Антон Малышев – исполнительный директор Федерального фонда социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии. Беседу ведет Даниил Дондурей. 

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. У меня такое ощущение, что если про арткино у нас еще есть какая-то аналитика, хотя я не считаю ее системной и полноценной, то про киноиндустрию в целом необходимых знаний и рефлексии крайне недостаточно. Все здесь рассматривается отдельно. И не только по видам кино. Например, сейчас происходит революция в документалистике – исчезает грань между игровым и неигровым. Но мы про это не думаем, опаздываем.

Есть, по крайней мере, четыре больших вида кинематографа, каждый из которых тоже у нас рассматривается отдельно. Во-первых, традиционное фестивальное арткино. Нет его комплексного анализа, я, в частности, не видел серьезных текстов про экономику или публику арта. Сколько это реально стоит? Где берутся деньги? Кто должен финансировать, как можно возместить расходы? Есть ли какие-то структуры, которые серьезно продвигают российский арт на мировой рынок? Потому что там у него есть шансы, а на российском – очень небольшие. Не обсуждается основная беда российского кино – уменьшение качественных аудиторий, которые значительно меньше, чем могли бы быть. Для этого должны существовать структуры их развития. Деньги здесь небольшие. Кто, кроме частной компании Мазурова, занимается продвижением наших дебютантов на мировой фестивальный рынок?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Да, есть проблемы.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Мы вот не сумели продвинуть в мир нашу прекрасную анимацию, у которой есть колоссальные ресурсы…

АНТОН МАЛЫШЕВ. Я бы не сказал, что не сумели. Коммерческую – вполне.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Согласен. Но она у нас во всех измерениях мощная. Мы могли бы каждый год быть номинантами на «Оскар». Нет необходимого анализа и арт-мейнстрима, для которого должно быть большое количество образованных зрителей, условно назовем их «юристы, учителя, врачи». Люди с высшим образованием, кандидаты наук. Они сегодня не способны считывать сложные художественные языки. Скажут: вы что, с ума сошли с этим румынским или филиппинским кино? Но в этой среде мощно работает престижное потребление культуры. Этих зрителей можно уговорить ходить в кинотеатры, на знаменитые картины, чтобы вечерами они могли рассказывать друг другу о том, что все шедевры видели. «А ты что, не смотрел «Про любовь»? Уж это – классический арт-мейнстрим. Но фестивали вроде эту картину не берут, и суперкоммерческой она не стала. Я очень ценю Меликян.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Сложный вопрос. И на «Кинотавре» получил главный приз, и в прокате собрал 50 миллионов.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Да, очень перспективный, мощный проект. По своим ресурсам спокойно мог бы возместить все затраты.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Конечно.

«Иван Царевич и Серый Волк–3», режиссер Дарина Шмидт

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Третий вид – это то, чем вы в фонде, в основном, занимаетесь, – коммерческое российское кино, ориентированное на массовую аудиторию. Для этого нужно очень хорошо ее знать и постоянно фиксировать все происходящие здесь сдвиги. Вот фонд потратит восемьсот миллионов рублей на продвижение – так я прочитал в «Ведомостях». Это серьезные деньги. А доля в кинопрокате нашей продукции упала с 18 до 16 процентов. Что это значит?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Не упала. Если бы упала, то, наверное, нас надо было бы гнать поганой метлой. Доля, к сожалению, не растет, это правда. В 2014 году была 18,01, а в минувшем 17,9 – вот так и крутимся.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Пусть будет так, пусть 18, но в Южной Корее почему-то 54 процента.

АНТОН МАЛЫШЕВ. А в Турции – 58!

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Вот именно. Интересно, как это делается? И, наконец, четвертое. Может, я мало читаю, не успеваю где-то на сайтах специальные обзоры просматривать, какие-то секретные тексты, связанные с анализом нынешнего взаимодействия нашего коммерческого кино и телекино. В прошлом, 2015-м, году мы стали чемпионами мира по производству сериалов и ситкомов. Снимали 815 названий! А по объему, по часам – уже ближе к шести тысячам. Кинотеатральное производство у нас меньше 200 часов, а там многие тысячи. В тридцать раз больше. В 2013 году мы снимали для телевизора всего 600 названий. А в эпоху экономического кризиса уже 815 (!). У нас порядка 400 кинокомпаний занимаются игровыми телесериалами. Это колоссальная индустрия. Продюсеры, режиссеры, актеры – одни и те же. Но чем здесь отличается контент? Каким образом телевизионное коммерческое кино влияет на театральное?

