Среди разнообразного кино, собранного со всего мира на ереванском международном кинофестивале «Золотой абрикос», мне особенно запомнились две армянские ленты – «Местное время 28:94» (2015) Давида Сафаряна[1] и «Тупик» (2016) Арутюна Хачатряна[2]. Посвященные нашим современникам, поневоле ставшим жертвами, свидетелями, героями новейшей армянской истории, эти картины – во многом, впрочем, совсем не похожие друг на друга – содержат переживание национальной истории, подразумевающее одиночество, исключенность из человечества с его «общим» вектором развития и глобальный скепсис в отношении этого вектора.

«Местное время 28:94»
28:94 teghakan zhamanak
Авторы сценария Давид Сафарян, Яна Друзь
Режиссер Давид Сафарян
Оператор Армен Хачатурян
В ролях: Яна Друзь, Ашот Адамян, Елена Оганесян, Карен Джанибекян, Виген Степанян, Арутюн Мовсисян, Грачья Арутюнян
STUDIO DS
Армения – Германия – Нидерланды
2015

«Тупик»
Pakughi
Авторы сценария, режиссер Арутюн Хачатрян, Микаэл Стамболцян
Оператор Геворг Саркисян
Армения
2016

Представленное в программе «Армянская панорама» «Местное время 28:94» Давида Сафаряна – насыщенный аллегориями очень личный, почти автобиографический рассказ о жизни интеллигентной семейной пары за сорок – археолога Тиграна, его русской жены Кати, мастерящей куклы для театра марионеток, – и их богемных друзей – художников, актеров, музыкантов, поэтов. Семейная история здесь переплетена с новейшей историей страны: на дворе зима с 1992 на 1993 год, когда вследствие карабахского конфликта с Азербайджаном и ряда других процессов на территории СССР Армения надолго угодила в кольцо экономической и энергетической блокады. Лишившиеся в ту незабываемую зиму электричества, отопления, продовольственного снабжения, работающей транспортной системы, ереванцы освещали дома свечами, квартиры топили спиленными в городских парках деревьями, часами стояли – и порой дрались – в очередях за хлебом и керосином, а по ночам молча смотрели на омертвение некогда оживленного города, на запустение и одичание его улиц и дворов.

Тем не менее в фильме нет стремления обвинить или запугать. Ледяной холод внешних событий согрет внутренним теплом персонажей, их мягкостью, юмором, иногда сварливостью и капризами, интеллигентским чувством парадокса – и воспоминаниями. Темными бессонными ночами повествователь отправляется в далекое прошлое, заново проживая солнечные моменты детства, юности, молодости. Многочисленные возвращения в советскую эру (в этих эпизодах режиссер уместно использует собственные любительские 8-мм пленки тех времен) образуют гирлянду самостоятельных арабесок. Позаботился Сафарян и о том, чтобы изобразительный ряд оставался по преимуществу теплым – мерцающим, охристо-желтым.

В отличие от игрового и не лишенного эксцентрики «Местного времени…», «Тупик» Арутюна Хачатряна, вошедший в секцию «Армянское кино: наши дни», кажется бесхитростным, почти телевизионным доком об эмигранте Левоне предпенсионного или пенсионного возраста. Это тоже личное кино: судя по всему, главный герой – приятель автора еще с тех времен, когда был востребованным, а то и «престижным» автомехаником с собственной клиентурой в социалистическом Ереване. Когда в стране начались темные годы, Левон, разуверившись в будущем своей родины, едва обретшей независимость, эмигрировал с семьей в США. В фильме мы видим его спустя долгое время – постаревшим, но все еще крепким работником лос-анджелесского автосервиса, выполняющим, казалось бы, ту же работу, что и в СССР. Вскоре, однако, становится понятно, что, оставшись номинально прежним, статус Левона кардинально изменился. Некогда успешный и всеми любимый мастер – золотые руки, на прием к которому, похоже, шла предварительная запись, теперь вкалывает обыкновенным работягой, обслуживающим сотни «Фордов» и «Крайслеров». Мы неоднократно увидим унылые ряды одинаковых автомобилей и запчастей, уходящие за горизонт, и бывшего искусного кустаря, вынужденного понуро копаться в этом нескончаемом железе.

«Тупик»

Очевидно, ни о каком преуспевании и тем более общественном признании говорить не приходится. Вскоре выясняется, что жена Левона ушла от него, а дочь, выйдя замуж, уехала жить с мужем и теперь почти не звонит отцу. Несложившейся карьере, распавшейся семье, маячащей впереди одинокой старости аккомпанирует тотальное неприятие Левоном американской действительности – местных порядков, нравов, капитализма и даже американской внешней политики. Старому зануде не нравится решительно все: ему срочно нужен другой глобус и какая-то совсем другая жизнь, желательно – похожая на ту, какой он жил до наступления перестройки и «парада суверенитетов».

