Мысленно я давно «заказывала» свой фильм про Украину, не зная, что Виталий Манский, уроженец Львова, именно «мое» кино и снимает. «Родных» я впервые увидела летом на МКФ в Карловых Варах. Это было ровно то, что я хотела знать и видеть: не опоенных адреналином людей войны, не жареные факты, добытые в погоне за сенсацией, – просто жизнь, как она сложилась у простых людей после Майдана.

«Родные»
Автор сценария, режиссер Виталий Манский
Оператор Александра Иванова
435 Films, Baltic Film Production, Ego Media, Saxonia Entertainment, Vertov Studio
Германия – Латвия – Эстония – Украина
2016

Мне близка любимая идея выдающегося архивиста и киноведа Владимира Дмитриева, стоявшего на том, что и во времена кровавой диктатуры, и в годину кромешной войны в жизни всегда есть место жизни. В документальном фильме «Цветы для оккупантов» (по сценарию Дмитриева) есть такой кадр: городок оккупирован немцами, кругом черно от униформы СС, а по улице идет парень и со смаком лижет эскимо. Такой вот оксюморон.

Украина уже не в топе самых значимых политических новостей. Да и три года назад, когда мировые СМИ только про Украину и говорили, не было достоверной информации о том, что там происходит на самом деле. СМИ врали по обе стороны – в пользу своих хозяев. Врали вдохновенно, нагло и зло.

Мне казалось, восстание масс на Майдане – это и есть настоящий конец империи, закономерно наступивший спустя двадцать лет после подписания Беловежского соглашения, когда народ обрел какой-никакой опыт свободы и наконец созрел для осознанного выбора своего пути. Но вот на авансцене политического театра после сбежавшего Януковича появились избранные большинством президент и премьер – миллионер Порошенко и совсем не бедный Яценюк. Стало очевидно: что-то пошло не так. Украина наступила на те же грабли, что и Россия. На каком трижды проклятом месте ошиблись, позволили себя обмануть люди Майдана? Те, кто три месяца подряд нес вахту на площади? Как и почему развеялся, ушел в ноосферу беспримерный народный порыв?

Майдан на пике ожидания перемен, Майдан безоружный, исполненный веры, что украинцы здесь и сейчас вершат судьбу своей страны, был заснят в одноименном фильме-фреске Сергеем Лозницей. Кинопамятник остался в архиве, народный подъем схлынул. Фазы революционного процесса сменили одна другую с куда большей скоростью, чем в России. Всего три года прошло, а уже впору зачислять Майдан по ведомству События, сулившего прорыв в новую жизнь, да так и застывшего, словно бутон в анабиозе. Именно об этом снял свой монтажный фильм «Событие» опять же Сергей Лозница на материале путча 1991 года.

Режиссер Манский в фильме «Родные» не использует флэшбэки – по моей догадке, он категорически не хочет политизировать картину, ибо политика враз сведет на нет семейный, домашний тон, взятый с первых же кадров. Она, политика, и так лезет во все щели. Включи телик – там вещает депутат Рады. Погляди в окно – вдоль улицы шествует торжественная процессия, на лафете, окруженном военным конвоем, плывет гроб героя, сложившего голову в боях за Донецк или Луганск. А камера снимает, и в монтаж прохода траурной колонны режиссер включает план двух гарных дивчин в окне кафе, размовляющих о своем, о девичьем. Скорбный ход их не задевает. Вероятно, это уже привычная картина для современного Львова.

«Родные»

В бэкграунде фильма и в его сюжете ретроспективно прочитываются события 1913–1914 годов, расколовшие семьи сестер Манских, запечатленных на групповом портрете в поре нежной юности. Этот чудесный портрет рефреном проходит через фильм, время от времени напоминая зрителю о не таком уж и далеком прошлом, когда юные тетушки режиссера Манского были в ожидании прекрасного будущего и знать не знали, что случится на их веку. Да и первая фраза автора, прозвучавшая за кадром, – пандан портрету: «Я никогда не думал, что буду снимать этот фильм».

«Родные» семантически не только индикатор родственных связей. В этом слове угадывается эмоциональный пласт близости, а то и сердечной нежности к тем, о ком рассказывает автор. О своей большой семье, раскиданной по всей территории Украины.