Когда меня просят прокомментировать номинантов на «Оскар», я говорю, что не являюсь экспертом по американскому кино, я не киновед, а социолог кино. Иронизирую: вот если бы вы меня спросили, как гонорары российских актеров, особенно актрис, в основном негативно влияют на продвижение авторского российского кино в провинциальные кинотеатры – для этого нужно отслеживать пять-шесть бизнес-шагов, – то это ко мне. В России во многом единая система киноиндустрии. И авторы сценариев практически одни и те же. Не менее двух-трех тысяч человек пишут сейчас сценарии. Никому не говорите – у нас уже тридцать киношкол. Но где результаты – где деньги, Зин?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Наверное, речь идет не о настоящих школах. Имеется в виду, что в тридцати местах чему-то учат. Например, факультет, открытый недавно в университете сервиса, тоже считается.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Согласен, но их в Москве тридцать!

АНТОН МАЛЫШЕВ. Потрясающе.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Сейчас человек снял один фильм или написал два сценария – и уже открывает собственную дорогущую киношколу. Я спрашиваю у Анны Гудковой: где, чему, кто учит? Удовлетворены ли вы? Как свести воедино деньги, контент, производственные мощности, инвестиции, аудитории, возврат, законы, политику, приоритеты, взаимодействия? Здесь есть, конечно, чрезвычайно талантливые люди. Вот Тимур Бекмамбетов мощно экспериментирует с разными системами – экономическими, контентными, авторскими, технологическими и любыми другими. Или Жора Крыжовников с сюжетами, эстетикой, жанрами, стилями массового кино. Я не вижу исследований коммерческого кино. Какие тут есть проблемы?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Состоянием аналитики в отрасли мы, мягко говоря, не удовлетворены. Иначе не делали бы попыток эту аналитику как-то наладить, выстроить. К сожалению, это все происходит не очень быстро, но потихоньку что-то делается. С прошлого года, с июня, мы все-таки подключили коммерческие кинотеатры к системе ЕАИС. Те, которые работают первым экраном, подключены все, новые тоже войдут в эту систему. Это дает как минимум пласт уникальной информации, которой никогда раньше не было. На ее базе мы начали публиковать на своем сайте и рассылать по отрасли отчеты по уикендам, где дается краткий анализ росписи, средней стоимости билета. Это делается для разных кинотеатров, исходя из количества залов. Такой информационный «боевой листок» начали выпускать. Сейчас договорились с попечительским советом и, надеюсь, уже к июню 2016 года презентуем аналитический труд о состоянии отрасли за 2015 год. Если вы помните, в свое время такой доклад выпускался Министерством культуры, мне он нравился, поскольку был очень информативным. Потом эта добрая традиция по объективным причинам прервалась. Сейчас пытаемся ее восстановить.

Конечно, для отрасли нужно «зеркало», нужно себя видеть, чтобы понимать, что происходит. Неплохо работают несколько небольших частных компаний, которые проводят фокус-группы, используют нейропрограммирование, в том числе при проведении фокус-групп. Я знаю, что наши ведущие продюсеры их услугами пользуются, особенно по фильмам, которые претендуют на статус блокбастеров, где цена ошибки высока. Слава богу, они этим интересуются. Заставить их заниматься всем этим интенсивнее мы не можем. Отдельные продюсеры и компании, более продвинутые, замечательно этот инструмент используют, дай бог чтобы эта практика ширилась. Конечно, нам не хватает исследований портрета современного зрителя. Это ключевая вещь. Даже традиционное мнение о том, что зритель – это большей частью четырнадцатилетняя девочка, – мнение интересное, но сколько лет мы им оперируем? За это время девочка уже выросла, у нее появились дети, поменялись жизненные ориентиры, интересы. Понятно, что наша аудитория растет и развивается вместе с кинематографом. А внятной картинки того, что происходит, к сожалению, нет.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Министерство культуры тоже не заказывает аналитику? Помимо вас.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Я не готов говорить за министерство. Мы сейчас пробуем договориться с сетями, чтобы совместными усилиями нам какое-то общее, пусть не очень подробное, но такого рода исследование провести. Мне кажется, это было бы крайне важно и для сетей, и для нас, и для производителей – для всех.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Безусловно.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Что касается состояния коммерческого кино, как вы его называете. Когда так обозначают, коллеги начинают ругаться: если оно исключительно коммерческое, зачем его поддерживать? Мы теперь формулируем иначе: кино для массового зрителя. Понимая при этом, что такого зрителя тоже можно и нужно воспитывать.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Вы сейчас сразу указали на сердцевину проблемы. Кто сегодня такой – массовый зритель? Если за последние десять лет из прайма ТВ исчезли все кинопередачи, тотально. Кроме развлекательных на двух каналах. Даже Федор Бондарчук выходит в полпервого ночи, Петр Шепотинник – тоже после ночных новостей. Еще пятнадцать лет назад таких передач в прайме было семь.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Сейчас только Екатерина Мцитуридзе поутру иногда просвещает страну…

