем решении, все еще сомневался. Он пытался раскрыть свои самые сокровенные чувства. Пытался, но у него не получалось. Он осознавал ненормальность ситуации: мы с ним друзья, но он не может быть со мной до конца откровенен. Это означало, что наша дружба должна была закончиться там же и тогда же. Ситуация была крайне сложная и запутанная.

Я поделился с Андреем своими мыслями о тогдашних условиях жизни в СССР, и, может быть, благодаря именно той нашей беседе ему впоследствии легче удалось принять окончательное решение. Это была дилемма, которую трудно понять западному человеку, да и современному российскому жителю. В то время получение политического убежища означало полный разрыв отношений с друзьями и родственниками. Человек должен был полностью изменить свою жизнь… Наша встреча в Милане могла стать последней, и мы это понимали, оба чувствовали атмосферу расставания. И в основном старались предаваться радостным воспоминаниям о прошлом.

Хироси Такахаси. Он что-нибудь рассказывал вам о фильме, над которым тогда работал?

Вадим Юсов. Конечно, он говорил о «Жертвоприношении», возлагал на этот фильм большие надежды. Год спустя, когда я приехал в Рим, мы говорили с ним по телефону. Я хотел встретиться, но это было невозможно. Он сказал, что очень занят. Я чувствовал, что он скрывает свой адрес. Потом понял, что он уже попросил политического убежища. Я предложил несколько способов устроить нашу встречу, но она так и не состоялась. Думаю, Тарковский опасался, что за мной следят агенты КГБ и через меня выследят его, заставят вернуться. Он боялся этого и не мог рисковать.

Хироси Такахаси. В картине «Иваново детство» много визионерских, полуфантастических элементов, например сцена с грузовиком, с яблоками. На Западе такого рода визуальную стилистику сочли очень «свежей». Все чаще упоминался новый термин: «социалистический сюрреализм». Эта необычная манера съемки была придумана вами или предложена Тарковским?

Вадим Юсов. В те годы мы жили в атмосфере авангарда. Мы уже посмотрели фильмы Бунюэля, Годара, познакомились с произведениями Кафки. Многое черпали в этой стилистике, она была очень важна для нас. Термин «социалистический сюрреализм» в отношении этой картины не совсем уместен. В тот период появлялось много экспериментальных фильмов, в том числе в коммерческом кино. Когда мы снимали «Андрея Рублева», самым важным фильмом для нас были «Семь самураев» Куросавы. Тарковский считал эту работу выдающейся. В «Андрее Рублеве» скрыто множество цитат, отсылок к картине Куросавы. Андрей всегда составлял списки режиссеров, творчеством которых восхищался. В разные периоды порядок имен в них менялся, но Бунюэль, Годар и Куросава всегда были в числе первых.

Хироси Такахаси. Предъявлял ли Тарковский в процессе работы особенно высокие требования к оператору?

Вадим Юсов. В период съемок «Иванова детства» он был молод, у него было мало опыта, не много тогда знал о роли оператора, художника, да и режиссера. Но я никогда не был его учителем. Над «Андреем Рублевым» мы работали вместе, искали, учились. К тому времени у нас уже был некоторый опыт. Тот период для нас был особенно интересным. Мы искали истину. Я оператор, техник, и могу сказать, что возможно осуществить, какое задание мне по силам. Но Тарковский зачастую не мог понять определенных технических ограничений, и это своего рода невежество давало ему смелость. Он полагал, что все осуществимо, высказывал самые смелые и дерзкие идеи. Мог изобрести все что угодно – в этом плане он чувствовал абсолютную свободу.

Мы придумывали сцены, образы, видения, снимали так, как они нам представлялись. Не изобретали намеренно никаких новых техник съемки, но часто находили неожиданные способы выражения смыслов и образов. Я уверен, что в техническом плане во время тех съемок нашли нечто, что тогда действительно было новаторским, свежим. Помните, например, сцену с офицером и женщиной в лесу в «Ивановом детстве»? Тарковский сказал, что нужно снимать снизу, из-под земли, и я придумал, как это сделать, как разместить камеру, чтобы снять как бы «из недр земли». В то время этот прием был дерзким. Сегодня, конечно, во многих фильмах можно увидеть сцены, снятые подобным образом.

Хироси Такахаси. Кино всегда во многом вынуждено подчиняться технологиям. Но, овладев ими, автор может использовать их по своему усмотрению, выстраивать с их помощью повествование, находить новые выразительные средства. И наоборот – сами технические средства тоже могут менять замысел и смысл высказывания режиссера.

Вадим Юсов. Разумеется, отношения оператора и режиссера – невероятно интересная тема. Для меня это очень личная проблема. Создание «Андрея Рублева» было процессом бесконечных поисков, проб и ошибок. Должен сказать, что каждый из нас смог найти свою правду. Еще на предпроизводственном этапе съемки этого фильма были тщательно продуманы, распланированы до мельчайших деталей. Мы хорошо подготовились. Продумали соотношение продолжительности диалогов и длины самих сцен, изображения. А в сценах, снятых проездом, рассчитали соотношение расстояний между камерой и объектом, а также продолжительностью самого проезда.

Хироси Такахаси. Как вы в «Солярисе» снимали библиотеку в невесомости?

Вадим Юсов. Мы знали, как снимают подобные сцены в американском кино, однако у нас не было соответствующего оборудования. Нам нужно было найти свой способ снять эту сцену. Мы долго думали, пробовали разные техники, методы, и в итоге, считаю, все получилось неплохо. Конечно, мы не изобрели никаких новых технологий. Использовали довольно простое устройство.

Хироси Такахаси. Эта сцена производит неизгладимое впечатление, происходящее в ней кажется чудом. Все это было достигнуто с помощью монтажных приемов и соответствующим образом синхронизированных движений камеры.

