Борис Немцов был убит два года назад, в феврале 2015-го; с тех пор вышло несколько фильмов о нем – вспомним хотя бы «Мой друг Борис Немцов» Зоси Родкевич. Впрочем, видеоматериала о Немцове и до этого было достаточно начиная с 1990-х: герой слишком яркий, слишком откровенный, не боящийся самого себя в первую очередь – и при этом действующий политик.

«Слишком свободный человек»
Авторы Михаил Фишман, Вера Кричевская
TVINDIE Film Production при поддержке ZIMIN Foundation
Россия
2016

Материал о Немцове, отснятый первоначально той же Родкевич для фильма «Срок» (2013) Павла Костомарова и Александра Расторгуева, не вошел в окончательный вариант именно по той причине, что «Немцов слишком яркий и заслонял всех остальных героев». Эта «яркость героя», однако, всякий раз играла злую шутку с документалистами: с одной стороны, она сильно упрощала задачу, но с другой – сильно ее и сужала, заставляя экономить, условно говоря, на «осветительных приборах».

О чем речь? Об отказе или неспособности авторов в случае с Немцовым отдалиться от этой «яркос­ти», отступить вбок хотя бы на несколько шагов. Амплуа «народного героя» (равно как затем и «антинародного»), собственно, так срослось Немцовым именно благодаря кино и телевидению, выхолостив другую его ипостась, нивелировав гораздо более важную его Роль. Немцов уникален для российской политики по многим параметрам: он, по сути, первый политик «несоветского происхождения», плод исключительно перестройки и реформ 1990-х, политический не только «сын» Ельцина, но и даже, можно сказать, единственный «внук» Горбачева – о чем «Слишком свободный человек» и напоминает. Просуществовавший в этом качестве политика все отпущенное ему время, вплоть до самой трагической смерти; сохранивший эту свою политическую сущность, даже лишившись всех должностей и официальных мандатов; продолжая танцевать свой политический рок-н-ролл, перефразируя поэта, в неполитической стране, – оставаясь политиком даже в отсутствие того, что принято называть политикой.

Авторы «Слишком свободного человека» избежали двух типичных ошибок. Во-первых, они принципиально отказались делать «мемориум» – то есть такое традиционное для нас «вспоминательное кино»; а во-вторых, они взялись «смотреть» на Немцова не с нулевой дистанции и даже не с расстояния десяти шагов, а, условно, с самой высокой точки – с высоты кремлевских башен. То есть, попросту говоря, как на одного из возможных преемников Бориса Ельцина. Затем использовали прием своеобразного «остранения» – который помог им самим прежде всего освободиться от излишней сентиментальности – тем самым сильно расширив возможности допустимого в подобных обстоятельствах: они сделали вид, что политика в России существует. То есть они сняли фильм так, словно бы речь идет о стране идеальных условий, словно бы все свободны на протяжении последних двухсот лет – и вот собрались в студии и обсуждают досадную, но все же не фатальную неудачу на предыдущих выборах. О стране, где есть, стало быть, еще «возможности». Авторы каким-то образом поместили Немцова в «нормальный» контекст, где существуют настоящие выборы, политическая борьба, дискуссии, оппозиция и вообще в широком смысле есть Выбор.

«Слишком свободный человек»

И этот прием (который предлагает по сути поверить и нам, зрителям, в условность) произвел еще одно чудо: он психологически разомкнул всех комментаторов, высвободил их язык – это коснулось даже тех, кто уже привык помалкивать. В фильме о Немцове случилось чудо языка прежде всего: все комментаторы – политики, бизнесмены, журналисты – говорят о Немцове так, как будто бы «ничего не случилось», как будто бы нет этой вековой «оглядки», опасения «не слишком ли». И это в свою очередь отцентровало фильм – кто бы мог подумать – даже этически: например, вот бизнесмен Михаил Фридман, который во время интервью по сути признается, как дважды предал друга…

Свободное мышление порождает свободу языка и свободу этического жеста. Где-то в самой сердцевине авторы нашли верный ключ к теме, и все получилось: внезапно взрослое кино, и язык героев – взрослый; ни косноязычия нет, ни бюрократического волапюка, которые и возникают как раз от боязни сказать лишнее. Оказывается даже – делаешь косвенный вывод, – наши политики довольно хорошо разговаривают, и вертится на языке возглас: «Неужели они способны говорить так?» И понимаешь, как за прошедшие годы вокруг были убиты, изгнаны из политики человеческий язык, нормальные реакции. Вот ведь на экране сидят свободные люди и рассуждают, как свободные люди. И в этом – попутно – главный урок фильма.

В этой связи уместно заметить, что такой фильм в России сегодня могут сделать не столько профессиональные кинематографисты, сколько журналисты, причем политические – естественно, сохранившие верность своей профессии и принципам объективности. Это заметно начиная с отбора комментаторов (бросается в глаза только отсутствие Анатолия Чубайса в кадре) и заканчивая актуальностью рассматриваемых тем. Логика «о чем спрашивать» и «в какой последовательности» тут именно журналистская, когда заботятся не столько о виде, сколько о сути сказанного. Тут именно выспрашивают, именно вгрызаются в собеседника (за кадром, о чем можно догадаться) и не устают задавать один и тот же вопрос по нескольку раз, добиваясь ответа. Авторам важно соблюсти баланс между достоверно известным и предполагаемым – потому что в политике многое до конца так и остается неизвестным.

«Слишком свободный человек»

Именно политическое кино в результате и получилось, даже политологическое. Крайне редкий у нас гость и почти забытый. Фильм «Слишком свободный человек» так и хочется назвать «американским» – там этот жанр досконально развит, формат HBO или BBC: закадрового голоса нет, любая тема иллюстрируется перекрестными комментариями участников событий, а также экспертами и журналис­тами. Но главное – да простится мне пафос – в фильме соблюдается невозможная пока у нас дистанция авторов по отношению к любой правоте и правде. Мы телевидение и кино обычно понимаем как средство борьбы с политическими противниками, а не способ выяснения истины. Но это называется «пропаганда», а политическое кино – это когда сам фильм становится частью политического процесса. И он не выносит приговор – уничижительный или монументальный, а оставляет простор для интерпретации и размышления, потому что нормальный политический процесс не может остановиться ни на минуту. Никакой апологетики тут в результате тоже нет, мало того – как сказал один русский царь, «всем тут досталось».

Посмотрев фильм, можно сделать важный вывод: то, во что превратилась политика сейчас, – это результат фатальных ошибок всех ее участников в 1990-е годы: играя друг против друга, вместе, как выяснилось, они рыли себе одну общую яму. Все тогда ошиблись, о чем, по сути, и рассказывают; и «Слишком свободный человек» – трубный плач по упущенному историческому шансу.

Который, не надо забывать, – был.