Первый сезон «Больницы Никербокер» заканчивался все же на оптимистической ноте, несмотря на травматическое сознание: в жизни ничего хорошего не сделаешь, если что-то плохое на себя не возьмешь. На третий сезон, увы, могут рассчитывать только зомби, поскольку во втором жизнь кончилась. Она кончилась как хорошая в целом вещь, как смысл самой себя, как разница чего-то с чем-то. Во всяком случае, если Стивен Содерберг придумает живое продолжение, не мельтеша и не прячась за спин-оффы, он может претендовать на физическое бессмертие, чем черт не шутит. Пока лишь ходят слухи о намерениях: «Я сразу планировал этот проект на шесть сезонов. Если, конечно, руководство канала даст зеленый свет. Надеюсь, очень скоро мы начнем воплощать новые идеи, и так будет еще несколько лет. После двух сезонов мы должны удержать планку качества, а то и поднять ее еще выше». Непонятно.

И не важно, живете вы в 1906 или 2016 году. Как мирный обыватель, вы боитесь или брезгуете заниматься довольно многим. Ассенизацией, уринотерапией, слизью, кровью, прыщами, глистами, лобковой вошью, рвотными массами. Клопы и тараканы, дождевые черви и опарыши – то, чего вы не хотите знать и видеть. Разделывая мясо на кухонном столе, вы абстрагируетесь от его собственной телес­ности, даже если перед вами целый кролик с меховой ножкой или молочный поросенок с пятачком. Причем дело в уходе не от бесплодного вегетарианства, а от тела как такового – в момент, когда оно становится чужим. Свое тело тоже чужое, неприемлемое с его внутренностями, испражнениями, пороками. Цивилизационный акцент на поверхности, на «красоте», глянце и фотошопе, и так вплоть до позолоченных унитазов, призван засунуть куда подальше факт постоянной физической смерти – грубую реальность ассенизаторов, мусорщиков, онкологов и патологоанатомов, работников крематория, зверосовхоза, бойни, простого сельского курятника. Но ведь они же есть, все это есть в каждый данный момент и отличается, вероятно, лишь несколько большей степенью абстрагирования.

«Больница Никербокер»

Еще в первом сезоне Содерберг взял на себя смелость отказаться от цивилизационных абстракций. Это действовало на нер­вы, зато подготовило к продолжению, исходящему уже только из изнанки жизни. В Нью-Йорке начинается строительство метро, в Калифорнии – эпидемия чумы, над сестрой Хэрриет (Кэра Сеймур) начинается суд, у Джона Тэкери (Клайв Оуэн) – героиновая ломка, у санинспектора – проблемы с нелегальными мигрантами, в трюмах нажравшимися крыс. Все это чуть ли не доносит с экрана трупный запах, настолько турнюры и рединготы неотделимы от давно не стиранного нижнего белья и траурных ногтей. Новый автомобиль или званый вечер ни на секунду не позволяют забыть о том, что город стоит на костях, семейное благополучие – на предательстве, взаимопонимание – на убийстве эмбрионов. Вторжение «изнанки» во все сферы жизни неизбежно приводит к последовательному «монтажу аттракционов». Содерберг, не прикрываясь никакими фиговыми листками «законов драматургии», производит ее резекцию, препарирует, и драматургически каждая серия выглядит, как стеклянная банка в витрине кунсткамеры. Кривые человеческие новости, новости медицины, жирная черная клякса современности – все взбаламучено, вскрыто, взломано, взрезано, расфасовано и упаковано в стеклотару.

Лаконизм аттракционов обеспечен историей Голливуда, которая столь богата, что моментально поставляет сериалу любые потребные интонации, от саспенса до оперы. Мужчина и женщина на верхотуре недостроенной многоэтажки, и он должен упасть? – Пожалуйста, см. «Свидетель убийства» (1954). Больной мужчина и не любящая его женщина, и он должен умереть? – Пожалуйста, см. «Лисички» (1941). Труп исчезает из могилы? – см. «Неприятности с Гарри» (1954). Человек сам себе делает операцию? – см. «Ронин» (1998). Хотя, допустим, когда ранние кинофильмы начинаются с порносъемок, автоматически вспоминается Балабанов. А когда сумасшедшая, однажды уже убившая, повторяет процесс с чувством глубокого удовлетворения – Фасбиндер. Так или иначе, большинство образов тоже имеет пародийную изнанку. Ни в одной мелочи Содерберг не преминет поиздеваться над «успехами» цивилизации, иногда с юмором – как вдруг оказалось, что из нефти можно делать бензин, а бензином заправлять автомобили. Этакая искрометность продолжает ощущаться и в медицинском аспекте, когда каждый день по расписанию – подвиг и важнейшее научное открытие. Первая лоботомия, первая химиотерапия, первые опыты с адреналином, первые опыты психоанализа, первое разделение сиамских близнецов.

«Больница Никербокер»

Но пародийность во втором сезоне все меньше веселит и все больше напоминает юмор висельника. Поначалу как бы просвет: доктор Гэллинджер (Эрик Джонсон) спас Тэкери от белой смерти, Клири (Крис Салливан) спас Хэрриет от тюрьмы, Тэкери спас Эбби от сифилиса, Люси (Ив Хьюсон) занялась его профилактикой среди проституток. Только в первые годы ХХ века в Нью-Йорке тот же Гэллинджер стоит у истоков нарождающегося фашизма и массово делает вазэктомию «умственно неполноценным» подросткам. Его жена остается монстром. «Бедная овечка» Люси Элкинс на глазах превращается в монстра. Монстр вылезает из начинающего порнографа. Все строительство метро – лишь грамотная работа на откатах. Борьба чернокожих за свои права приобретает спекулятивный характер. Борьба Корнелии за правду кончается крушением всей семьи и ее отъездом в Австралию. Еврейский госпиталь не помогает безнадежным пациентам, чтобы не портить себе репутацию.

