В дискуссии принимают участие Олег Березин, генеральный директор компании «Невафильм»; Ксения Леонтьева, ведущий аналитик отдела «Невафильм Research»; Мария Мухина, главный редактор «Бюллетеня кинопрокатчика»; Алексей Бырдин, генеральный директор ассоциации «Интернет-видео». Модератор — Даниил Дондурей.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. У меня часто возникает впечатление, что в огромном, сложнейшем, плохо понимаемом пространстве российской киноиндустрии каждый видит лишь уголок своей профессиональной комнатки и никогда не думает о других пространствах функционирования кино. И прокатчики тоже, естественно, не очень переживают по поводу того, что происходит, например, с кинематографическими кадрами, с природой инвестиций, перспективами артмейнстрима, эволюцией телесериалов, гонорарами звезд. Видим какой-то кусочек кинематографа, не предполагая, что составляющих этой системы десять-пятнадцать, если не больше. Я имею в виду не только производственные мощности, количество кинозалов, участие государства на рынке, отношения с другими кинопродуктами, с картинами для фестивалей, с национальными блокбастерами и так далее. Как все эти элементы связаны, в каких пропорциях взаимодействуют – по деньгам, по структурам, по логистике. По всему. Это ведь еще и разные виды проката.

К сожалению, у нас нет анализа дистрибуции, кинопоказа. Какие там идут процессы? Нет серьезного разбора экономики продвижения: в каком она сейчас положении в России? Никто не думает о том, что происходит с девяносто двумя российскими кинофестивалями, какие там мутации, рейтинги. Никто не считывает значение критики, она становится элементом пиара и каким-то цехом, обслуживающим прокатчиков.

Я тут взял из прошлогоднего номера «Искусства кино» об итогах «Кинотавра» очень резкий текст Анны Гудковой: она говорит, что раньше молодые режиссеры не были такими трусливыми. Речь идет об авторах игровых картин короткого метра.

Киноиндустрия – это сложнейшая паутина из десятков, даже сотен элементов. Вы вот занимаетесь прокатом, а где-то отдельно в министерстве у Мединского сидят люди, которые распределяют деньги. И отдельно есть замечательный Александр Миндадзе, который не знает, как вернуть деньги своему инвестору, тот ведь ждал, что «Милый Ханс, дорогой Петр» непременно получит призы на международных фестивалях. Все это разные элементы плохо взаимодействующей системы, где, скажем, механизм возврата денег есть следствие политической системы.

Я вчера семь раз комментировал идею согласия прокатных фирм предоставить 20 процентов для показа отечественных лент. Всем им рассказывал, что один из главных элементов российской культуры – это хорошая отчетность перед инвестором. Именно в связи с этим у нас безмерно непрозрачная культура. Никто не знает, ни сколько мы произвели кирпичей, построили домов, ни сколько на самом деле продали билетов на российские картины.

Итак, что изменится, если вместо 18 процентов сборов на российском кино будет целых 20? Все опытные люди прекрасно осведомлены о том, что в советское время в кинотеатрах ежедневно составлялись «паспортички» (сейчас они электронные). Ставили утром в 9.30, скажем, «Короля Лира» Григория Козинцева, классика, народного артиста, лауреата Сталинских и Ленинской премий, и затем весь день шло американское «Золото Маккенны», а отчитывались, конечно, одним «Королем Лиром». Это и сейчас можно делать. Российское сознание невероятно креативно и с этой проблемой сумеет справиться. При том, что Улюкаев оказался западником и не разрешил вводить НДС на зарубежное кино.