Вадим Юсов. Мы просто меняли ее место расположения. Важнее всего было правильно соотнести скорость движения героев и количество сцен. Мы должны были выверить все это, продумать заранее, уже на стадии подготовки к съемкам.

Хироси Такахаси. Камера и актеры были на операторских кранах?

Вадим Юсов. Да, я нарисую схему действия. Это было довольно простое устройство. Один кран с актерами поднимается, и другой – с камерой – тоже поднимается. Но при этом кран с актерами загораживает фоновые декорации, мы должны были постоянно следить за этим. Также заметили, что если оба крана поднимались с равной скоростью, сцена выглядела грубо, примитивно. Нужен был определенный диссонанс движений, но не слишком большой, иначе кран попадал в кадр.

Схема съемки. Рисунок Вадима Юсова

Хироси Такахаси. Вы сами двигали камеру?

Вадим Юсов. Да, после долгих репетиций я решил делать это сам. Поначалу мы использовали электрический мотор, но результат при этом был неудовлетворительным.

Хироси Такахаси. Вы работали с Тарковским над всеми его картинами начиная с «Катка и скрипки» и вплоть до «Соляриса». Но в создании «Зеркала» уже не участвовали. Почему не захотели снимать эту картину? Какое впечатление произвел на вас сценарий «Белый-белый день», послуживший литературной основой «Зеркала»?

Вадим Юсов. Это трудно объяснить. Я действительно отказался снимать «Зеркало». На то было несколько причин. Во-первых, я действительно очень долго и много работал с Тарковским. Когда оператор и режиссер так долго сотрудничают, оператор порой начинает ощущать сильное давление со стороны режиссера, а это плохо сказывается на самом фильме. Длительная совместная работа может разрушить дружеские и профессиональные взаимоотношения. Постоянное давление и авторитарность сильно выматывают. Наступает момент, когда следует начать работать самостоятельно.

Тарковский «вторгся» на мою территорию. Естественно, я должен понимать роль режиссера в кинопроцессе. Съемочная площадка – пространство постоянных дискуссий, споров, иногда конфликтов. Пространство обмена идеями. Нужно понимать, чего хочет режиссер. Но если я полностью с ним соглашаюсь, следую всем его требованиям, то постепенно попадаю к нему в рабство. Это психологическая проблема. Многое зависит от того, какого рода сцену мы снимаем. В некоторых случаях оператор может оказать влия­ние на режиссера. А иногда он просто сотрудник, получающий зарплату.

Я очень хотел, чтобы мы с режиссером были на равных, достигли взаимопонимания, чтобы наши отношения были гармоничными. Тесная психологическая связь между оператором и режиссером, возможно, самая важная для фильма вещь. Ее роль важнее той, что играет брак в личной жизни человека. В браке неизменно существуют определенные высшие правила, обеспечивающие психологически нормальные, стабильные отношения. Есть некие нормы, позволяющие сохранять баланс. В отношениях оператора и режиссера таких норм нет. Когда оператор соглашается с требованиями режиссера, тот становится для оператора более близким человеком, чем его собственная жена. У нас с Тарковским были напряженные отношения, я чувствовал себя утомленным.

Еще одна причина была в том, что я не до конца понимал замысел, идею, заключенную в сценарии «Зеркала». Конечно, сценарий и фильм не одно и то же, но я уже в тексте увидел нечто важное для режиссера, чего я не мог понять и принять. Сейчас чувствую, что в оправдании моего тогдашнего решения есть противоречие. Когда позже я посмотрел картину, то не увидел в ней того, что так не понравилось мне в сценарии. Фильм сильно отличался от первоначального замысла. Сегодня могу сказать, что, когда я работаю с кем-то, чьи идеи мне не близки, приходится вступать в изнуряющую борьбу.

Кроме того, сценарий «Зеркала» содержал множество элементов биографии самого Тарковского. Я чувствовал, что стремление режиссера выразить свои личные переживания и идеи может обернуться против фильма и против меня. Уже на раннем этапе работы я понял, что Андрей абсолютно не намерен считаться с моими идеями, с особенностями моего восприятия, что он хочет показать лишь свое ви`дение. Я решил, что это окажет на меня негативное влияние.

Была и третья причина. В тот период в жизни Тарковского произошла серьезная перемена – влияние его жены Ларисы стало слишком сильным. Андрей во многом подчинялся ей, продолжал углубляться в свою новую семейную жизнь, перестал считаться со своими прежними друзьями и знакомыми. Поэтому я решил, что не могу снимать эту картину.

Вадим Юсов. Фото Александра Тананова

Хироси Такахаси. Какой из фильмов Тарковского наиболее близок и дорог вам?

Вадим Юсов. На этот вопрос я не могу ответить. Для меня кино не есть нечто окончательное. Это не разгадка, не решение – это процесс. Например, когда я смотрю картину, меня в ней устраивает лишь какая-то часть, и степень удовлетворенности при этом тоже бывает разная. Прежде чем оценить ее художественные достоинства, я оцениваю уровень мастерства, с которым она сделана, рассматриваю ее с точки зрения оператора. Прежде всего я чувствую свою ответственность за изобразительную сторону. Пока фильм находится в лаборатории на проявке, не могу спать. Мне трудно сказать, какая из картин Тарковского мне нравится больше всех. Конечно, работа над его фильмами была для меня уникальным опытом. Во время учебы во ВГИКе я по-настоящему не участвовал в процессе создания картин. Это была лишь иллюзия. Благодаря фильмам Андрея Тарковского я овладел операторским мастерством и понял, что такое настоящий творческий процесс.

Впервые интервью было опубликовано в 1992 году в Японии

Перевод с английского Елены Паисовой