Когда Рубен Эстлунд получил в Канне «Золотую пальмовую ветвь», круг – то есть, конечно, квадрат – замкнулся: фильм о прекраснодушии либеральной Европы получил главный приз фестиваля, где так любят обсудить незаживающие социальные раны за бокалом розе. Это красивая кода – выход за пределы кадра, превращение зрителей фильма в его действующих лиц.

«Квадрат»
The Square
Автор сценария, режиссер Рубен Эстлунд
Оператор Фредрик Вензел
Художник Юсефин Осберг
В ролях: Клес Банг, Элизабет Мосс, Доминик Уэст, Терри Нотари, Кристофер Лессё и другие
Arte France Cinéma, Coproduction Office, Det Danske Filminstitut, Essential Filmproduktion GmbH, Film i Väst, Imperative Entertainment, Minorordningen, Nordisk Film- & TV-Fond, Parisienne, Plattform Produktion, Sveriges Television (SVT), Swedish Film Institute, Yle to 1 Finland, ZDF/Arte
Швеция – Германия – Франция – Дания
2017

Современное искусство давно играет в эту игру, уничтожая иерархии и стирая границы между пространствами: фокус, по Эстлунду, в том, что игра так и остается игрой. Пропасть между музеями и миром за их стенами только растет, а отношения искусства и реальности становятся все более прохладными. Модный неон на стене, скрупулезно рассыпанные кучки гравия, видеоарт в темном закутке, многословный кураторский текст и посетители, которым, смирившись с неизбежным, скоро окончательно разрешат фотографировать, – насколько все это имеет отношение к террору и бедности, ксенофобии и паранойе, чувствам верующих и неверующих, к миру за стенами этой культурной резервации, миру, который становится все более, а не менее сегрегированным?

«Квадрат» родился как арт-проект. В 2014 году Эстлунд и его продюсер Калле Боман очертили в шведском музее Vandalorum территорию доверия: если человек входит в нарисованный на полу (или на земле – сейчас «Квадрат» стал постоянной инсталляцией на центральной площади в городке Вернамо) квадрат – это сигнал бедствия, а обязанность других – предложить ему помощь. Горькая ирония в данном случае в том, что без квадрата – всего четыре линии, ничего не значащая фигура – помощи не жди. Еще во время подготовки к другой своей картине, «Игре», героями которой были подростки, а местом действия торговый центр, Эстлунд заинтересовался эффектом постороннего (его еще называют синдромом Дженовезе): что за механизм мешает нам помочь кому-то, кому нужна помощь? Особенно если мы находимся в публичном месте, в котором кроме нас есть еще люди – такие же посторонние. Как возникает моральное оцепенение, которое заставляет нас отвернуться или пройти мимо?

Сцена, которая запускает сюжет родившегося из инсталляции фильма, как раз построена на знании этого поведенческого механизма – как это часто бывает, лучше всего в психологии разбираются аферисты. Главный герой картины Кристиан (Клес Банг), красавец и умница, артистический директор музея современного искусства X-Royal (учитывая, что роль здания музея сыграл Королевский дворец в Стокгольме, название – довольно ядовитая шутка), по дороге на работу становится свидетелем стычки: девушке угрожает какой-то бугай. После некоторых колебаний – тот самый эффект постороннего – Кристиан поддается на просьбы другого прохожего о подмоге, и вместе они отбивают девушку. Правда, в процессе у Кристиана пропадают бумажник и телефон. Классический «развод» оборачивается куда более затейливой этической ловушкой. Интеллигентный, толерантный и просвещенный Кристиан попадает на крючок не когда обманывается в своем желании помочь, а когда реагирует на ограбление самым стереотипным образом. Отследив по приложению «Найти айфон» местонахождение преступников, он вместе с дурковатым сотрудником музея едет по неблагополучному адресу на своей благополучной Tesla (идеальная метафора – автомобиль, который, с одной стороны, не вредит окружающей среде, а с другой – стоит столько, что можно было бы год обеспечивать пару человек) и оставляет у каждой квартиры записку с обвинением. Кто-то же из «этих людей» наверняка виноват.

«Квадрат»

Образ героя в широком, дюреровском смысле похож на автопорт­рет: успешный сорокалетний мужчина из мира искусства, разведенный отец двух дочек, интеллигент, который не заметил, как перестал жить в соответствии с собственными ценностями. Зона его комфорта – музей, хорошая квартира, компания социально и духовно близких людей. От мира внешнего его защищают вежливость, датский язык (важная деталь: чужак еще и по происхождению, датчанин Кристиан упорно говорит со шведами по-датски), очки в пижонской красной оправе. Эстлунд не сразу, постепенно показывает, что не так с этим вполне понятным modus operandi. Снобизм – чересчур громкое слово, его проще произнести, чем посмотреть в глаза нищему, когда подаешь монетку.