Как вы оцениваете российскую индустриальную ситуацию? Что произошло в кинопоказе в последние годы? Как вы рассказали бы об этом кинорежиссеру? Вадиму Абдрашитову или Андрею Звягинцеву? Они в этом, наверное, не разбираются. Теперь вот еще и Год кино на­двигается, будет много материалов, статистики, интервью… Какие в вашей сфере произошли мутации?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. За последние лет двадцать, наверное, произошел разрыв шаблона. Он как раз связан со всеми теми элементами кинематографии, о которых вы говорите. Понятно, что появление Интернета, блогеров, генераторов мнений и прочего меняет работу критиков и восприятие их текстов. Раньше ты открывал газету «Правда», читал рецензию и понимал, идти на фильм или не идти. Сейчас не поймешь: одни одно говорят, другие – прямо противоположное, третьи – еще что-то. И это, естественно, должно менять работу критика. Теперь он в той функции, которая была двадцать лет назад, уже не работает. Слишком много мнений. Это касается и образования, и системы дистрибуции. В последнее время мы очень много говорим о том, что существуют миры, которые вообще друг с другом слабо пересекаются: кинотеатры и онлайн. Они живут в разных экономических ситуациях, хотя вроде бы говорим об одном и том же фильме, который должен либо так, либо иначе попадать к зрителю. Проблема в том, что столько всего изменилось – не только технологически, ментально, но и в обществе, что вся эта система развалилась на кусочки, которые не дружат между собой. Многие режиссеры живут старыми представлениями, не воспринимают того, что мир очень быстро меняется. Все уверены, например, что видео – это пиратство. Нет понимания того, что есть легальный рынок с невероятными объемами, с колоссальной потенциальной долей на нем российского кино.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Так вообще мало кто думает. Только профессионалы этой сферы.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Прежние модели зарабатывания денег, которые были актуальны еще двадцать лет назад: вы сделали фильм, выпустили в прокат, собрали кассу, окупили все затраты и так далее, – сегодня не работают. Модели теперь абсолютно другие. Какие фильмы сегодня самые успешные? Не события – вроде того же пресловутого «Аватара», – а в так называемом среднем диапазоне? Те, что сняты «занедорого». В смысле рентабельности, если мы говорим про некий бизнес. Вложить в кино, снять и заработать деньги… Речь о дешевизне производства, но не результата. Просто мозгов надо больше вкладывать, а не говорить: вот, мы не можем конкурировать с Западом, потому что у нас нет таких спецэффектов.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. У меня есть очень красивый график: средняя наработка на копию регионального и обычного российского фильма.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. У нас есть куча штампов. Не можем конкурировать с Западом, потому что нет таких технологий, спецэффектов, многого другого. Хотя при этом мы, в принципе, можем снимать прекрасные фильмы, из всех спецэффектов используя только титры на игровом фоне. С одной стороны, все говорят, что важна история, а с другой – нет денег на ее воплощение. Это проблема тех же технологий – демократизация средств производства. Снять кино может любой. Сегодня нет фильтра, который мог бы отсеять и какого-то суперталантливого человека, но, с другой стороны, всегда задавал бы планку.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. У нас киношкол несметное количество…

МАРИЯ МУХИНА. Но при этом есть проблема с образованием, с взаимо­связью между обучением и производством. Сейчас практически всему в нашем быстро меняющемся мире учиться приходится на практике. Я наблюдаю каких-то людей из отрасли, которые, чтобы постичь сегмент кинопроизводства, должны войти в него. И только тогда – изнутри – ты поймешь проблемы. Я как человек, который пытается писать об этих сферах, обладаю только теоретическими знаниями. До каждой детали приходится докапываться исключительно через какие-то кулуарные разговоры. И все равно не имею о производстве в целом полного представления.

Мне кажется, у нас сейчас отрасль очень прецедентная. Все ждут успешных показательных примеров. Даже наблюдая питчинги в Фонде кино или где-то еще, мы регулярно это видим. Скажем, вышла «Легенда № 17», показала успешные результаты, и многие начинают говорить о том, что «теперь у нас работает спортивное кино». В этом году все ссылались на «Призрак» – теперь у нас есть детское кино. Вышла «Пиковая дама» – теперь можно снимать фильмы ужасов. А вопрос не в том, что у нас вдруг зритель захотел смотреть такое кино. Вопрос в содержании и качестве продукта, в маркетинге. Стараемся опираться на этот опыт, а это, видимо, свидетельствует как раз о нехватке практического образования.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Рынок, который построен на повторениях, показал, что можно под Новый год выходить в прокат и собирать деньги. И теперь говорят: давайте под Новый год у нас будет просто битва. А летом вообще ничего нет. Почему летом ничего не выходит? Пройдет года два, начнут важные картины летом выходить, когда кто-нибудь первым заработает в это время много денег. Это шаблоны, стереотипы.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Основной заработок в последние годы для российской продукции – первые две недели января. Почему не в июле?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Кто двигает индустрию и нас всех? Как раз те, кто эти шаблоны разрывает. Выходит продюсер Бекмамбетов с фильмом Левана Габриадзе «Убрать из друзей», в котором абсолютно все сделано по-другому. Года через два пойдут его клоны. У нас единицы тех, кто готов угадать… единицы наших российских Кэмеронов. Казалось бы, нет поч­вы, невозможно что-то сделать, а они раз – и выстреливают. И «Сталинград» в свое время был такой «выстрелившей» историей.

МАРИЯ МУХИНА. И «Хардкор» сейчас в плане международных продаж.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Раньше, давным-давно, и после братьев Люмьер, и где-то в середине ХХ века, и далее средний ремесленник мог всю жизнь нормально прожить, реализуя свое ремесло. Новаторов у нас и тогда были единицы.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  А как частная собственность? Конкуренция, желание обыграть конкурента? Талант всюду нужен, даже в райкоме КПСС.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Когда мы говорим про Бекмамбетова, это человек, у которого, безусловно, есть талант. Или тот же Сарик Андреасян, несколько лет назад он вышел с недорогими комедиями…

МАРИЯ МУХИНА. У них есть талант маркетологов, которые понимают, что нужно вложить два миллиона, не больше, и производить именно комедии.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Подождите. Но у нас большая индустрия, мы производим 80 названий игрового кино…

