«Дни Венеции» – секция Венецианского фестиваля, которая хоть и эксплуатирует в своем итальянском названии Giornate degli autori волшебное слово «авторы», но ориентируется на более или менее дружелюбное к зрителю жанровое кино. В «Днях» есть основная программа и несколько специальных сеансов, посвященных, как правило, документальному или относительно неформатному кино.

Официальное жюри не слишком звездное, состоит из дистрибьюторов и чиновников; председатель (в этом году им был канадский мастер эстетского, провокационного, часто политического и еще чаще порнографического гей-кино Брюс Лабрюс) вручает одну награду, сопровождающуюся премией 20 тысяч евро наличными. Деньги делятся между режиссером и прокатчиком, обязанным использовать сумму на международный промоушн фильма. Программу формирует бессменный кураторский дуэт – генеральный директор Римского кинофестиваля, он же организатор «Дней Венеции» Джорджо Госетти и его заместитель Сильвен Озу. Формат «Недели критики» четче: здесь только дебюты, семь – по количеству дней недели – плюс фильмы открытия и закрытия; победитель определяется по итогам зрительского голосования. В 2016-м на посту арт-директора секции дебютировал Джон Надзаро, расширивший основную программу коллекцией свежих итальянских короткометражек, причем в дополнение к фильму открытия (о котором позже) прошли «Паяцы», маленький фильм семидесятисемилетнего классика Марко Беллоккьо.

Это, так сказать, присказка – фрагменты регламента, дальше полагается быть сказке – анализу концепций и тенденций, проявленных, зафиксированных, открытых параллельными смотрами. Но с этим сложно. Можно, конечно, напридумывать черт-те чего, только какой прок от смысловой эквилибристики? Явный концепт есть только в основном венецианском конкурсе (в 2016-м, если определять грубо, это рождение – точнее, Рождение – людей и миров), даже «Горизонты» у Альберто Барберы всего лишь случайный набор картин, по разным причинам не попавших в главный конкурс. «Дни Венеции» програм­мно эклектичны, и любая попытка придумать общий знаменатель двенадцати фильмам официальной программы и семерке спецсобытий обречена на провал. То же с «Неделей критики», если, конечно, не использовать такое бедное обобщение, как ориентация всех семи новичков-везунчиков на формальный стилистический эксперимент. Сойдемся на том, что обе секции просто пополнили бесконечный каталог фильмов с фестивальной орбиты, и попробуем рассортировать это пополнение не в банальном алфавитном порядке, а по вечным, что ли, темам, к которым обращаются режиссеры всех возрастов и национальностей. Также гарантированно, как ежегодный Венецианский фестиваль на исходе лета.

1. Юность

Неиссякаемый источник творческого вдохновения, часто действительно живительный. Вот победитель «Недели критики» – колумбийский опус «Никто» (Los nadie) Хуана Себастьяна Месы, легкая и лаконичная хроника будней припанкованной молодежи, трех пацанов и двух девчонок из Медельина, города, прославленного наркокартелем. Впрочем, никакой нарочитой социальной остроты в кадре нет; самая серьезная проблема у одного из героев возникает при встрече с местными гопниками, и это длина волос; самая большая мечта – совместное путешествие в не слишком далекие края. Кино, подкупающее любительской необязательностью, снято за семь дней и две тысячи долларов – его победу можно трактовать как триумф супернезависимости и програм­много творческого пофигизма. Хотя были в довольно сильной (что для «Недели критики» обычно нехарактерно) программе и дебютанты поувереннее.