Весной 14-го, накануне президентских выборов, Виталий Манский приехал во Львов навестить маму, очень важного в его жизни человека. Мама печет блины и не расположена вступать с сыном в политический диалог: «Что ты ко мне примахался с утра? Дай мне блины жарить!» – скажет она. Нельзя не заметить, что собеседники и собеседницы режиссера не большие любители поговорить «за политику». Да уже все проговорено, сколько же можно. Виктория Александровна (мама) формулирует свои представления о нормальной жизни, о порядке в стране: чтобы на улицу не страшно было выйти. И в семейном застолье поднимает тост: за мир! Как же это актуально в нынешней Украине! Только что провожали в последний путь неизвестного героя. А Женя, внук Ольги, сестры Виктории Александровны, сидит как пришитый за компом и ждет призыва.

«Родные»

Большая семья Ольги Александровны тоже живет во Львове. В скромной квартире три поколения: свекровь, Ольга с мужем и семья Ольгиной дочери.

Ольга Александровна, недавняя пенсионерка, устроилась на новую работу и находит время для себя – посещает экзотическую секцию танца живота. Ольгина дочь, мастер маникюра, принимает своих клиентов дома, что дает больше возможностей заниматься семьей. Самый, однако, колоритный персонаж в семье – Ольгин муж. В 80-е он участвовал в ликвидации чернобыльской аварии, словом, бывалый мужик. Во время съемки он сидел на своем привычном месте – возле голландской печи, покуривал, сбрасывал пепел в топку и молчал. Но молчал «громко». По его мимике было понятно, что он активно участвует в разговоре. А суть общего разговора проста: пусть, мол, Россия живет своей жизнью, а мы – своей. Не нравится женщинам вмешательство другой страны в украинские дела. Ольгина свекровь за всю жизнь никаких бандеровцев не видела, а ее уверяют, будто от них все зло. «Да пропаганда это!» – резюмирует темпераментная Ольга. В городе, однако, увековечена память националиста и погромщика Бандеры, факт, который не отменишь, и режиссер напомнит об этом, включив в фонограмму, как кондуктор трамвая объявляет остановку: улица Степана Бандеры.

Словом, родня Виталия Манского не сказать, чтобы так уж политизирована. (Нынче это распространенная разновидность синдрома.) Напротив, семья с традициями, с хорошо организованным бытом, с блинчиками к завтраку и пирожками в дорогу призывнику. Есть короткий, словно бы проходной эпизод, который позволяет предположить: многие львовяне, как и Виктория Александровна, уже ничего не ждут от политиков. Как проявляется отчуждение народа от власти? А вот так. Собрались было пойти на избирательный участок, снять Викторию Манскую в момент голосования за нового президента Украины, и тут оказалось, что избирателей района, не предупредив, перебросили на другой участок. Виктория Александровна приняла решение: если группе этот эпизод нужен, она поедет, если можно обойтись – вернется домой: ноги болят! Знакомый сюжет! Тут и к бабке не ходи, чтобы понять: Украина возвращается на круги своя, как и не было Майдана.

Что осталось, так это раны. Общенациональные и личные.

О семейной драме в фильме рассказано предельно деликатно. Младшая, Наталья, живет с семьей в Севастополе, так сложилось. С некоторых пор она россиянка и очень этому рада. Сестры, активная Ольга особенно, не разделяют пророссийских настроений Натальи. Да и сын, как мы видим, не знается с матерью, хотя и живет по соседству. Вероятно, то была многоактная драма, мы застали лишь напряженный разговор сестер по скайпу под Новый год: по праздникам родственники все-таки отмечаются, но отношений нет, пусть Наталья и говорит, что «родственникам все простит». Сестры Манские – красивые сильные женщины, такие и коня остановят, и в горящую избу войдут. Родственные связи блюдут, но в конфликте из-за Крыма нашла коса на камень. Все – девушки с характером.