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. В прошлом году вышло 110. В 2013-м было 77…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Большая индустрия. Условно, 80–100 названий в год. У нас в телевизоре выходит примерно 450 названий продукции, связанной с кино, – от 3,5 до 4 тысяч часов в год. Это огромная индустрия. Может, меньше, чем французская, но сопоставимая с английской, немецкой, итальянской, испанской.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Что лежит в основе этих фильмов, придуманных так или иначе три-четыре года назад? С теми шаблонами, с теми представлениями о мире, которые были тогда. В нашей индустрии, не важно, в телевизионной или в кинотеатральной, таких визионеров, которые могут заглянуть за горизонт, угадать что-либо на три-четыре года вперед, единицы. И они «выстреливают». Ведь сегодня, задумывая фильм, который выйдет, условно говоря, в 2018 году, надо же понимать, куда идти с сегодняшними мыслями…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Про то, что военная хунта захватила…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Не знаю, кто угадает, задумает идею, реализует ее в 2018 году и «выстрелит», но он победит, условно говоря. Однако ж 99 процентов авторов и продюсеров, понятно, возьмут те идеи, которые есть на рынке сегодня, и будут их клонировать.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Анна Гудкова подробно говорит – а она ас по питчингам – о том, что кинематографисты совершенно не рискуют… Страшные слова про молодых режиссеров она произнесла: «Мне кажется, что у них никогда ничего не болит. Нигде. Мне кажется, у них нет профессии, деловых и личных отношений, детей, нет родителей. И родины у них тоже нет. Потому что иначе все это можно было бы как-то увидеть за строчками». Ужас. Она пишет о том, что не может угадать возраст сценаристов, их жизненный опыт, их желания, их страхи, их надежды: «Вместо этого за текстом я всегда вижу включенный голубой экран с уже сегодня идущим сериалом».

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вот об этом же и речь. Получается: легкодоступность средств, чтобы снимать кино. Даже система государственного финансирования, в принципе, способствует этой легкодоступности. Сколько заявок приходит в тот же Фонд кино от людей, которые думают: а что, напишу-ка я заявку…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Подождите. Я – от лица оппонентов. Но ведь цензуры особой нет уж такой, как в ситуации с Миндадзе…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Так от этого еще сложнее.

МАРИЯ МУХИНА. Есть внутренняя цензура.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Когда цензура говорит, что нельзя, башка начинает думать: а что тогда можно? Как проскочить? А вот когда можно все… После V cъезда кинематографистов у многих начался сдвиг головы. Когда стало можно все, многие растерялись.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Это худший страх, чем работа при моем «любимом» Суслове, когда было однозначно: «и это нельзя, и то нельзя».

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Мне кажется, система запретов, как ни парадоксально, стимулирует художника эти запреты обходить и оригинально высказывать свои мысли. Парадокс.

МАРИЯ МУХИНА. Хочу добавить про внутреннюю цензуру. Мне кажется, здесь есть положительные и отрицательные стороны. Читаешь заявки, допустим, присланные в тот же Фонд кино, и видишь желание людей получить государственные деньги и соответственно как-то их заслужить. И вот эта внутренняя цензура предлагает заявки на тему Крыма или каких-то политических веяний, которые сегодня обозначены как актуальные.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Ты имеешь в виду заявку на фильм про папу Путина?

МАРИЯ МУХИНА. Чаще всего получаешь какие-то «залипухи», которые не гарантируют высокого качества. Но есть и плюс. На прокатные кинотеатры идет постоянное давление с точки зрения этой пресловутой «русской доли», о которой говорят уже на протяжении лет трех…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Отличный эвфемизм – «доля» как «часть» и «О, несчастная русская доля».