Мой личный фаворит тоже про юность, а также наглость и радость – «Розыгрыш» (Prank) квебекского дебютанта Венсана Бирона. Где-то в середине фильма случается пронзительная романтическая сцена: девочка и безответно влюбленный в нее мальчик бегут сквозь лес, взявшись за руки. Но, чтобы вы поняли всю пронзительность и оригинальность эпизода, надо пояснить: девочка только что покакала на капот автомобиля (это розыгрыш, один из многих, забава веселых юных отморозков), а мальчик спас ее от преследователя – владельца автомобиля, – вырубив того, словно квотербек. Из диких – и дико смешных при всей их первобытной простоте – выходок городских подростков фильм в основном и состоит. Есть еще упоительные, с использованием комиксов, пересказы бульварной киноклассики 1980-х – «Хищника», «Кикбоксера», «Горца» и «Крепкого орешка». Есть драматургическая лихость, благодаря которой про каждого потерпевшего от шутников мы успеваем за считаные секунды узнать много интересного. Короче, сногсшибательный и совершенно имморальный фильм про то, как легко быть молодым, как хорошо быть хулиганом. Но зрителей, проголосовавших за травоядное «Никто», разнузданный юмор «Розыгрыша», видимо, смутил – с пресс-показа, например, несколько человек сбежали, не скрывая возмущения. На одной из проказ героев я сам едва ли не постеснялся смеяться – когда ребята вломились в супермаркет, изображая жертв детского церебрального паралича. Дело в том, что в первом ряду в инвалидном кресле сидел завсегдатай Венецианского фестиваля, человек с настоящим, а не сымитированным ДЦП. Но он-то громким хохотом и дал индульгенцию смеху.

Ровно на противоположном полюсе другой дебют – участник «Дней Венеции» исландский фильм «Каменное сердце» (Hjartasteinn) Гвюдмюндюра Аднарна Гвюдмюндссона – про деревенских подростков, которые ни на чем, кроме секса, сосредоточиться не способны (благо время летнее, даже в школу ходить не надо, только воспитанием чувств и занимайся). Странное и не слишком приятое ощущение, что тридцатичетырехлетний режиссер проецирует на своих пятна­дцатилетних героев собственный возрастной опыт экзистенциальных обломов. Вот Ларри Кларк когда-то дебютировал в кино «Детками», разменяв шестой десяток, – и в них, при всех взрослых закидонах, было исключительно тинейджерское отношение к сексу, еще не отягощенному бременем отношений. А куда более молодой Гвюдмюндссон придерживается совсем иной – тоскливой интонации. Может, климат виноват?

2. Политика

Без нее, особенно в наши конфликтные времена, никак. И даже симпатизирующие жанровому кино «Дни Венеции» неожиданно выбрали фильмом открытия док «Шоу войны» (The War Show), микс личного дневника и ликбеза европейской публики по поводу событий в Сирии (этот фильм в итоге получил и приз официального жюри). Сирийская радиожурналистка Обайда Зитун (помощь в создании фильма ей оказал сорежиссер датчанин Андреас Дальсгор) вспоминает недавнюю историю своей (уже, кажется, несуществующей) страны и своих (в большинстве уже уничтоженных режимом Асада) друзей, разбивая рассказ на семь глав: «Революцию» сменяют «Репрессии», «Сопротивление» сталкивается с «Осадой», «Воспоминания» ведут к «Линиям фронта». Последняя глава – «Экстремизм»; по убедительно звучащему мнению Зитун, экстремизм породила именно преступная власть Асада. Самые страшные кадры – те, где Зитун монтирует показанные вначале любительские съемки друзей и мертвые лица тех же людей, распластанных во дворах тайных тюрем. Но в эпилоге Зитун совершает чудо – находя надежду в ситуации, где ее, кажется, и быть не может. Не просто так фильм попал в секцию, очень дружелюбно настроенную к зрителю.