Предвзятость, стереотипное восприятие – то, что Эстлунд так или иначе исследует в каждом своем фильме. Люди ведут себя в соответствии с определенными ролями, но это интересует режиссера гораздо меньше, чем наше восприятие других, обусловленное этими ролями. Другой – всегда объект: интеллектуал, беженец, американка, бездомный, богач, мужчина, женщина. Маски, которые мы сами надеваем на незнакомцев. Любимый прием Эстлунда – пользовался он им и в «Добровольно-принудительно», и в «Игре», и в «Форс-мажоре» – спровоцировать у нас стереотипное восприятие той или иной ситуации, только чтобы затем вывернуть ее наизнанку. И еще разок. Черный подросток – наверняка карманник, плачущая женщина – скорее всего, несчастная жертва, а если нищая просит вместо мелочи чиабатту с курицей, только без лука, то вряд ли она так уж бедна. Или все-таки бедна по сравнению с кем-то, у кого есть Tesla? Кинематограф Эстлунда построен на интеллектуальной провокации, за каждым таким перевертышем – больше, чем просто неловкая ситуация, хотя их Эстлунд обожает. Неловкость возникает, когда за гладким фасадом из политкорректности, либеральных установок и терпимости на мгновение показываются страх, враждебность, лицемерие. Всего мгновение, но его достаточно.

«Квадрат»

Процесс, который невольно запускает Кристиан своими анонимками, – это режим самоуничтожения. Возможно, его включила и сама Европа. Он увиливает, умалчивает, пошучивает, делает все, чтобы не называть вещи своими именами, – чрезмерная прямолинейность вызывает у него понятный, отчасти эстетический дискомфорт. Американская журналистка Энн (в этой роли звезда «Безумцев» Элизабет Мосс), напротив, без всякой стыдливости проговаривает всё. В одной из сцен она припирает Кристиана к стенке: «Ты был внутри меня. Почему это так трудно сказать? Как часто ты это делаешь? Как часто ты приводишь малознакомых женщин к себе домой и занимаешься с ними сексом?» «Это довольно личный вопрос, нет?» – вяло обороняется Кристиан. – «Как и находиться внутри меня». В «Форс-мажоре» Эстлунд уже заводил разговор о гендере – о растерянности, в которой оказался сегодня Мужчина, белый, богатый, привилегированный или не очень. О роли (снова роли) самца, которой он больше не может соответствовать. В «Квадрате» эта роль уже сводится к чисто репродуктивным функциям: замечательная сцена, в которой Кристиан не дает Энн самой выкинуть презерватив, иллюстрирует это лучше всего. Он никогда не скажет, что не отдает презерватив из страха, что она использует его сперму, она – из принципа или действительно в соответствии с планом – не уступит ему мусорное ведро. Даром что использованный кусочек латекса – последнее, что связывает его, современного мужчину, со стереотипной, доставшейся ему по наследству мужественностью.

Не случайно в похожей на вставную новеллу центральной сцене перформанса русский акционист (образ явно вдохновленный Олегом Куликом и его человеком-собакой) изображает именно примата. Животное, которым никто из присутствующих в зале – любителей искусства, сдержанных бриллиантов и ужинов с рассадкой – не может поз­волить себе быть. Художник, которого в фильме и зовут Олег, бродит между столиками, заглядывает в глаза фрачникам, протягивает к ним руки. Они по-прежнему светски улыбаются, когда из аттракциона в стиле «фото с обезьянкой» перформанс превращается в акт агрессии. Оцепеневший от дискомфорта и страха зал не шевелится, когда примат атакует.

Чем джентльмены с крахмальными манжетами и дамы с гортензиями в волосах отличаются от участников опыта Стэнли Милгрэма, готовых заставлять других страдать, лишь бы не противоречить авторитету? Или от вжившихся в роли охранников и заключенных из Стэнфордского тюремного эксперимента? Чем безмолвное участие в постепенно становящемся все более жестоким перформансе не банальность зла? На эту сцену у Эстлунда ушел полный день репетиций и три съемочных дня, а большая часть присутствующих в зале – арт-истеблишмент, настоящие завсегдатаи гала-ужинов и вернисажей. В этом сочетании хирургически точно разведенной мизансцены и несыгранного напряжения – весь Эстлунд. Подлинная неловкость в воссозданных обстоятельствах.

«Квадрат»

«Квадрат» нарушает еще одну важную конвенцию – стереотипного арткино. Полный поведенческих парадоксов, отсылок к политике и психологии, по всем внешним признакам высоколобый (в конце концов, это еще и картина про музей современного искусства), «Квадрат» гораздо смешнее, чем принято ожидать от каннского, а тем более от взявшего «Золотую пальмовую ветвь» фильма. Сцена, в которой на паб­лик-токе знаменитого художника (традиционно играющий американца британец Доминик Уэст) в зале оказывается человек с синдромом Туретта, показывает, как Эстлунд работает с несколькими смысловыми планами: с одной стороны, это снова комедия неловкости и шпилька собственной политкорректности, с другой, и не в последнюю очередь, – довольно блестящий скетч.

Юмор в «Квадрате» не яркая обертка, в которую имеет смысл упаковать интеллектуальное содержание, не сладкая глазурь, при рассасывании отвлекающая от горечи лекарства, – он и есть лекарство. Нервный смех, по Эстлунду, – единственная здоровая реакция на тотальную неловкость окружающей действительности, самоирония – первый симптом избавления от зашоренности. В одной из сюжетных линий фильма молодые пиарщики пытаются «продать» «слишком доб­рую» инсталляцию «Квадрат» публике и придумывают обреченный стать скандальным ролик со взрывающимися котиком и девочкой. Нормальная логика медиа: все шокированы, выставка «продана». Чтобы «продать» одноименный фильм, Эстлунд обошелся без взрывающихся котиков. Впрочем, и фильм его трудно назвать слишком добрым.