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Да, но не каждый человек готов в 8 утра погружаться в этот мир серьезно, вместо того чтобы поскорее узнать, где его сейчас ждут пробки. Канал «Культура» не имеет ни одной передачи о кино­языке – их вообще нет. Вышел дискуссионный фильм: «Про любовь», «Страна ОЗ», «Милый Ганс…», «Ангелы революции». Пригласите авторов, устройте обсуждение с опытными киноведами.

АНТОН МАЛЫШЕВ. То ли из-за экономической ситуации в целом, то ли по другим причинам ситуацию в коммерческом кино можно назвать стагнацией. Наверное, это будет правильное слово. К сожалению. С одной стороны, не может не радовать, что мы все-таки уже не первый год держим долю российского кино в прокате – около 18 процентов проданных билетов. По сравнению с Францией, Турцией, Китаем и некоторыми другими странами это, конечно, ничтожно мало. Но если сравнивать, например, с Великобританией, со скандинавскими странами – чувствуем себя вполне уверенно. Более того, у нас рынок, как известно, открытый – нет никакого квотирования, никаких ограничений, преференций и прочего. Кроме того, у нас немного иное понятие национального фильма. Оно гораздо жестче определено, чем в той же Франции или Великобритании. Я пытался разбираться, что вообще такое «французское». «Малавита», «Люси»? На самом деле это все равно общеевропейская копродукция, через запятую. Если режиссер условно – Люк Бессон, и вроде кино французское получается.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Но у них действует кооперация в единое экономическое пространство, общий рынок.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Это, видимо, очень хороший результат, мы к нему должны стремиться. Сложно определять в цифрах, но доля национальных фильмов, на мой взгляд, должна расти. Дальше вопрос: что делать? Средние сборы для российских фильмов, к сожалению, просели. Думаю, что прежде всего это связано с экономикой, а не с качеством картин.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. 252 рубля – средняя цена билета – это дорого.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Тут даже не вопрос цены. Просто получается так, что зритель, очевидно, начал экономить. Он хочет каких-то стопроцентных гарантий качества зрелищ. А определенное предубеждение к нашему кино давно сформировалось, и, безусловно, оно есть и сегодня.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Почему?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Потому что лет пятнадцать назад не было никакого российского кино. Не одно поколение выросло на этом, начиная с мультфильмов и заканчивая блокбастерами. Отечественное кино – теперь это априори что-то второсортное, непонятное. Если раньше, условно говоря, у того же молодого зрителя были возможность и настроение посмотреть помимо «Звездных войн» еще и какую-нибудь нашу комедию, то теперь просто отсекается все то, что не обязательно к просмотру. Это большая проблема.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. А вы не связываете это еще и с развитием сериального производства? Оно раньше не было таким огромным.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Не думаю. Но, с другой стороны, и западное сериальное производство резко прибавило по качеству. Думаю, идущие здесь процессы должны коррелировать с кинотеатральной индустрией, а такого ощущения нет. Это, конечно, большая проблема, потому что даже такие, на мой взгляд, вполне качественные фильмы, как «СуперБобровы», должны собирать раза в полтора больше денег, ничего не делая дополнительно. При том же бюджете, при той же рекламной кампании, при тех же усилиях. Там все сделано грамотно, упрекнуть продюсеров не в чем.