В «Неделе критики» заметно прозвучал «Барабан» (Tabl), черно-белый сюрреалистический нуар о повседневном ужасе существования в современном Иране. В один ненастный день помятый человек приносит в офис главного героя пакет с неизвестным содержимым – визит запускает цепочку загадочных и жутких событий. Снят «Барабан», само собой, с французскими продюсерами, на премьере режиссера, иранского курда Кейвана Карими, быть не могло: в октябре 2015-го он был приговорен к шести годам заключения и 223 ударам плетью за оскорбление ислама, в феврале 2016-го кассационный суд смягчил приговор до года, в настоящий момент Карими находится под домашним арестом. Его далеко не совершенный, мутный фильм напоминает то изощренный вгиковский этюд по операторскому владению светом и тенью, то символическую графоманию времен перестройки. Однако цепляет, тревожит и остается в памяти не только, собственно, политической бескомпромиссностью, но и ее облачением в витиеватую кинематографическую форму.

Похожую, но не столь политически ангажированную модель обращения с реальностью выбирает и тунисский дебютант Ала Эддин Слим. Его бессловесный фильм «Последний из нас» (Akher Wahed Fina) обманчиво начинается как история нелегального эмигранта и незаметно превращается в поэтическую и почти бессюжетную сказку о бесконечной одиссее, блуждании человека в природном пространстве. Международное жюри дебютов, возглавляемое итальянским актером и режиссером Кимом Росси Стюартом, вручило «Последнему…» свою награду – Leone del Futuro, премию имени Дино Де Лаурентиса.

В программе «Дней Венеции» показал «Дорогу в Мандалай» (The Road to Mandalay) бирманский режиссер Миди Зед (Midi Z): у него жесткость социальной драмы и романтическая красота существуют в совершенно невероятном симбиозе. Миди Зед, будучи честным хроникером своей несчастливой родины, всегда находил неожиданный контекст: так его Poor Folk – о бедах бирманских нелегалов в Бангкоке – был вдохновлен коротким рассказом Толстого «Бедные люди». Героиня «Дороги…» тоже бежит из Мьянмы (так теперь называется Бирма) в Бангкок, тратит почти все заработанные гроши на тщетные попытки раздобыть паспорт, упрямо не отвечает на трепетную влюбленность соотечественника, но ради ста пятидесяти тысяч тайских бат готова пойти в секс-бизнес: и в сцене ее грехопадения Миди Зед проявляет себя по-настоящему выдающимся режиссером, разрывая пусть поэтический, но все же реализм повествования дикой сюрной сценой с гигантским вараном.

«Дорога в Мандалай», режиссер Миди Зед

3. Проклятые поэты

К таковым еще недавно было бы справедливо отнести филиппинца Лава Диаса, но после «Золотого леопарда» в Локарно-2014 и «Золотого льва» в Венеции-2016 никто не рискнет назвать его непризнанным и отверженным. Зато в «Неделе критики» – роскошная ода рок-маргиналиям «Поющие на кладбище» (Singing in Graveyards), дебют малайзийца Брэдли Лью, в котором Диас играет смачную роль второго плана жуткого матерщинника Пола. А в главной – легенда филиппинского рока Пепе Смит, сыгравший заклятого неудачника, имперсонатора вымышленной рок-звезды Джоя Смита, питающегося одним шоколадным пудингом и тщетно пытающегося заполучить собственную минуту славы.

Настоящий проклятый поэт – безусловный герой «Дней Венеции» итальянский режиссер Пиппо Дельбоно, чью кинематографическую деятельность невозможно отделить от театральной. Каждый фильм Дельбоно напрямую рифмуется со спектаклем. Показанное на спецсеансе «Евангелие» (Vangelo) – неотъемлемая часть дилогии, начатой одноименной театральной постановкой (ее, кстати, показали на двух крупнейших российских фестивалях – петербургском «Балтийском доме» и московском NET). Все работы Дельбоно – откровенные исповеди, но эта кажется самой интимной, почти непристойной, хотя формально в кадре нет ничего, что могло бы присвоить фильму ограничение строже «12+». Разыгранное актерами театральное «Евангелие», которое посещает обеспеченная публика, режиссер счел слишком буржуазным и, дабы вернуть теме чистоту, а себе смысл жизни, отправился в лагерь беженцев из Африки и Ближнего Востока, чтобы разыграть тот же религиозный сюжет с нелегальными эмигрантами, ожидающими решения своей судьбы. Ручная камера Дельбоно предельно близка к актерам-добровольцам, она рассматривает их лица и тела, почти лаская, за кадром отчетливо слышно прерывистое возбужденное дыхание режиссера, находящего в смуглых застенчивых героях не одно только творческое, но и эротическое вдохновение. И в этом ракурсе Дельбоно выглядит идеальным исполнителем роли в другом фильме – участнике «Дней Венеции» – драме Марко Даниели «Мирская девушка» (La ragazza del mondo). Героиня этой картины отваживается расстаться с семьей и выйти из религиозной секты свидетелей Иеговы ради страстной любви. Дельбоно играет старшего жреца, в одном из эпизодов бесстыдно допрашивающего девушку на предмет ее сексуальной жизни. Стеснение несвойственно и его собственному фильму.