Объединяются не редкие просветы, а мрак в конце тоннеля. Все больше в кадре мертвецов. Если в первом сезоне больница спасла чернокожих от бешеной толпы, во втором авария на стройке с многочисленными жертвами. Также четыре предумышленных убийства на сезон. Пять летальных исходов по медицинским показаниям, включая самый главный.

Мать Берти или любимую Эбби жалко, но драматургически поправимо, а кое-кого и не жалко – так ему и надо. Но Тэкери, невольно сам себя зарезавший, – это уже конец света. Ведь еще в первом сезоне было принято, что «Больница Никербокер» – не частный случай столетней давности, а весь современный мир, только стилизованный. Стилизация делала нынешний мир с его цивилизацией чуть более податливым для цельного восприятия, живого и эмоционального. Когда смерть героя является мифом или частным случаем вымысла (как, например, в одноименном романе Ричарда Олдингтона про тот же период, что охвачен сериалом), мир либо преображается, либо переживает это спокойно. «Умерла, так умерла». Когда грядет конец Содома, Иегова предусмотрительно выводит из него последнего героя, Лота с дочерьми, чтобы жизнь продолжалась. Таким образом, если Содерберг рассуждает не о «блуждающей почке», а о современной цивилизации, смерть Тэкери у него вовсе не смерть Ивана Ильича. Это сознательный отказ от продолжения. Миру больше не за что держаться, «скрепы» рухнули, остался только распад, «Меланхолия» навсегда (ведь сериалы, в отличие от фильмов, не втыкают в мозг короткую занозу, а конкретно отнимают время).

Весь первый сезон хирург Джон Тэкери опускался, неся спасение другим. В начале второго сезона с трудом начал выкарабкиваться, и насторожило лишь, что вместо прежнего железного цинизма в нем по ходу дела стала роиться сентиментальность. Нет героина с кокаином – будешь трогательно вязать корабельные узелки, пока не научишься вязать все. Потом во сне станет приходить зарезанная под градусом девочка, потом ты за бешеные деньги поставишь ей роскошный памятник, потом заживешь по-человечески с подлеченной «первой любовью», а потом и она начнет сниться. В духе «мы на лодочке катались». Героическое прошлое на Панамском канале с эпидемией оспы и плененным Робертсоном прояснится столь же сновидчески и не столь голливудски, сколь декоративно – Верди, ария Азучены из оперы «Трубадур». Конец цинизма, несмотря на белые штиблеты, и абсолютное отчаяние по уважительным причинам заставят героя бросить себе последний вызов. И что? Что помешало Содербергу дать Тэкери очередную волшебную победу? Он же за двадцать серий и не такие подвиги совершал? Но нет, Содерберг дал ему – из-за кокаина ли, без кокаина ли – дрогнувшую руку, внутреннее кровотечение и остановку дыхания. «Смирись, гордый человек».

«Больница Никербокер»

Самонадеянность отработана, а без нее, без гения, без героя, строго по Лао-цзы, выживут только подонки. Кто может заправлять следующим сезоном? Люси и младший Робертсон – пара прирожденных убийц? Вечный пройдоха Бэрроу (Джереми Бобб) со своей вульгарной проституткой? Ариец Гэллинджер, дорвавшийся до секса со свояченицей? Неарийского происхождения Эдвардс (Андре Холланд), чье тщеславие удвоено женой? Тихоня Берти (Майкл Ангарано)? Но они же все – негордые. Им и в выгребной яме всю жизнь копаться не западло. Тэкери бы придумал, разгреб авгиевы конюшни, но все выжившие считают их естественной средой обитания. «Это наша родина, сынок» – и тогда в самом деле возможны шесть сезонов, восемь, десять, чертова дюжина. Только что тут является «планкой качества»? Если телесность торжествует не как изнанка, а как единственная реальность, перед кем ею хвастаться? Кому предъявлять? Когда изнанка торжествует, а не лечится – уже только операционный стол, она тем самым отрекается от покровов. Их придется снять, все семь покрывал, и, танцуй не танцуй, под ними только черви. Без царя в голове.

Но вряд ли, по ощущению (а ощущение имеет право на существование – автор этой заметки ровно на трое суток старше Стивена Содерберга), сериал удовлетворится мелочными разборками, сатирой и бизнес-планом. Содерберг не подтверждает участие Клайва Оуэна в следующем сезоне, а значит, обрек себя на объятия бога, если не придумает героя, который будет еще более гордым. И тут единственный слабый шанс – в части скромного прототипа Тэкери. Профессор Уильям Холстед, экпериментатор (всего лишь в области антисептики, анестезии и мастэктомии), кокаинист и героинщик, был женат на дочери бывшего губернатора Южной Каролины, а в последние годы жизни, оставив медицину, в Северной Каролине занимался астрономией и умер от крупозного воспаления легких за неделю до семидесятилетия. У него не было детей. Остается, наверное, придумать этому Холстеду незаконного сына от инопланетянки. Посмотрел на звезды – получил приплод, а тот выучился и рак лечит в Никербокере в 1917 году. Только это, увы, фантастика.

«Больница Никербокер»
The Knick
Авторы сценария Джек Эмиел, Майкл Беглер, Стивен Кац
Режиссер, оператор Стивен Содерберг
Художник Хоуард Каммингс
Композитор Клифф Мартинес
В ролях: Клайв Оуэн, Андре Холланд, Джереми Бобб, Джульет Райленс, Ив Хьюсон, Майкл Ангарано, Кэра Сеймур, Эрик Джонсон, Крис Салливан, Майя Кэзан и другие
Anonymous Content
США
2014–…