«Местное время 28:94»

Что общего у этих сюжетов? В обоих судьбы героев отформатированы драматургией мировой геополитики. В обоих они чувствуют себя как бы выброшенными на улицу и пытаются приноровиться к форс-мажорным обстоятельствам. Герой «Тупика» отправляется за океан, где ничего не находит и все теряет. Тигран и Катя просыпаются бездомными, пребывая в родных стенах: лейтмотивом проходящая в «Местном времени…» рефлексия о том, как вернуть в дом тепло и уют, сопровождаемая парадоксальным противопоставлением «холодной зимы», как будто навсегда воцарившейся в «жаркой стране», носит одновременно и буквальный, и подчеркнуто иносказательный характер. Таким образом оба фильма представляют две новейшие версии изгнания из рая, в непривычном качестве которого предстает вроде бы совсем не безоблачная советская эра. Разница в том, что для Тиграна и Кати еще остается надежда на восстановление жизни, а картина мира Левона кажется окончательно и бескомпромиссно безнадежной.

Значительной части российских зрителей – из тех, кто сейчас полон чувств исторического реваншизма и составляет условное (в сущности символическое) «путинское большинство», – такой мягкий советский культ в лиричном армянском исполнении интуитивно понятен и эмоционально близок. Представители другого лагеря, наоборот, досадливо поморщатся или криво усмехнутся от одного только сравнения СССР с Эдемом. Те и другие не совсем правы или даже совсем не правы, потому что одинаково не учитывают в своей автоматической реакции национальную специфику этого вопроса, меж тем как именно в ней его содержание. В частности, многие кажущиеся общими для всех жителей постсоветских территорий явления и понятия имеют в каждом конкретном национальном контексте свое если не собственное, то дополнительное, эндемичное и непривычное для нас смысловое и ассоциативное наполнение. И армянский контекст – не исключение, а ярчайшее подтверждение этого правила.

Так, новая эра однополярного мира, начавшаяся с мирным прекращением «холодной войны», по-армянски ассоциируется не с падением Берлинской стены, не с наступлением новой прозрачности, не с грядущим объединением Европы и объятиями лидеров ранее враждующих держав, а с неиллюзорной и самой что ни на есть горячей карабахской войной. Победа же в карабахской войне означает по-армянски не только гордость и судьбу, но и практически сразу наступившие голод, холод и мрак, накрывшие собой едва ли не половину десятилетия. Того самого, что в остальном мире – пусть не во всем, но во многих оживленных его точках – до сих пор олицетворяет уникальное время свободы и безграничных возможностей. Еще бы – информационный бум, Интернет, безвизовые режимы, свобода путешествий и предпринимательства, развитие межнациональных институций. А в Армении это время волков, дефолт цивилизации, подвергший жестокому испытанию не просто государство, а всю нацию, всех вместе и каждого в отдельности.

«Тупик»

Никто лучше жителей анклавов (а Армения – анклав христианства в почти полностью, за исключением Грузии, мусульманском окружении) не знает цену, которую приходится платить нации за собственную идентичность, за собственное прошлое и культуру, и никто лучше них не знает, каково это – когда предают друзья, которые по определению где-то далеко и нередко дружат с твоими врагами. Национально-историческое измерение в этих фильмах становится экзистенциальным («Тупик»), а экзистенциальное обретает глубину как результат национального коллапса, объединившего частное с общественным («Местное время…»).

Кандинский писал, что важнейшее в художественной форме – ее соответствие или несоответствие «внутренней (национальной) необходимости». Такой необходимостью в фильмах Хачатряна и Сафаряна становится обращение к судьбам современников (Хачатрян) и собственного альтер эго (Сафарян) с последующим обнаружением этих судеб как неотъемлемой части национальной истории. В результате чего эти ленты выражают не просто «общечеловеческое» или «постсоветское», но именно армянское ощущение времени, а с ним и негативную диалектику армянского народа – ее артистическую и народную версии, ее чувство трагического и неизбежного.

[1]Давид Сафарян (1952) – художник (представитель известной в Армении художественной династии), актер, документалист, педагог. С 90-х годов начал снимать экспериментальное игровое кино.

[2]Арутюн Хачатрян (1955) – режиссер, сценарист, продюсер, основатель и бессменный президент международного кинофестиваля «Золотой абрикос». Неоднократный призер многих фестивалей и обладатель многочисленных наград. «Тупик» – второй фильм из хачатряновской трилогии «Бесконечное бегство, вечное возвращение», посвященной эмиграции. Герои двух других фильмов – директор театра и художник.