«Мирская девушка», режиссер Марко Даниели

4. Феминизм

Без стеснения работает и словенский режиссер Хана Юсич, автор нескольких заметных короткометражек, чей полнометражный дебют «Не смотри в мою тарелку» (Ne gledaj mi u pijat) показали «Дни Венеции». В отличие от своей ровесницы из «Мирской девушки», Марияна не связана религиозными догмами, но свободной ее жизнь тоже не назовешь: ее сковывают вериги семьи, цепи изматывающего долга перед стареющей матерью, парализованным отцом и психически неполноценным братом-нахлебником. У Юсич жесткий режиссерский взгляд: о личном, в первую очередь сексуальном, самоопределении героини, превращении женщины из объекта в субъект она говорит без сантиментов, обиняков и «кружев», привычно ассоциирующихся с «девичьим» кинематографом.

Но и ей далеко до британской актрисы и сценариста Элис Лоу, чья черная комедия открыла «Неделю критики». Оригинальное название Prevenge, соединяющее pregnancy и revenge, можно перевести как «Береместь». Беременная героиня (беременность не бутафорская, Лоу сама отважно сыграла главную роль, находясь на седьмом месяце) мстит за погибшего отца будущего ребенка, составляя список смертников. Лоу, известная в первую очередь по работе с Беном Уитли, взяла у своего наставника лучшее – одержимость в намерении идти по темной стороне. Не забыть и сильное метафорическое сопоставление двух прямо противоположных разрезов – пуповины и альпинистского троса: одно сопутствует рождению, другое – смерти.

5. Насилие

О нем – не явном, но разлитом в воздухе, прочно поселившемся в частных страхах и общественных слухах о новой вылазке вооруженных бандформирований, – колумбийский фильм «Все относительно» (Pariente) Ивана Гаоны («Дни Венеции»). Завершивший «Неделю критики» дебют независимого американца Ксандера Робина «Мы ли не коты» (Are We Not Cats) – американские горки из хоррора, ромкома и мамблкора. Герой со сложным именем Элиезер (определенно сын эмигрантов из России – старик отец с хитрой ухмылкой поет советскую песню) в одночасье остается без подруги, работы и дома, зато с неврозом и надеждами. Встреча с равно прекрасной и ужасной незнакомкой приводит к самой непривычной экранной love story, в которой тошнотворных деталей не меньше, чем романтических.

Эротические игры героев «Котов», замешанные на легком члено­вредительстве по взаимному согласию, – пустяк по сравнению с насилием, пропитывающим самый сильнодействующий фильм «Дней Венеции», дебют австралийца Бена Янга (не спутайте с полным тезкой – автором стеклянных скульптур из Новой Зеландии) «Свора любви» («Гончие любви», Hounds of Love). Драма об отношениях матери и дочки, но в обертке жуткого садистского триллера. А еще (тут уместно вспомнить, что когда-то именно в программе «Дней Венеции» прошла премьера «Груза 200» Алексея Балабанова) тот редкий фильм, что заставляет взглянуть на происходящее и глазами жертвы (старшеклассницы, оказавшейся не в то время не в том месте), и глазами ее мучителей (супружеской пары, использующей плоть похищенных школьниц для стимуляции собственных чувств).