«Про любовь», режиссер Анна Меликян

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. У нас в недавнем номере журнала есть статья о том, что реклама кино на ТВ не очень эффективна.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Это сложный вопрос. Телевидение – это все-таки разные каналы каждый со своим контентом. На ТНТ реклама для каких-то жанров и зрителей иногда даже очень эффективна. Я знаю, что в традиционном P&A бюджете все равно телевизионная реклама присутствует, правда, сейчас коллеги экспериментируют. Условно говоря, они могут оставлять, например, уже ближе к релизу или сразу после него короткие десятисекундные ролики-напоминания о том, что фильм идет. Стараются нащупать какую-то идеальную модель продвижения именно российских фильмов. Но, к сожалению, других рецептов, кроме того чтобы продолжать нелегкий труд по производству все большего количества качественных фильмов, я не вижу. Либо тогда придется закрывать рынок, что, в общем, пока не приветствуется отраслью.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Еще бы!

АНТОН МАЛЫШЕВ. И тут сложный вопрос. Продюсеры, которые попали под крупные американские блокбастеры, иногда сгоряча начинают приветствовать квотирование, призывают вообще все закрыть. Квоты вообще – отдельная тема. Возникшая полемика – слегка голословная. Никто детально не просчитывал. Любую подобную логику хорошо вес­ти на базе серьезных доказательств.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Нет этих исследований. Мы подробно этим занимались лет пятнадцать назад. Все говорят про французскую или польскую модель. Но она системная. Содержит множество составляющих. Это ведь не просто запреты, квотирование, обязанности. Тут и огромная работа с выпуском фильмов на телевидении, очень жестокая. С отчислениями денег от любых показов. Множество элементов, и когда они все собираются, тогда только и возникает индустрия как система. И никому не надо выкручивать руки. В свое время я активно консультировал Михаила Швыдкого, когда кинематографисты пробили идею 50 процентов квоты на показ отечественных картин. Мы ходили к Александру Волошину – тогда главе Администрации президента – и подробно объясняли ему, что это нанесет колоссальный удар по российскому кино. Это был 2001 год.

АНТОН МАЛЫШЕВ. С тех пор все-таки что-то поменялось. Обидна же не величина доли! Обидно другое: выходит наша качественная картина, но она не собирает деньги, потому что рядом стоит «Зверополис», а дальше «Супермен». И нет у нее ни разбега, ни вдоха, ни выдоха. Более того. Мы вот с вами про аналитику говорили. Стали внимательнее смотреть. С ЕАИС и прочими историями в 2015 году насчитали 120 с лишним релизов национальных фильмов. Включаем туда все. Блок регионального кино тоже стали фиксировать. Якутские, бурятские и иные ленты. Они собирают свои пять миллионов рублей. У нас некоторые шедевры собирают меньше. В том числе это как раз развитие арт-мейнстрима, который, наконец, действительно появился. Средние его сборы, кстати, выросли в два раза по сравнению с 2014 годом. Они пока маленькие, но растут.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Мне кажется важной эта ваша идея. Потому что один из самых перспективных видов кинематографа, арт-мейнстрим, часто не имеет специализированной поддержки. Это и не кино для массового зрителя, и вроде бы не фестивальное.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Теоретически звучит вроде бы правильно. А практически смотрите: картина «Про любовь» имела поддержку Фонда кино в прокате и, насколько я знаю, Минкультуры – в производстве. Картина «Левиафан» вообще имела поддержку всех, кого только можно. Какой-то отдельной программы нет, но если появляется что-то стоящее, подлинный арт-мейнстрим со зрительским потенциалом, мы в любом случае это замечаем.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Но «Левиафан» и «Про любовь», согласитесь, выдающийся арт-мейнстрим.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Еще один любопытный процесс. Больше 120 названий вышло у нас в 2015 году. Прирост произошел примерно на 50 произведений. Но самое интересное в другом. Стало меньше иностранных фильмов, которых традиционно выходило в прокат где-то 350–360 названий.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. За счет усечения европейской продукции, наверное.

