Документальный фильм «Русский дятел» – одна из громких премьер 2015 года. Гран-при в неигровой программе флагманского фестиваля независимого кино «Санденс»-2015, участие в программе международного фестиваля документального кино «Артдокфест»-2015. Дебютный проект американского режиссера Чеда Грасиа – продукт современного этапа развития кинопуб­лицистики, жанрово балансирующей между акционизмом и авторской документалистикой. 

Предлагаемые обстоятельства разворачиваются на Украине. Чернобыль и Киев – две поворотные точки, между которыми развиваются линии сложного сюжета. Москва также возникает, но далеко, в облаке смога, словно замок Саурона в Мордоре из фильмов Джексона. О Москве говорят шепотом. И хоббитам кольцо всевластия туда не донести.

Художник-акционист Федор Александрович, главный герой фильма, готовит очередной проект – перформанс о советской загоризонтной радиолокационной станции системы раннего обнаружения, известной как «Дуга», что находится на территории специального объекта «Чернобыль-2». Монструозное сооружение из сеток и металлоконструкций – выше пирамиды Хеопса, – ныне не функционирующее, действительно существует и находится сегодня в зоне радиоактивного отчуждения остановленной АЭС. История создания целой серии подобных станций дала повод образоваться обширным залежам медиафольклора, который можно в избытке найти на порталах, подобных YouTube.

Первые станции такого типа появились еще в конце 1970-х. Устройство издавало в радиоэфире характерный шум, похожий на стук дятла по дереву. Учитывая массу начинаний позднего СССР в военной сфере, можно предположить, что станция то ли должна была работать в системе ПВО, то ли сама применяться в качестве спецвооружения. В любом случае, проработав безмерно мало, выполнять свои функции она перестала, и неимоверные финансовые вложения оказались неоправданными.

Трудно сказать, как далеко продвинулся бы украинский художник, если бы не появился американский режиссер с приличным оборудованием (микрокамеры для скрытой съемки, управляемые камеры-дроны) и средствами, предоставленными New York State Council on the Arts. Грасиа в интервью говорил, что пришел к творческому консенсусу с акционистом во время подготовки спектакля в Киеве. Идея о безумном оружии Советов прошлого и Putin style aggressive Russia[1] настоящего покорила сердце американского документалиста. В итоге из перформанса Александровича в фильм вошли лишь отдельные наиболее бойкие видеофрагменты в эстетике gonzo/trash, которую так любили выявлять западные телеканалы на Руси 90-х: творческий работник, облаченный лишь в полиэтилен (какой обычно идет на огородные парники), с факелом в руке шагает на фоне локационной установки или по полу, устланному старыми противогазами, в заброшенной школе города-призрака Припять и пр.

«Русский дятел»

Итого: Грасиа получает из множителей – Украина, Россия, СССР, Чернобыль, «Дуга», Майдан, народ, заговор – искомое произведение. Поэтому фильм начинается не с перформансов Александровича и не с видов на Чернобыльскую АЭС, а с интервью художника на Майдане в 2014 году и джентльменского набора дополнительных материалов (новостные выпуски и оперативная съемка, выполненная самим художником, его оператором и группой Чеда Грасиа).

Фильм начали снимать о тайне «Дуги», но внезапно грянула «революция достоинства» и блеск актуальности таинственного военного объекта прошлого несколько поблек[2]. В итоге документалист и художник пришли к компромиссной версии: материал о Майдане обрамляет сюжет о расследовании «дела «Дуги» и подлинной причины чернобыльской катастрофы, но также служит актуальным политическим фоном всего проекта.

Грасиа старательно выстраивает сцены расследования согласно стандартным требованиям к подобному формату в коммерческом телепроизводстве. Интервьюируемые подразделяются на несколько обязательных категорий: рядовые жители бывшего города Припять (очевидцы), эксперты (в области радиосвязи, ракетостроения) и, наконец, чудом найденные и заговорившие работники сверхсекретного в прошлом объекта. Съемочная группа использует все необходимые средства для получения материала, эти же средства заметно скрадывают странность отдельных вопросов и умозаключений художника и усиливают интригу. Группа обращается к скрытой камере, чтобы добыть список работников упомянутого «закрытого объекта», у которых затем берут интервью.

Стоит отдать должное авторам: теория заговора получает трактовку, которую YouTube еще не видел. Трагедия «Дуги», согласно версии Грасиа и Александровича, состоит в изначальной неработоспособности устройства и созревшем в этой связи заговоре. Авария на Чернобыльской АЭС должна была скрыть следы нерационального использования госассигнований на строительство инновационной установки. Называется даже имя виновника – министр связи СССР Шамшин. Расследование прерывается в кульминационной точке – поездке художника в Москву. Она не состоялась, поскольку пришедший к Александровичу работник Службы безопасности Украины с помощью угроз потребовал остановить расследование – об этом рассказывает сам художник, также снятый скрытой камерой. Финал истории: Александрович выступает перед народом на Майдане с разоблачением секретов объекта «Чернобыль-2», а именно: крупнейшая антропогенная катастрофа совершена по звонку из Москвы – как способ скрыть растрату.