МАРИЯ МУХИНА. Если бы не было этой программы партии – «нам нужно поднимать русскую долю», – то все равно она подспудно существует. И кинотеатр, формируя расписание, при двух равнозначных ситуациях, возможно, выберет российский проект. И дистрибьютор все равно подумает о том, что в пакет, наверное, все-таки нужно взять какой-то российский фильм, даже если у него аллергия на отечественное кино.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Это желание, условно говоря, быть толерантным и конъюнктурным.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Может быть, это связано с тем, что умное государство, действуя с одной стороны, и циничные продюсеры – с другой, допустили, чтобы государство было основным игроком на рынке инвестиций в эту сферу. Продюсеры могли сделать так, чтобы государство, как во многих странах, не имело бы 70 процентов по инвестициям, сколько оно имеет у нас, а 30 или хотя бы 50. Тогда развивались бы рынок, зрители и так далее. Сделать таким образом, чтобы такой доли Фонда кино и Минкульта не было. Тогда бы в голове не было этих заранее выращенных и довольно грубых желаний понравиться всем. Почему государство такой преобладающий игрок?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Потому что эта система была выстроена еще нашим главным зрителем, Иосифом Виссарионовичем, и эта модель, в принципе, рабочая. И государству с его идеологической точки зрения выгодно ее сохранять. А игрокам рынка выгодно проявлять такую слабость, чтобы иметь этот мощный финансовый ресурс. Проще снимать кино при безвозвратной поддержке Минкульта…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  …и деньги не возвращать, вместо того чтобы думать, как не разориться.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. …чем рисковать. Лучше снять за пять миллионов долларов при поддержке Минкульта и не рисковать своими штанами, чем снимать, условно говоря, за пятьсот тысяч, но взрывать весь рынок.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Я абсолютный дилетант в киноиндустрии, могу говорить об очень ограниченной ее части – дистрибьюторском бизнесе. У нас сейчас основными ролевыми моделями, кумирами значительной части молодежи являются либо люди, которые себя реализуют в какой-то политической, государственной деятельности, либо – что тоже в последнее время очень распространено – двадцатипятилетние миллиардеры, создающие какие-то технологические стартапы. Я ни разу не слышал, чтобы молодые люди хотели стать работниками киноиндустрии, продюсерами, прокатчиками, даже кинорежиссерами. Лифта, который бы в рамках каких-то рыночных условий мог упорного человека поднять в этой индустрии куда-то, я лично не вижу.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Можно поспорить.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Есть Валерия Гай Германика, есть наверняка еще какие-то точечные примеры, но они не на слуху.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Вообще, их немного, прямо скажем.

МАРИЯ МУХИНА. Это те, кто как раз работает по бизнес-модели. Можно сколько угодно критиковать тот же Enjoy Movies за качество, но они привлекают людей. Я знаю журналистов, которые закончили ВГИК, занимались кинокритикой, сейчас пришли к ним писать сценарии. Там берут на практику молодых специалистов, всегда нужны руки.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Да, но, в принципе, это не тренд. Ходил такой анекдот о том, что каждый официант в Голливуде – будущий сценарист. Огромное количество людей, понимая, какая это потрясающая, богатейшая индустрия, генерируют какие-то идеи, пытаются в актерство пойти, в режиссуру, сценарии писать, что-то там делать. Рынок мотивирует молодых все это делать. Появляется внутренняя конкуренция на всех уровнях, и качество содеянного в среднем растет. У нас нет рынка. Про онлайн-дистрибуцию я могу это со всей ответственностью сказать. Рынка, в понимании того, как у нас существует ритейл с сотовыми телефонами или картошкой, в российской онлайн-дистрибуции нет. Мы, этим занимающиеся, как несколько тефтелек, плаваем в огромном океане с пиратами и пытаемся каким-то образом выжить.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  А кто должен был этот рынок создавать?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Его пытались создавать. В эти «тефтельки» вбуханы десятки миллионов долларов, в каждую.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Нет, по-настоящему, эффективно? Кто должен инициировать эту политику? Государство? Кто должен тут быть действующим лицом?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Онлайн-компании пытались оседлать естественно создающуюся технологическую революцию, когда у нас стало легко и без заторможенной картинки смотреть видео через Интернет. Что ты делаешь, когда у тебя появляется такая конъюнктура? Покупаешь права на кино, создаешь себе сайт, приложение под мобильные платформы и пытаешься на этом заработать либо по платной модели, либо по рекламной. Вот, собственно, как поднимались в свое время и Ivi, и TVzavr, и все сопричастные.

Но что произошло? Наряду с теми компаниями, которые так стартовали – это были стартапы в чистом виде, абсолютно высокорисковые истории, – параллельно на инфраструктуре, которую открыл «ВКонтакте», появились бесплатные видеохостинги, когда это стало не каким-то высокотехнологическим ноу-хау с огромным притоком инвестиций. Инвестиции, безусловно, были, но значительная их часть шла именно на права. Именно их – права – отказывались продавать, ставили заградительные минимальные гарантии, особенно мейджоры, потому что понимали, что это очень рискованная история, что может еще на пиратстве отразиться, повернуть в плохую сторону. А вот корпорации пиратства никого не спрашивали, просто где-то брали копии и прекрасно начинали продвигать сайты – «Смотрите онлайн бесплатно» или «Качайте торренты». На фоне того, что ряд психологических – в меньшей степени финансовых – барьеров склонял людей к выбору бесплатных вариантов просмотра, развитие легальной модели затормозилось на уровне 2010–2011 годов. А у нас первый антипиратский закон, хоть какой-то минимальный инструмент появился, по-моему, в 2014-м, а последняя его версия – в мае этого года.

