Растрепанный старик, похожий на типичного клошара (Ларри Кларк), лежит ничком посреди небольшой площади, где гоняют молодые скейтеры. Кто-то пытается объехать грузное тело (безуспешно), другие на автомате перепрыгивают через него, используя как еще одно препятствие. Он же не реагирует на их прыжки и наезды, он здесь свой и даже имеет прозвище – Рок-звезда (Rockstar). Распластанный на асфальте человек, через которого переступают те, кто моложе его в несколько раз. 

Потом он приподнимается, подходит к одному из юнцов и молча смотрит на него в упор болезненным взглядом, в котором безумия столько же, сколько и беззащитности.

Это – классические «отцы и дети», только от Ларри Кларка. Так старость отдает себя на растерзание молодости, к которой привязана так сильно, что эта одержимость становится саморазрушительной.

«Наш запах» – самый анархический фильм Кларка, отличающийся тем не менее цельнометаллической скроенностью. Его движение, словно безостановочное скольжение на скейте – с падениями, по разным наклонностям/поверхностям, отъездами куда глаза глядят и спорадическими возвращениями на главную дорогу. Полуразрушенный сюжет о двух мальчиках, торгующих собой без причины, перебивается скейтерскими видео, сиюминутными портретами третьестепенных персонажей, неотличимых – что важно – от двух главных, сценами, снятыми на мобильник, и американским построком, наложенным на реалии Парижа, который снят так, что если бы не Эйфелева башня, всплывающая иногда на третьем плане, то никогда не догадаешься.

Идея снимать в Париже посетила Кларка после того, как он готовил там свою выставку для Музея современного искусства и задружился с местными тинейджерами, тусующимися по соседству. Конечно, они ничем не отличаются от его типичных американских героев, но все же парижская неприбранность и бесприютность, а также романтизм, присущий этому городу и понимаемый как увечье и болезнь, то есть в высоком нескомпрометированном смысле слова, не прошли мимо этого кино. Они проявили себя в свободе, ярости и расчете, с которыми Кларк рассказывает и одновременно разрушает историю. В том, как пренебрегает сюжетом ради образов, уже содержащих в себе всю свою историю и не нуждающихся во внешних подпорках. В том, как некоторые персонажи – прежде всего старшего возраста, – появляющиеся в фильме лишь однажды и буквально на несколько минут, становятся главными.

После очередной вечеринки с кокаином, дебошем, сексом, скейтами и кровью юный Мат (Лукас Ионеско) – мальчик из богатой парижской семьи, продающий свое тело не ради денег, не ради удовольствия, а просто так, с буржуазным отчуждением от собственного труда, – отлеживается в квартире своей матери, неотличимой от его клиенток и клиентов, такой же старой и оставленной, лишенной и жаждущей любви. Она обрушивается на его полубездыханное тело с пьяными признаниями в любви и пытается добиться взаимности, он же корчится от смущения, усталости и вида ничем не замаскированной старости. На столике рядом виднеются фотографии, на которых она, почти неузнаваемая, запечатлена в молодости, когда, судя по всему, была известной актрисой. Кларк снимает их душераздирающую встречу – кажется, первую за долгое время – на крупных планах и в максимальной близости, так же резко и больно, как до этого снимал сексуальные похождения Мата, его приятелей и их клиентов. Это классическая кларковская интимность, предъявленная как безысходная обыденность, без трансгрессии, и именно поэтому будоражащая по-настоящему.

«Наш запах»

Популярная точка зрения, что кино Кларка и особенно его последний фильм непристойно физиологичны, связана, конечно, с восприятием телесности, секса, интимности как зоны комфорта и удовольствия – восприятием, не в последнюю очередь сформированным порно, в использовании которого тоже обвиняют этого режиссера. Но если трансгрессия и происходит в его кино, то именно здесь: кларковские образы «непристойны» (то есть дискомфортны) именно потому, что, оставаясь сверхнатуралистичными, лишают зрителя возможности насладиться увиденным в качестве потребителя или даже вуайера. В отличие от очень многих режиссеров и художников, заигрывающих с порно, Кларк никогда не делает этого. Физиология у него – это та же жуткая обыденность, только еще более липкая и неотвратимая, в которой нет ничего сверхчеловеческого, какими бы изощренными ни были сексуальные желания.