АНТОН МАЛЫШЕВ. В каком-то смысле получилось, как это ни смешно звучит, импортозамещение. Понятно, что мы не могли заместить американские блокбастеры. Это в обозримом будущем невозможно. Видимо, за счет падения валютного курса. Не только артовое кино не доехало к нам. Не доехали и так называемые B-мувики», которые даже в стране производства иногда не выходят в прокат, а только на DVD и VoD. Покупаются за 20–30 тысяч долларов, привозятся сюда, выпускаются в прокат. Они собирают свои 10–15 миллионов рублей. И раньше это хоть как-то работало. Плюс – продажи на телевидение. Сейчас за счет курса они от нас ушли. И смотрите, что произошло. Ровно на эту освободившуюся площадку зашло наше региональное кино, арт-мейнстрим, другие подобные ленты. Потому что им сборы в 10–15 миллионов рублей позволяют все-таки выживать.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. С одной стороны, вымывание, а с другой – замещение.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Получилось так. Причем я не могу сказать, что это результат какой-то секретной правительственной программы. Это так звезды сошлись, в хорошем смысле. Хотя, с другой стороны, конечно, мы имели законченные фильмы, которые смогли выйти в прокат. Они были произведены за год, за два до этого.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Все это как раз и требует детальной аналитики.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Да. В конце концов, что будет с прокатом? Кто знает? Кто считал?

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Есть какие-то вещи, которые вы не контролируете, в частности крупнейший институт культуры – телевизор. Вы не контролируете двойное сознание, выражающееся среди прочего в том, что у нас весь прайм-тайм идут сериалы, а по ночам американское и вообще западное кино.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Если туда погружаться, то можно не вынырнуть.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Вы смотрите телевизор в два часа ночи?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Я его вообще не смотрю. Понятно, что новостной блок полностью заместил Интернет или Фейсбук. А развлекательный блок замещает ivi.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Не кажется ли вам, что по большому счету рыночные отношения все-таки недоразвиты у нас? Необходимо каким-то образом от государства многие функции передавать рынку, делать отечественное кино модным, искать другие каналы продвижения, зарабатывать на арт-мейнстриме более серьезные деньги, чем сегодня. Целый ряд вещей, которые требовали бы изменений. Скажу жестоко, понимая, что вызову гнев российских мейджоров. В мире мало стран, где бы государство так серьезно заботилось о больших студиях.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Очень сложный вопрос. Откуда такая гипотеза?

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Государство повсюду помогает арту и арт-мейнстриму, дает преференции национальному кино. Но не чемпионам проката – они должны жить за счет интереса зрителей.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Мы, наоборот, видели, что всюду, где существует хоть какой-то национальный кинематограф, это все равно происходит при участии бюджета. Именно он в любом случае платит напрямую, или через сборы, или через налоговые льготы, через кэш рибейта, которые финансируют провинция, департамент, земля, как угодно. Кроме, наверное, Голливуда и Болливуда, везде государство очень внятно присутствует. Например, та же Турция. Мы встречались с турецким чиновником, отвечающим за кино. У них нет квот. Он сказал: мы просто запустили в производство 300 картин. Взяли и профинансировали их. Думаю, он включает туда и сериалы, конечно. И второе: сельское население Турции очень любит родное кино. У нас жители регионов тоже гораздо более лояльно относятся к российскому кино, чем жители мегаполисов. Но в провинции произошел двадцатилетний перерыв в поставке отечественного контента. За такой срок можно разлюбить все что угодно.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Вы знаете, почему это произошло?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Российских фильмов не было, а также кинотеатров, где их можно показать.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Это произошло, на мой взгляд, по меньшей мере, по нескольким причинам. Государство думало, что в киноиндустрии оно и по экономике проскочит так же, как это произошло на ТВ. Оно ведь почти не помогает телевизору.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Как не помогает? У нас же крупнейшие телеканалы финансируются государством.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Это так только кажется. Об этом просто не говорят, потому что телевидение в плане аналитики куда более засекреченный предмет, чем кинематограф. Госбюджет предоставляет примерно 300 миллионов долларов. А траты… не знаю, как сейчас считать по новым ценам и курсам валют, но в 2013 году они составляли 4,5 миллиарда долларов. Исключительно за счет рынка, за счет рекламы, за счет продвижения памперсов, таблеток и йогуртов. Российское ТВ по экономике – это потрясающая, очень хитрая и эффективная система.

Вернемся к кино. Много лет назад у государства была идея: давайте строить современные кинотеатры сами, надо создать государственную киносеть.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Что значит «идея»? «Роскинопрокат» был создан указом президента. Правда, сейчас все-таки обанкротили его.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Где эти кинотеатры? Все четыре тысячи ныне действующих кинозалов – это не госденьги. Хотя в эпоху благоденствия они были бы небольшие.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Просто в конце 90-х не было денег на это.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Но потом они появились, и с 2006 по 2014 год для государства это не было бы невыносимыми тратами.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Но когда они появились в 2006–2007 годах, коммерческие сети кинотеатров практически были уже отстроены.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Только в больших и средних городах.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Да, регионального сегмента нет. Вопрос обеспеченности кинопоказом населения сегодня объявлен актуальным. Совместно с Министерством культуры мы запустили программу кинофикации городов с населением до 100 тысяч человек. Только в этом году по этой программе появится порядка 500 современных кинозалов.