Все эти годы люди жили в полном бесправии. Представьте себе, если мы в офлайн уйдем. Вот у вас кинотеатр, вы там продаете билеты, а рядом стоит такой же кинотеатр, куда люди ходят бесплатно. Контент идентичный.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  А кто, на ваш взгляд, должен был все это пробивать, менять, ускорять?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Сказать, что у меня нет претензий к правообладателям, я не могу.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Претензии у вас к Верещагину, Максимову, Бекмамбетову, Роднянскому?.. А они ведь огромные и сильные киты. И вы могли бы, договорившись человек пять-десять, что-то все-таки сделать, ситуацию переломить.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Но почему-то этого не произошло. Возможно, просто не хватило технических компетенций, понимания, как это делать…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Ответ на этот вопрос простой: коррупция в чистом виде. Один очень известный в нынешние времена продюсер лет пять назад мне рассказывал, что, для того чтобы в каком-то регионе остановить неконтролируемый тираж на DVD, дело поднимают на уровень второго или третьего заместителя начальника управления ФСБ. Там решают, останавливать или нет. Знаменитая история: когда выходил «Ночной Дозор», если вы помните, пиратских дисков не было. И даже ходила такая байка: «А где этих пиратов найти?» Это была успешно контролируемая ситуация.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Хочу обратить ваше внимание на то, что в топ-100 российских сайтов не входит ни один легальный онлайн-кинотеатр. А пиратских сайтов тут – восемь!

МАРИЯ МУХИНА. Сейчас «Кинопоиск» презентует свой агрегатор легального контента.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Не уверен, что на посещаемости это отразится. «Кинопоиск» как был на каком-то своем определенном месте, так и останется.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Имеется в виду топ-100 вообще сайтов? Или сайтов с кино?

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Первое место – «ВКонтакте».

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Да. 17-е место – Rutracker, 21-е – Kinogo и так далее. Вот, собственно, весь цвет пиратства здесь представлен. Далее. Топ-20 российских сайтов в категории «Кино». Три информационных: «Кинопоиск», IMDb и «Кинотеатр», два легальных онлайн-кинотеатра: Ivi и Megogo. И 15 пиратских ресурсов. Это мировой объем денег, которые зарабатывают пираты.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Или это упущенная выгода?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Упущенную выгоду очень сложно подсчитать, мы это понимаем. Примерно 220–230 миллионов долларов пираты зарабатывают глобально на украденном контенте. Не так много, но надо понимать, что это доля русскоязычного пиратства.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Не маленькая в мировом пространстве.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Да, тут есть чем «гордиться». Это легальный рынок цифрового медиаконтента, видео плюс музыка, онлайн-видеореклама, включая еще YouTube. Не все кино. И кажется, что на самом деле мы даже выигрываем по очкам. Но у них маржинальность 95 процентов.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. У них нет расходов?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Расходы есть на хостинг.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Но почему рынок сразу не захотел организоваться правильно, создать механизмы жизнеспособности? Почему начал ориентироваться на государство, химичить, воровать, быть непрозрачным? У нас, наверное, и в алюминиевой промышленности так же. Всюду. Но… куда смотрели наши мейджоры, вот эти пять-семь великих парней, которые в России заведуют кино…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. А что они бы сделали?

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. У них есть РАПО.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. У них действительно есть РАПО, Земченков[1].

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. В 1991 году, вы помните, Американская ассоциация кинокомпаний (МРАА) вводила эмбарго на прокат голливудского кино в кинотеатрах. Ну и ничего. Категория В тогда захлестнула весь рынок. И всё.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Могу ошибаться, но, насколько я понимаю, РАПО достаточно плотно занимается камкордингом в кинотеатрах. Там постоянно ходят дяденьки с инфракрасными штуками. Что-то это дает. Они хотя бы периодически «расстреливают» прилюдно… Это тоже важный пласт работы. Но все что касается пиратства в онлайн – это просто история, к которой трудно подступиться.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. На самом деле, я думаю, ответ примерно там же, с чего мы сегодня начали. Это колоссальный оборот нелегальных денег. В свое время МРАА утверждала, что по объему денег кинопиратство равно обороту наркотиков. Только за это не расстреливают.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Думаю, все-таки поменьше. Рынок наркотиков явно больше, чем 230 миллионов долларов. Проблема в том, что они ущерба наносят куда больше: чтобы заработать рубль, из рынка вынимают 50!

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  А с кинотеатральным прокатом что происходит?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. В кинотеатральном сегменте тоже никаких правил нет. Действует то же самое правило сильного, причем не важно, это западный мейджор или российский. Выходит вот «Родина» Буслова, и «СТВ» такие условия ставит кинотеатрам, что они начинают рыдать. Говорят: мы готовы показать, но мы не можем отдать все сеансы под «Родину», готовы половину отдать.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Я не думаю, что у «Родины» огромный коммерческий ресурс.

МАРИЯ МУХИНА. Но огромные амбиции.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Все кинотеатры понимают, что скоро Новый год и выйдут очередные «Богатыри». Это и есть рынок сильного. Почему умирает вся независимая дистрибуция в кинотеатре? Потому что она слабая.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. В этом году ушли примерно десять прокатчиков, которые выпускали фильмы в кинотеатрах.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Они же ничего не могут реально поставить на экраны. Проблема там начинается с того, что мы только что обсуждали. Количество фильмов растет, соответственно растет и общий информационный шум. Независимому кинематографисту, чтобы рассказать про свое кино, нужно вообще из штанов выпрыгнуть, чтобы о его работе только услышали.