«Наш запах» – это еще одна «баллада о сексуальной зависимости», если использовать название знаменитой серии фотографий Нан Голдин, снимавшей на протяжении 70-х и 80-х сексуальную и просто жизнь американского андерграунда и всегда признававшей влияние фотографий Кларка. Им обоим свойственна обостренная, экстремальная чувственность – особенно когда они имеют дело с бесчувственной, опустошенной реальностью, фиксируя, например, полное отчуждение между любовниками, наступившее сразу после секса, или сам секс, в котором больше отсутствия, чем присутствия. Или разгромленное пространство после очередной вечеринки. Или похмелье, наступающее после того, как человек сознательно выбросил себя на помойку.

Нан Голдин говорила, что столь отчаянно фотографировала своих друзей и знакомых лишь потому, что не хотела их потерять. Но все равно потеряла: почти все они вскоре умерли от СПИДа. И эта обреченность всегда присутствует в ее моментальных снимках. Образы Ларри Кларка тоже рождены одержимостью – невозможностью не снять то, что снято. Драматическим и, если вдуматься, романтическим порывом отвоевать у смерти еще какое-то время на жизнь без прикрас – одинокую, жестокую, не заботящуюся о себе, но все же жизнь. Ведь самоубийственная молодость героев Кларка, вне зависимости от их возраста, не боится и даже не знает смерти, к которой взывает. Эти мальчики, девочки и старики лишены инстинкта самосохранения, отсутствие которого словно бы питает их витальность, отчаянность. Их молодость.

«Наш запах»

Мат приходит к очередному клиенту, который раза в три старше его. Подсовывает ему снотворное, тот быстро отрубается. Потом в его огромные апартаменты вваливается вся тусовка Мата и устраивает там дебош, вытворяя разное с валяющимся на полу телом хозяина. Под утро, когда все уже разошлись, кто-то из оставшихся очищает его карманы, а потом втыкает в его спину кусок стекла. Это еще одно свидетельство зеркальных, жесточайших отношений молодости и старости, которые Кларк никогда прежде не исследовал столь рьяно и отчетливо. Кажется, его юных и пожилых героев действительно отличает лишь разница в возрасте, которая никогда не бывает фатальной, и ничего больше. Во всем остальном они равны. Фатальна, неистребима сама молодость, и человек (по Кларку) в каком-то смысле всегда умирает молодым.

В новом фильме он не изменил своим вечным героям – подросткам на пороге совершеннолетия, уже приговоренным к одиночеству, но еще не отколовшимся от тусовки, еще не покинувшим племя. А они, эмблематичные персонажи Кларка, не изменили своим рутинным привязанностям – сексу, скейту, наркотикам, убийству времени, убийству себя. Но впервые эти повседневные ритуалы сняты на расстоянии меньшем, чем вытянутая рука, «лицом к лицу», когда лиц, тел, фигур почти не разглядеть. Кларк здесь сокращает дистанцию, но изможденная, доведенная до бесчувственности физиология, в которую упирается его взгляд, вдруг освобождает место для откровенности в подзабытом, романтическом, совсем не физиологическом смысле слова. Кстати, то же самое, только по-другому, делает фон Триер в «Нимфоманке» – самом асексуальном фильме о сексе, в котором словно бы происходит «развоплощение плоти» – в прямом и переносном смысле.

«Наш запах»

Юный Мат, обслуживающий нимфоманов и нимфоманок преклонного возраста и сам сгорающий от желания, но отвергающий, убивающий любовь, читает сборник стихов Жерара де Нерваля, поэта, романтика, самоубийцы, не случайно – на краю кадра – всплывающий у Кларка. Рваная, с внутренними рифмами структура его фильма обнаруживает именно поэтические, романтические корни. И не важно – вернее, очень хорошо, что они оказываются мостиком к неромантической (порнографической, бесчувственной) эпохе и неромантическому типу чувствительности.

Исследователи Нерваля, сошедшего с ума и распрощавшегося с иллюзиями в довольно раннем возрасте, пишут, что в его творчестве следует различать «слово безумия» и «слово о безумии». Воспаленный характер нового фильма Кларка, в котором он совсем не щадит себя и пытается исчерпать свои силы, но все равно остается неутоленным, толкает его в ту же сторону. Туда, где уже возникает слово безумия о самом себе. Или, как это было у далекого, но близкого Нерваля, «жестокая ирония присутствия на собственных похоронах». 

«Наш запах»
The Smell of Us
Автор сценария Матьё Ланде
Режиссер Ларри Кларк
Оператор Элен Лувар
Художник Наталия Брийи
В ролях: Лукас Ионеско, Диан Руксель, Тео Шольби, Юго Беар-Тиньер, Бен Йеш Риан, Адриен Бен Доан, Терен Максим, Валантен Шарль, Доминик Фро, Филипп Риго и другие
Morgane Production, Polaris Film Production & Finance, Polyester
Франция – Бельгия
2014