«Страна ОЗ», режиссер Василий Сигарев

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Владимир Досталь, еще будучи директором «Мосфильма», говорил, что «вот когда будет три тысячи кинозалов, я пойду в прокат». Это еще до наших сериальных революций и прочих обстоятельств с контентом.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Может, он и был прав.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Но сейчас залов уже четыре тысячи и они практически покрывают потребности жителей городов. Все чисто коммерческие. И еще есть две тысячи вялотекущих, бывших советских однозальников, в основном убогих.

Политика – это невероятно важно. Государство осознанно двадцать лет не шло в прокат. Оно невероятно экономило тогда на производстве. В 1996 году был пик падения – сняли всего 21 российскую картину. Тогда же Досталь с компанией артистов вытанцевали в Думе 15-ю статью закона о кино, согласно которой любое предприятие страны могло уменьшать свою налогооблагаемую базу за счет инвестиций в кино. Это разрешение действовало три с половиной года. «Завалил» это все в 2001-м Алексей Кудрин. Какие-то его люди посчитали, что нормы откатов так называемым инвесторам достигли 90 процентов. На собственно кино шло десять. В Европе «благодетели» зарабатывали 3–4 процента, в странах типа Венесуэлы и Колумбии – 15 процентов, а у нас – 90. Я сам дважды принимал участие в экспертизе этих трат для судебных процессов. Один раз – можно ли снимать документальный фильм за полмиллиона долларов, помню, про Эрмитаж. Уже в 1998–1999 годах по официальным отчетам в нашей стране снималось более 700 картин в год. Что происходит с фильмами, если Мурманское пароходство только за 1999 год сняло семь игровых картин? Вот такая была в то время система.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Очень хорошо все это помню – я давно, с семнадцати лет, в кино.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Хочу лишь напомнить о нескольких мощнейших процессах, связанных с кинополитикой. Рывок Эрнста, Максимова и Бекмамбетова в середине нулевых. Потом несколько больших компаний договорились с Администрацией президента и предложили стратегию национальных лидеров-мейджоров. Именно им нужно помогать госденьгами. Успешнейшим Сельянову, Верещагину, Бондарчуку, Бекмамбетову и всем остальным. Я не буду это критиковать, но в плане системной стратегии поддержка богатых не развивает национальную индустрию.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Непростой вопрос. Если сравнивать с той системой, которая была до нынешних принципов, она, на мой взгляд, как минимум не хуже. «Легенда № 17» – результат именно этой системы. Невозможно себе представить, что при старой системе, когда давали 25 миллионов рублей в руки в год, могло бы возникнуть что-то подобное? Это просто физически невозможно было. Более того, чтобы далеко не ходить, – вот документалистика осталась абсолютно на старых рельсах. Как из бюджета финансировали ее, чтобы люди не расходились, не теряли профессию, что-то делали, но без какой-то внятной задачи, так, на мой взгляд, и сейчас делают.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Согласен. Государство копейками финансирует четыреста проектов в год. Но в рамках микроскопических рыночных отношений возникло альтернативное неигровое кино – так называемый «док», связанный с «Артдокфестом» и учениками Марины Разбежкиной. Так что какие-то чисто рыночные испытания необходимы. Государство у нас всегда являлось очень сильным страховщиком продюсирования. И в этом смысле оно, с одной стороны, поддержало национальное кино, а с другой – страховало продюсеров, не позволяло им исчезать с рынка, закрывать компании, трансформироваться, поедать слабых, что нам, воспитанным советской властью, кажется аморальным…

АНТОН МАЛЫШЕВ. Нет тут ничего аморального. Как выглядит сейчас ситуация? Я бы не сказал, что государство устроило тепличные условия для продюсерских компаний. Потому что по закону мы имеем право финансировать до 70 процентов от бюджета проектов. По факту – по линии Фонда кино – это в среднем меньше 50 процентов. Значит, больше половины средств продюсер где-то должен найти. Это либо кредитные средства и соответствующие риски, либо инвесторы, которых сейчас, понятно, стало меньше. И это тоже достаточно серьезные риски. Мы говорили про аналитику, статистику. С этой точки зрения у нас по году в чистый плюс, даже номинальный, выходит не больше десятка картин. Риски действительно сумасшедшие. Больше, чем в казино, если на зеро постоянно ставить.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Да, я знаю. Но ни Фонд кино, ни Минкульт, ни Ассоциация продюсеров не заказывали исследование последствий того, что 90 российских проектов не возместили затрат на производство. Из них 30 не возмещают затрат даже на сам выход в кинотеатры. Что с кинокомпаниями после этого происходит?