МАРИЯ МУХИНА. Еще стоит сказать про закупочные цены. Я была в Торонто и попыталась мысленно купить пару фильмов. Играла в такую игру: ставила себя на место независимых байеров, которые пытаются привезти кино в Россию. Сейчас это сделать практически невозможно. Цены выросли, рубль упал. При этом договариваться там с продавцами очень сложно.

Ценник определяет ту сумму, которую нужно заработать здесь, а это невозможно. Если это не какие-то шальные деньги, не какие-то прочие ресурсы для закупок, то, в принципе, будучи нормальным, честным игроком, купить даже высоко оцененный критиками фильм невозможно. Либо его может взять в свой пакет мейджор, когда это какая-то сделка…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  …как пристяжную лошадь…

МАРИЯ МУХИНА. …да, прицепом… либо альтернатива – выйти и разориться, как произошло сейчас.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Западным продавцам нельзя объяснить, что здесь сейчас происходят тяжелейшие мутации?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. С одной стороны, пытаются, а с другой – есть все-таки огромный риск общего недоверия к нашей стране. Даже в плане пиратства, прозрачности рынка. Эти мифы не исчезают в один момент, они живы. Естественно, любой продавец пытается все свои и не свои риски заложить. Я не думаю, что в нашей стране хоть один независимый фильм превысил минимальную гарантию правообладателю.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Молодому, новому проекту трудно выйти на кинотеат­ральный рынок? Почти невозможно?

МАРИЯ МУХИНА. Да.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Трудно, потому что это вопрос доверия, а не того, хороший он или плохой. Хотя если у него при этом будет рекомендация, условно говоря, Роднянского или других правильных профессиональных людей... Мы когда-то посчитали, что в тотальном переходе на «цифру» – в этой революции – дистрибьюторы и вообще производители фильмов глобально не участвовали. Кинотеатры это делали за свой счет. Но благодаря переходу на «цифру» дистрибьюторы уменьшили свои расходы с десяти процентов (в среднем) производственного бюджета на тираж копии до двух процентов. Дистрибьюторы говорят: «Ну мы же не себе в карман эти деньги положили. Мы практически на эту сумму увеличивали маркетинговые затраты».

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Может, это и правда.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Я даже верю в это. Судя по тому, сколько денег любой мейджор стал «вбивать» в рекламу, это, очевидно, так. Но в результате они тем самым задрали планку для независимых.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Здесь они открыли, а там – поставили тормоз.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. С точки зрения конкуренции они сделали правильно. Так задрали информационную планку, что теперь ни один независимый игрок, условно говоря, не может проскочить ее. Зритель вообще не знает об этих фильмах.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Другой барьер создали. Один сломался, другой возник.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вроде бы переход на «цифру» действительно снижает ­барьер для выхода в прокат. Не надо копии печатать, все стоит копейки. Но о том, что это повлекло за собой появление новых барьеров, которые только сейчас начинают осмысливаться и многие из которых даже не предвиделись, речи не идет. Здесь получается, что технологическое изменение повлекло за собой, грубо говоря, изменение в информационной доступности.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Но ведь все, о чем вы рассказываете, не во благо любящего кинозрителя. Вот в советское время в наш прокат выходило в год семь американских фильмов, а сейчас двести пятьдесят. Разница кое-какая есть.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Понятно, что зависимость между увеличением количества экранов и кассовыми сборами очевидна: чем больше кинотеатров, тем выше сборы. Но вот что интересно: чем больше фильмов в прокате, тем меньше кассовые сборы. Зритель теряется…

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Это классический маркетинг.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Поэтому иногда лучше иметь семь фильмов и зритель знает куда пойти, чем иметь пятьсот семь и не знать, что посмотреть.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Вас, Олег, надо брать к Сталину на работу: помните, славный период «малокартинья» – создавалось тринадцать фильмов в год…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Мы понимаем, что среди всего количества российских фильмов – тридцать приличных. С запасом я взял. Предположим, так. Вопрос: кто фильтрует остальные пятьдесят-шестьдесят?

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Кстати, и у меня был страшный вопрос: а где пятьдесят фильмов? Для кого они? Куда исчезли? Что с ними происходит?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Они слились, ушли в убыток.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Это что за мертвяк? Сотни названий за несколько лет.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Это нормально. Это руда, отработка. Есть такой расхожий штамп, мы же сегодня и про шаблоны говорим. Вот вы снимете десять фильмов – из них три будут лучше остальных. Но кинотеатральный рынок не резиновый. И зритель тоже. Он не может столько смотреть.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. В прошлом году было выпущено 524 фильма, это релизы. Без альтернативного контента.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вот представьте – это полтора фильма в день. Как зритель должен их фильтровать?

