Последние несколько лет на крупных фестивалях превалирует тенденция: отборщики гораздо больше внимания уделяют именно документальному кино. Связано это прежде всего с качеством игровых лент, которое заметно снизилось, а «жемчужины» критики и профессио­налы давно отыскивают в параллельных программах, а не в основном конкурсе. С другой стороны, очевидна и трансформация самого понятия документалистики, которая все чаще находится на границе реального и воображаемого. Для таких картин давно используют формулировку «нон-фикшн».

«Огонь»
Fire
Режиссер, оператор Надя Захарова
Московская школа нового кино
Россия
2016

Фактически это и есть дошедший до апогея реализм в авторском кинематографе, который обрел новое дыхание с конца 1990-х годов. К такому развитию событий привела разыгрываемая достаточно долго и убедительно оппозиция между кино-аттракционом, дорогостоящим блокбастером и гиперреалистическими арт-фильмами. Пока «аватары» становились все эффектнее и дороже, авторское кино все чаще перебиралось на аскетичное поле дока. Отражение этих тенденций очевидно не только в программировании фестивалей, но и в прокате. Победивший в Берлине фильм «Море в огне» Джанфранко Рози про жизнь на острове Лампедуза относительно успешно показали по миру, в том числе в России.

Привычные механизмы арт-кино уже не работают, конвенции отмирают, а все больше пространства занимает свежая документалис­тика, которая окончательно стирает границы жанров и даже видов искусства. Сегодня почти несомненно, что никакого документального кино в чистом виде не существует, ведь в любом случае это авторская интерпретация, подчинение реальности замыслу создателя. Самый дорогой художник в мире Герхард Рихтер, чья ретроспективная выставка открылась этой осенью в московском Еврейском музее, наиболее резко выражает это смешение понятий, а точнее, задает вопрос о границе между реальностью и ее восприятием.

Именно за этим кино сегодня интереснее всего наблюдать на фестивалях. Одну из таких революционных по сути картин показали в национальном конкурсе фестиваля «Послание к человеку». «Огонь» – это фильм, которого отчаянно в России не хватало. Многие авторы уже научились снимать более или менее в стиле школы Марины Разбежкиной, и это стало мейнстримом, а в худших случаях – штампом. В результате порой создается ложное представление о том, что российская документалистика однообразна и скроена по одним лекалам. Однако другая оптика все же существует, и «Огонь» продемонстрировал, что и в России появляется молодое внеконвенциональное документальное кино. Прежде всего именно с эстетической точки зрения. Эксперимент студентки Московской школы нового кино Нади Захаровой не копирует стилистику ее мастеров или актуальных российских авторов. У нее и правда особый взгляд – смелый, обостренный и чувственный. Этот «Огонь» – бескомпромиссный поэтический очерк про людей, которые не обременены правилами жизни и законами цивилизации. Они обитают в ритме и гармонии с природой и – с собой. Здесь, на фоне постоянной стихии, раскатов грома и шума ветра, разворачивается история поистине библейского масштаба. А на монохромной поверхности экрана проявляется микрокосм бедных, кочующих цыган, отшельников и отверженных в «нормальной» жизни. При этом важно, что фильм не про униженных и оскорбленных. В нем нет стереотипного взгляда в стиле «из жизни насекомых», который обычно упражняют студенты, когда снимают про бомжей и т.д. На самом деле «Огонь» – это еще отчаянно кричащий черно-белый манифест про тотальную свободу, которая может существовать только в таких естественных условиях. Все герои этого фильма только с ними и связаны. Будь то старушка, которая радуется, что ангел послал ей мокрое пальто, найденное на помойке, а «больше и надеяться не на кого». Или голые цыганские дети под каплями дождя и на раскаленном солнце. Или пациент психбольницы, который из-за решетки декламирует что-то духоподъемное со словами «уж вы не сомневайтесь, что счастье есть». Или другая старушка, которая встречает своего «бедного Йорика», а потом везет этот череп куда-то долго и счастливо на телеге мимо резвящихся цыганят. Все это сосуществует в тандеме с гремучей и тоже непредсказуемой природой, которая живет по своим, никому не ведомым законам. Здесь автор ничего не режиссирует. За него работает суровая и одновременно очень яркая, насыщенная реальность. Получается уникальный и, может быть, чуть назидательный пример существования совершенно иной системы жизни. Другие ценности, устремления, трагедии и радости.

«Огонь»

Эпическая картина рассказывает истории о конкретных людях, которые выполняют свои ритуалы каждую секунду в непривычной для нас системе координат. И вот эта иная точка зрения и даже точка сборки переворачивает сознание и разрушает стереотипы восприятия. Возникает полезный дискомфорт. Зритель вдруг начинает догадываться, что, раз на одной с нами земле живут совсем другие люди, не до конца понятно, кто, вообще говоря, прав – мы или они? А кто заблуждается.

В этом контексте вспоминается картина из программы «Двухнедельник режиссеров» последнего Каннского кинофестиваля: полнометражный афганский дебют – «Волки и овцы». Это поэтическое кино, что примечательно, тоже сняла девушка – двадцатишестилетняя Садат Шахрбану, родившаяся в Иране, но выросшая в Кабуле. Эстетически этот фильм сродни «Огню». Тоже притча про детей, которые живут в отдаленных горных районах Афганистана, пасут овец, купаются, играют, пытаются защищаться от волков. Но главное – это настоящее олдскульное кино, которое режиссер снимала восемь лет с непрофессиональными актерами в заново воссозданной деревне в горах. Еще один пример сращивания документалистики и реальности, когда камера и создает жизнь на экране. И здесь кино про слияние человека с природой, про удивительные традиции, которые где-то, вдалеке от нас еще живы. Легкое, поэтичное, но при этом молодое и дерзкое высказывание. Магическое здесь неотделимо от реального, а чудо вот-вот вспыхнет, как и в «Огне».

«Огонь»

Подобным источником правды у Алексея Балабанова были народы Севера. «Река» тянет нас к истокам, в языческое и сакральное действо, в котором генетические тени просыпаются в подсознании. Кажется, что мировоззрение режиссера находит параллели в нашей культуре: это не просто воссозданный быт и уклад жизни якутов, это «шаманская» способность заглянуть за черту, где тебя поджидают духи нижнего мира. Прокаженная община живет в единстве с природой, родная земля дает им пищу и кров. Балабанов наталкивает нас на мысль, что человечество нисколько не изменилось, поменялась только внешняя составляющая жизни, а внутри мы все такие же люди, гонимые «бесами», «прокаженные» грехами…»[1]. Едва ли не теми же словами можно описать энергию «Огня» – первобытного, бескомпромиссного и какого-то терапевтического фильма. После его просмотра проходят опасения и переживания о всеобщей стандартизации и диджитализации нашей жизни. Ведь человек, несмотря на внешние факторы или условия, внутри остается гонимым существом, иногда счастливым. Надежду на такое реальное документальное счастье дает художница и режиссер Надя Захарова.

[1] Романова М. Якутский мир Алексея Балабанова // Seance.ru, 24.08.2014