«Свора любви», режиссер Бен Янг

6. Секс

Без него, как и без насилия, в кино никуда. Правда, неопуританство настигает, кажется, не только Россию; сексуальных аттракционов сегодня немного, марку держат разве что либертены французы. Дебют Жерома Рейбо «Дни Франции» (Jours de France) среди самых свежих, смешных и странных работ года. Все начинается в Париже: посветив фонариком в лицо спящего любовника, Пьер Тома (Паскаль Серво – любимец маргинального французского гения Поля Веккиали) без объяснений покидает город и отправляется в бесцельное путешествие по родной стране. Бойфренд Поль – следом. Все люди на их пути – чудаки и чудачки, с присвистом и тараканами, один другого диковиннее (и гомосексуализм героев здесь тоже часть глобальной мировой странности, маркер причудливого поведения). Из череды коротких встреч выходит и фривольная комедия секса и абсурда, и интеллектуальная игра, культурно-географический трип, из которого об административном делении Франции, ее поэтах и художниках можно узнать больше, чем из путеводителя.

7. Вне форматов

Почти всякий фильм, не важно, талантливый или так себе, напоминает о чем-то ином. Но, к счастью, бывают и исключения, фильмы-сюрпризы, обманывающие ожидания. Из таких премьера в программе «Дней Венеции» «Полина» (Polina, danser sa vie), двойной режиссерский дебют документалиста Валери Мюллер и ее мужа, знаменитого хореографа Анжелена Прельжокажа. Трейлер и синопсис настраивают на умилительную байку о русской девочке («папа – грузин из бедной семьи, мама – сибирячка»), мечтающей стать балериной: академия танца профессора Божинского, штурм Большого, попытка сделать карьеру за границей. Прельжокаж в России и гастролировал не раз (даже со скандальным «Благовещением», заставившим православную общественность выставить пикеты), и работал (сезон-2010/2011 в Большом открывал его спектакль «А дальше – тысячелетие покоя»). Снять фильм о русской танцовщице – почему бы и нет? Но не о таком фильме мы фантазировали. Может, Мюллер и Прельжокаж просто не знают, как снимать кино, – и прекрасно: пусть отдельные сюжетные линии превращаются в пунктир, проглатываются и проматываются – получается нечто летящее, стремительное, из Москвы, где Большой – лишь маленький эпизод, в Экс-ан-Прованс, из Экса в Антверпен, даже не то чтобы в «погоню за мечтой», просто тело работает, как новый мотор, и не способно пребывать в покое. В поведении главной героини нет расчета, она похожа на инопланетянку. Такими же иррациональными выглядят и действия режиссеров, отказавшихся в итоге даже от некоторых эпизодов-связок, уцелевших только в трейлере – ради скорости и ритма.

«Полина», режиссеры Валери Мюллер, Анжелен Прельжокаж

Как в комиксе – а в основе фильма и лежат комиксы Бастьена Вивеса, с которым Прельжокаж решил сотрудничать в Эксе после показа своей «Белоснежки». В кино этот спектакль ставит хореограф Лирия Эльсаж – альтер эго Прельжокажа сыграла Жюльет Бинош. Роль Божинского досталась Алексею Гуськову, которого во Франции, кажется, полюбили: даже «Находку» в прокат выпускали. Мать Полины играет Ксения Кутепова, а саму Полину – выпускница Вагановской академии Анастасия Шевцова, проходящая тот же путь, что и героиня: от классического танца к раскованной телесной импровизации. В этом – с какой стороны ни взгляни – неформатном фильме нет и намека на совершенство, и путь в основной конкурс Венеции ему был заказан. Но по мне, стихийность и непредсказуемость «Полины» ценнее многих мертвых «стандартов качества», которым забронированы места на больших фестивалях. Хорошо, что на каждом из них есть место параллельным программам.