У сына Натальи, Максима, серьезно накренилась жизнь после присоединения Крыма к России. Пасмурным новогодним утром кузены сядут на скамью на заброшенном городском стадионе, и мы поймем, в чем дело. Антироссийские санкции захватили и Крым. Он считается незаконно оккупированной территорией и не рассматривается как юридически полноправное лицо. УЕФА запретила футбольному клубу «Севастополь» участвовать даже в товарищеских матчах, после того как ранее украинский клуб зарегистрировался как российский. Максим, спортивный менеджер, остался не у дел. Как и вся команда. Таких судеб в нынешнем Крыму немало. Что не снижает энтузиазма Натальи. В новогоднюю ночь она на площади в толпе горожан слушает приветствие президента Путина и подпевает гимну России. А в доме Максима Новый год встречают дважды – российский, потом украинский.

Съемочная группа побывает и у жизнерадостного родича в Одессе. Игорь готов держать пари, что к зиме война сойдет на нет – сама собой, да и сын Игоря не собирается служить в украинской армии.

«Родные»

Роуд-муви приведет нас в Донбасс, в шахтерский поселок, где живут двоюродные тетки Виталия и их старенький папа – ветеран-шахтер дед Миша. Родные не советовали Виталию заезжать к ним. Территория гибридной войны, всякое может произойти. Однако все обошлось, группа добралась до поселка, до хаты родичей.

По дороге, правда, встретилось войсковое подразделение донецкой армии. Награды бойцам, павшим и живым, за отличную службу вручались в присутствии самого А.Захарченко. Охрана держала ситуацию под контролем. Такой вот монтаж диктует жизнь.

Дед Миша жалуется на голову. Мол, голова у меня такая, ну все запоминает. Немудрено. Глава семейства не отлипает от телевизора и так и сыплет цитатами из политических шоу. Насчет американских происков. Здесь интереснее другая история, про нее взахлеб рассказывают тетушки, да и дед вставляет свое слово. Михаил с малыми детьми по сталинскому призыву приехал поднимать Донбасс из голодного Воронежа в 1948 году. По воспоминаниям тетки, здесь был гастрономический рай. Было велено снабжать стройку по первому разряду. Ах, эти сладкие воспоминания советских времен! И булки были пышнее, и колбаса пахла колбасой. Донбасс давал стране угля, и не было дела, кто спускается в шахту, армяне ли, грузины или украинцы. Так говорил дед Миша, всю свою долгую жизнь проживший «без Россий, без Латвий», «единым человечьим общежитьем». Невдомек ему, что настало время кровью платить за утопию «нерушимого единства».

Режиссер Манский – не просто автор «Родных», но тоже член своей семьи и полноправный персонаж своего фильма. Да и как забудешь, если финальные планы снимаются на Большом Москворецком мосту в Москве, рядом с местом гибели Бориса Немцова. Здесь режиссер решается на откровенность, трудную для закрытого человека. Он говорит о том, что вынужден был покинуть Россию: «Я больше не живу в России. Хотя и воспринимаю все, что в ней происходит, как свою личную трагедию».

Манский не называет конкретной причины своего отъезда, но она широко известна: несложившиеся отношения с Минкультом и как следствие невозможность работать. Прокатные перспективы «Родных» в России сегодня нулевые. И все-таки дважды картина была показана на «Артдокфесте» – по одному сеансу в Москве и в Петербурге.

P.S. В декабре прошлого года по чьей-то ссылке я вышла на сайт YouTube и с удивлением обнаружила длинный, как сериал, песенный флешмоб – перекличку Украины и России. Затеяли ее парни и девушки на железнодорожном вокзале в Запорожье. Они спели хит Николая Рыбникова «Когда весна придет, не знаю» из «Весны на Заречной улице». Им отвечали украинской «Марусей» из Киева и даже из Благовещенска. И пошло-поехало. И это после того, как «хохлы» вроде бы до конца объяснились в ненависти к «москалям»: мол, «никогда мы не будем братьями». Как понять этот обмен неформально запрещенными в Украине песнями – знаками некогда культурной общности? Что она жива, эта общность? И вообще – к добру этот знак или к худу?

Конечно же, к добру. На мой взгляд. Наше иррациональное вернее чувствует и точнее поступает, чем наше рациональное. Коллективная душа, разъятая непримиримым политическим конфликтом, казалось, необратимо и навсегда, вдруг легко вознеслась над играми политиков. И запела. Ну что тут скажешь?