АНТОН МАЛЫШЕВ. Эти последствия можно, конечно, изучить, а можно просто посмотреть нашу практику. Как вы знаете, у нас часть средств выделяется в виде так называемых беспроцентных кредитов со стопроцентным возвратом, а относительно того, съели – не съели слабых, скажу: ряд компаний у нас выпадает из рынка, из процесса.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Было бы важно понять, как и почему меняется конфигурация компаний и продюсерских проектов, имен, приоритетов, стратегии. Это ведь очень интересно. Что здесь происходит? Мы все знаем, и все ваши мейджоры говорят, в частности уважаемый Сельянов: только один из десяти проектов в конечном счете имеет смысл, но для его появления необходимо и остальные девять финансировать.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Да, эта его позиция известна.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. А чья это и при каких условиях обязанность? Это ведь ты как предприниматель экспериментируешь, рискуешь собственными средствами, ошибаешься. Проигрываешь или выигрываешь.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Лидеров многие считают такими священными коровами. Но это не совсем так. Потому что они – лидеры не потому, что нам очень нравится Сергей Михайлович, хотя он нам нравится. Таковой мы признаем компанию по итогам ее работы. Анализируем пятилетний период, складываем количество зрителей, которых привел данный продюсер в кинотеатры на свои проекты, фестивальные награды, кинопремии и даже телевизионный рейтинг выпущенных компанией фильмов. Каждый год этот список не переворачивается с ног на голову, потому что мы все же берем большой отрезок времени. Но если у компании, предположим, два года подряд нет существенных удач, она автоматически выбывает из этого списка. В этом году две-три компании – я не буду их называть – прошли в него просто по грани. И если инерция в этом смысле сохранится, значит, в следующем году мы увидим обновленный состав. С другой стороны, у нас еще есть и конкурс в так называемом независимом блоке, где тоже традиционно присутствуют несколько компаний, которые получают финансирование каждый год. На один проект, но регулярно. Такие лидеры-light.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Они как бы на допинге сидят.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Даже если так формулировать и говорить о допинге – раньше он выделялся просто по предъявлению карточки лидера, – то сейчас это настоящий внутренний большой конкурс.

«СуперБобровы», режиссер Дмитрий Дьяченко

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Это все разумно. Но для развития индустрии в целом интересно, чтобы и все остальные сегменты развивались. Я не вижу тенденций, которые бы оздоровляли и выводили нашу индустрию из гетто 18 процентов в зону 27, которые были в 2006–2007 годах.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Но это же невозможно. Прошу прощения, но 25–27 процентов в 2006–2007 годах – это же вопрос выбора. Если мы сейчас весь бюджет государственной поддержки вбухаем в один-два фильма, выпустим их да еще разгоним под них пространство… Все разойдутся.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Все равно за пределы 18 процентов, к сожалению, не выйдете. Есть еще и потребность в смене сюжетов, впечатлений, типов удовольствий, отношений к театральному кино.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Слава богу, что к этому привыкли.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Да, привыкли. У нас действительно сейчас полтора новых фильма в день выходит.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Плотность и конкуренция достаточно высоки.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ. Такого кинопредложения никогда в истории не было. Тут мы абсолютно конкурентоспособны – наравне с Парижем, Берлином и лучше, чем в любом испанском или венгерском городке. Я имею в виду репертуар.

АНТОН МАЛЫШЕВ. Про качество фильмов – отдельный разговор. Мне кажется, что ситуация, когда у нас большое количество созданных в мире картин и значительная часть российского кино постоянно присутствуют в кинотеатрах, разное – хорошее и плохое, удачное и неудачное, странное и экспериментальное, – эта ситуация гораздо более здоровая, чем прежняя, когда у нас несколько раз в год выходило что-нибудь крупное, эксклюзивное, супердорогое.