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Узнать что-то, открыть наш журнальчик.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вы представьте, сколько надо перечитать. Человек будет неделю читать, чтобы только выбрать что-то. А это уже проблема критики. Говорят, будущее цифрового мира – это рекомендательные сервисы.

МАРИЯ МУХИНА. Это то, что сейчас как раз пытается запустить «Кинопоиск».

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Уже лет десять эта проблема стоит.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вы опубликуйте свои десять фильмов, которые вас потрясли за последний год. И мне будет интересно узнать, что Даниила Борисовича потрясло, я пойду их смотреть.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Мы публикуем примерно 140 авторов в год, я их опрошу.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Нет, нам столько не надо. Это будет шум, нереально. Если только вы их не отрейтингуете. В Фейсбуке популярна эта тема, когда, условно говоря, Сэм Клебанов или Рубен Дишдишян напишут про «десять, которые меня потрясли». В общем-то, я очень часто такую информацию куда-то копирую. Возвращаюсь к ней редко, но все равно она может быть полезна: для меня это показатель. Я знаю, скажем, пристрастия Сэма, его картину мира…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Вы ведь еще и лично знаете этих людей, а большинство их не знает.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Для этого и была нужна «Кинопанорама».

МАРИЯ МУХИНА. Мы говорили о меняющихся технологиях, о настройке сервисов, сайтов. Это как при покупке фильмов через iPhone или Android, когда ты видишь, что рекомендовали твои друзья.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Откуда идет волна недовольства кинотеатрами? В большинстве своем от тех 85 процентов фильмов, которые, по выражению Вадима Смирнова, являются «шлаком». Предположим, Иван Пупкин снял кино. Дистрибьютор ему говорит: фигня. Он: ну я тогда буду «самокатом» заниматься, сам буду прокатывать.

МАРИЯ МУХИНА. Но это ведь не проблема критики, это проблема букеров.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Кинотеатры не хотят показывать российское патриотическое кино, фильмы про войну, потому что у них вышел «Мир Юрского периода» или там «Три богатыря–20». Они не берут ничего другого – под мейджора подписались. Букеры кинотеатров, которые берут или не берут фильмы, стараются этот «шлак» отсеять – становятся фильтром, который надо периодически промывать. Но при этом все шишки начинают сыпаться именно на кинотеатры. Чем хорош онлайн-сервис?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Там нет проблемы сеансов.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вывалил туда весь продукт, и кто скажет, что не взяли фильм в онлайн-сервис? А в кинотеатре могут не взять, там другая система дистрибуции.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Но там возникает другая проблема: фильм не будут рекламировать…

МАРИЯ МУХИНА. При этом есть специализация кинотеатров. Если вы ­утвер­ждаете, что у вас семейная аудитория, зачем тогда берете…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Дифференцируйтесь. Рынок к этому придет. Мы пожили очень хорошо в модели, условно говоря, блокбастеров. Сегодня уже все набили шишки, говорят: всё, в этом направлении нельзя развиваться. Аудитория неоднородная: и по возрасту, и по пристрастиям.

Обратите внимание, зритель очень разный. Мы сегодня наконец пришли к этому пониманию. Сорокалетним надо одно, тинейджерам – другое, детям – третье, бабушкам – четвертое, а православным, или говорящим по-английски, или кому-то другому – тоже что-то свое... – каждому особое. Это циклы, о которых я уже писал в «Искусстве кино». В 1960-е годы было все то же самое. Когда рынок начал валиться вниз после 1969 года, стали популярны «Кинопанорама», «Советский экран», специализированные по жанрам кинотеатры. Произошла сегментация зрителя, рынок начал искать свои ресурсы. Вот и сейчас, как грибы, появились новые «Пионеры», специализированные Дома кино, их скоро будет много.

МАРИЯ МУХИНА. Это связано еще и с тем, что по итогам форума и выставки «Кино Экспо» все говорят о демографическом спаде в возрасте тинейджеров. Но при этом осталось поколение «бума» 1986 года, они все еще ходят в кинотеатры.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Самое главное в чем? Они еще и молодые родители. У них подросли дети.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Они и Сергея Сельянова с его анимационными блокбастерами кормят, и сами еще чего-то хотят.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. У них снова появилось время ходить в кинотеатры. Дети подросли, им семь-десять лет, их уже можно и дома оставить.

МАРИЯ МУХИНА. В крайнем случае, родителям сбагрить, а самим сходить в кино.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Это первый момент. Второй – и детей можно в кино повес­ти. Поколение нынешних тридцати-тридцатипятилетних родителей, которые сами по себе активные зрители, у которых есть опыт хождения в современный кинотеатр, и вот появились дети… Это поколение сегодня – основной генератор.