Однако и подобный сюжет по-прежнему не выходит за пределы программ/фильмов о заговорах в духе НТВ, Рен-ТВ или аналогичных зарубежных проектов о Чернобыле, Украине, России и Майдане. Вопросы, поставленные героям в ходе интервью, предполагают вполне конкретный (в разумных пределах) диапазон ответов, от которых зритель заранее устал, ибо видел многое. Вероятно, задача обойти духовную усталость аудитории стала одной из основных для режиссера. Поэтому ему потребовался особый лирический образ автора. Впрочем, Александрович, прекрасно осознавая свои функции в качестве такого образа, неоднократно повторяет: фильм – версия и художественная интерпретация. В этом контексте некоторая специфичность интервью, в основном кроющаяся в упорном желании художника подвести к идее вселенского заговора, приобретает объяснение.

«Русский дятел»

Герой фильма – характерный, как назвал бы его Бахтин, фольклорный «шут, плут, дурак, чудак» [3]. Он не ищет ответа, потому что уже знает его. Наоборот, новый смысл подобных вопросов-ответов порождается самой конфликтной ситуацией, непониманием собеседниками друг друга – специалисты действительно от ряда вопросов акциониста теряются, – и это-то и есть, вероятно, тот месседж, который желает донести автор фильма. Когда начальник охраны Припяти говорит, что художнику не достать до дна, тот резонно отвечает, что он, мол, и не пытается: «Мне интересно узнать. Я спрашиваю разных специалистов. Люди должны слышать разные мнения». Действительно, а почему нет? Потому и в композиции материала допускаются ошибки, которые вносят смысловой «шум», отчего вполне стандартный ответ приобретает неоднозначность. Высказывание одного из создателей систем загоризонтной радиолокации В.П.Прокофьева, к примеру, перемонтировано так, что складывается впечатление, будто сразу после рассказа о задачах станции, без перехода он обращается к никак сюда не относящейся теме: «Вы знаете, это отдельный вопрос, я немножко вам и о Сталине расскажу…»

В подобной художественной системе аутентичность персонажей фильма или того, что они говорят, в сущности, не имеет никакого значения. Из совокупности вопросов и ответов складывается грандиозная, хотя и привычная сегодня, мозаика огромной тоталитарной машины «холодной войны» с двумя основными государствами-участниками. «Если не мы, то нас» – основной аргумент, который приводят один за другим бывшие работники советской системы. Впрочем, тот же вывод недвусмысленно прочитывается за архивными информационными сообщениями западных пресс-служб о «Дуге» 80-х годов или о событиях на Украине 2014-го. И в этой художественной системе, де-факто развернутой метафоре возвращения режимного строя в Россию, и звонок «сверху» из Москвы, и якобы отданный в этом звонке приказ о начале эксперимента с чернобыльским реактором, и авария на АЭС, помешавшая госкомиссии провести официальную приемку «Дуги», оказываются на своих местах.

Фильм завершается вполне ожидаемо. Камера-дрон удаляется от ныне мертвой металлической громадины. На вершине ее уменьшающаяся фигурка Александровича и вплывающая в кадр Чернобыльская АЭС вдали. Титр сообщает: «Вскоре более 100 участников протеста были убиты. Президент Янукович бежал из страны, и российские войска вошли в Украину».

Художественные приемы, специфика героев проекта, самый предмет расследования, казалось, должны вызывать стойкое ощущение просмотра формата мокьюментари. Однако не столько парадоксальность самой идеи, сколько пропитанная липким страхом и безысходностью жизнь бывших работников, вполне жизнеспособная действующая госохранка и запускающийся неконтролируемый цепной распад государственной машины выглядят удручающе достоверно и знакомо. Художественный месседж авторов вполне убедительно выражает сегодняшнее состояние отношений России и Украины. Истоки достоверности проекта лежат в самой природе (пост)советской культуры. Невообразимая несоизмеримость последствий чудовищной катастрофы в масштабах страны сопоставима только с ужасом реалий национальной политической доктрины. 

«Русский дятел»
The Russian Woodpecker
Автор сценария, режиссер Чед Грасиа
Оператор Артем Рыжков
Композитор Катя Михайлова
Roast Beef Productions, Rattapallax
Украина – Великобритания – США
2015

[1] См.: Russian Woodpecker’s Chad Gracia & Fedor Alexandrovich – a Beyond Cinema Original Interview // BeyondCinema Magazine. URL: https://www.youtube.com/watch?v=QHqM9-Edm80

[2] См.: Chad Gracia & Fedor Alexandrovich talk about THE RUSSIAN WOODPECKER // Center Stage with Mark Gordon. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wITTjpd9c_4

[3] См.: Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975, с. 214.