Для них это еще и элемент нормального времяпрепровождения, социальной привычки. У моего поколения (сорок пять – пятьдесят лет) такой привычки не сформировалось. Я научился обходиться без нее. А вот у поколения, которое в конце 1990-х увидело хорошие залы, звук, «Титаник», попкорн… эта привычка появилась.

МАРИЯ МУХИНА. Но для этой аудитории как раз тоже нужна фильтрация. Человек пойдет либо на дорогостоящий аттракцион, который есть смысл смотреть в кинотеатре, либо за качественным продуктом. Я сводила свою подругу, которая редко ходит в кино, на того же «Стажера». Она его называла «фильмом про пенсионеров», но сказала мне «спасибо».

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Вопрос в том, кто будет этим фильтром, авторитетом?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Я хотел вам маленькую картинку нарисовать. Она абсолютно совпадает с теми тревожными тенденциями, о которых вы говорите: что кинотеатров много, а у зрителя всего два глаза, что на все фильмы места не хватит… Куда девать «шлак»?

У нас, на мой взгляд, идет чудовищная инфляция развлечений. Людям уже мало «Аватара», он должен быть в 4D, в 5D. Это как раз то, о чем только что было сказано. Всякие «смотрелки», добавление разных эффектов: дождя, запахов, ветра, качающихся кресел. Я больше чем уверен, что через четыре-пять лет картина будет выглядеть примерно следующим образом. У нас в первом кинотеатральном окне будут выходить фильмы-«смотрелки» уровня «Мстителей» плюс какое-то ограниченное количество топовых драм, не важно, российского производства или иностранного, плюс какие-то комедии – те самые «сливки», которые не «шлак».

После этого сразу, без перерыва, у нас включается второе окно, где все идет онлайн. И там – без всяких привязок к сеансам, каким-то лимитам – есть все, что вы хотите. За счет того, что там действительно есть хорошая рекомендательная система, возможны нишевые подборки, не теряются узконишевые фильмы, артхаус или хорроры. Человек всегда найдет возможность посмотреть что-то, что ему нравится. Там 4К-качество, всевозможные устройства, хоть утром, хоть вечером, можешь скачать или переслать другу.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Нет. В кинотеатре будет идти свое кино, а в онлайне – свое. Ну какой у тебя «Эверест» в онлайне?

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Пардон, на 100-дюймовой, 4К- или 8К-панели или на домашнем проекторе – еще как пойдет.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Ну, может, пойдет, если в очках смотреть.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. Не забывайте, что производители этих устройств тоже почувствовали запах крови – увидели, что кинотеатры ослабели, решили, что в домашних условиях сумеют сделать все то же самое, что в публичных залах. И даже, может, без очков. И не за космические деньги. Они очень сильно покушаются на тех, кто ходит в кинотеатры. С нашей помощью.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Да, я согласен. Системы домашнего просмотра могут отобрать фильмы, которые рассчитаны только на восприятие на большом экране. IMAX делает системы для дома… Но они не смогут отобрать коллективный просмотр, социальное общение.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  А что вы скажете по поводу лауреатов «Золотого медведя», «Золотой пальмовой ветви», «Золотого льва»? Их куда деть?

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Это разновидность рекомендательного сервиса.

МАРИЯ МУХИНА. Когда я была на пресс-показе «Прогулки», то подслушала разговор букеров, в частности московского кинотеатра «Соловей». Медведев говорит, что у них все замечательно, они к баннеру «Великой красоты» довешивают несколько каких-то новых. Но «Великая красота» – это фильм 2013-го? И она у них все еще идет. Точно так же, как в свое время был рекорд с «Амели». Есть площадки, которые правильно агрегируют свою аудиторию.

КСЕНИЯ ЛЕОНТЬЕВА. Не надо открывать консерваторию в каждом селе.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  В России четырнадцать городов с миллионным населением. Кроме Москвы.

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Я на своей лекции «Когда умрут кинотеатры» пришел к заключению, что кинотеатры станут уделом финансовой и интеллектуальной элиты.

МАРИЯ МУХИНА. Как театры сейчас?

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ.  Как английский клуб, куда едут раз в неделю. В «каретах»-мерседесах… Хороший ужин. Изысканное окружение…

ОЛЕГ БЕРЕЗИН. Я привел фразу Умберто Эко, который говорил, что в библиотеки надо пускать только тех, кто понимает книги. Вот то же самое будет и в кино. Тем, кто может понять пятнадцать слоев смысла фильма на большом экране, и можно будет туда ходить.

АЛЕКСЕЙ БЫРДИН. В кино будут ходить, как в дорогой ресторан или как в театр. Сейчас театр и опера, по-моему, уже как раз в том статусе. Но при этом есть еще и стадионы, где происходят разного рода зрелища. И «смотрелки» будут как раз таким масс-маркетом в чистом виде. Наподобие суперфутбола или концертов мировых звезд.

[1] Константин Земченков – директор Российской антипиратской организации (РАПО). – Прим. ред.