У вдовца была любовница, но из-за дочки он долго не женился, и от обиды любовница однажды случайно изменила. Правда, он тоже изменял, но «по праву». У вдовца был также тайный враг, притворявшийся другом, и на основе непроверенных данных он сообщил о случае с этой любовницей. Вдовец ее прогнал. А в подчинении у него была красавица, но муж ее жил в другом городе, и она завела женатого любовника – того самого тайного врага, который притворялся другом.

«Оптимисты»
Авторы сценария Михаил Идов, Михаил Шприц, Лили Идова, Елена Ванина, Евгений Морозов, Юлия Лукшина, Алексей Попогребский
Режиссер Алексей Попогребский
Оператор Евгений Привин
Художник Павел Пархоменко
Композитор Анна Друбич
В ролях: Владимир Вдовиченков, Северия Янушаускайте, Артем Быстров, Егор Корешков, Риналь Мухаметов, Юрий Кузнецов, Маргарита Адаева, Максим Виторган, Анатолий Белый, Евгения Брик и другие
Продюсерская компания Валерия Тодоровского
Россия
2017

Когда муж вернулся, она любовника бросила, но муж оказался некондиционный во всех отношениях. Попытался неудачно самоубиться и обезножел. От усталости красавица случайно переспала с вдовцом, причем как раз в тот момент, когда безногий перерезал себе горло.

А в подчинении у нее были молодые люди, один из них, муж-подкаблучник, имел сестру в другом городе, о которой никому не говорил, потому что все давно считали ее мертвой. Сестра сама его нашла, они увиделись и обнялись, но ревнивая жена подкаблучника выследила его и решила, что это любовница. Она донесла на мужа вышеупомянутому тайному врагу (но как бы общему другу всех), и тот начал подкаблучника шантажировать. Подкаблучник прогнал сестру, а жена сообщила ему те самые непроверенные данные про любовницу вдовца, и уже он донес их до тайного врага. Когда же подкаблучник выяснил про предыдущий донос жены, он бросил уже ее. А его приятель, другой молодой человек, наделав глупостей, попал в неприятности, что было очень на руку тайному врагу – ведь к тому времени он узнал, что вдовец переспал с его бывшей любовницей. Он заставил приятеля написать откровенный поклеп на вдовца. Следите за рукой. Ничего не напоминает? Но все-таки под конец вдовец раскусил игру тайного врага и попросил у самой высшей власти поставить его на место. Высшая власть устроила покушение, в котором тайный враг был тяжело ранен, а его любимый малолетний сын погиб. Шекспировские страсти.

Точнее, не только шекспировские – тут и Лопе де Вега, и Кальдерон, Мариво, Голдсмит, Шеридан, Скриб, а если приглядеться, дойдем до Софокла с Аристофаном. Сюжет про «кто с кем спит» не имеет привязки к времени и месту, давно уже является фольклорным, а не художественным, если не подкреплен именами классиков и постановками, которые как раз отражают время и место. Если «любовников и любовниц» ставят на сцене, или в кино, или даже на телевидении люди, живущие в свое время и сидящие на своем месте, выходят порой шедевры – от давнего спектакля «Марат/Сад» Питера Брука до свежего сериала «Карточный домик» Дэвида Финчера. Выходят именно новые «Двенадцатая ночь», «Комедия ошибок», «Ночь ошибок», «Школа зло­словия», которые время уточняют и концентрируют, подтверждая публике экзистенциальные основы ее жизни. Там для этого подтверждения на классику нанизываются максимально узнаваемые современные детали, цитаты, богатейший контекст, который и позволяет публике осознать, откуда она взялась и что вообще происходит. Так было когда-то в «Гамлете» на Таганке, когда шекспировские могильщики, произнося известный текст «Провал бы его побрал, мошенника! Он вылил мне раз на голову целую бутылку рейнвейна. Это череп Йорика, что был шутом у короля», вдруг от него отклонялись: «А пойдем в «Каму», там нальют». – «Это куда?» – «Тут за углом» («Кама» была известным таганским рестораном в двух шагах от театра в 60–70-е годы).

«Оптимисты»

Алексей Попогребский, называющий «Карточный домик» одним из своих ориентиров, пошел другим путем. Он снял то, сюжет чего изложен выше, – первый сезон сериала «Оптимисты» в тринадцати частях. Только комедии ошибок, трагедии мстителей и драмы на охоте разворачиваются не когда-нибудь, а в точно указанных мае–июне 1960 года и не где-нибудь, а в Министерстве иностранных дел СССР. Зачем это сделано, только в первый момент непонятно. Ведь вроде он так старался с деталями и контекстом. Исторические события пересказаны вполне последовательно: сбитый Пауэрс, скандал на Парижском саммите, подготовка Белки и Стрелки, спасенные моряки. Правда, никакой попытки «сковырнуть» Н.С.Хрущева в то лето не было, но это можно списать на «художественное предвидение» следующего успешного государственного переворота. Старание заметно и в тщательном подборе реквизита, костюмов, интерьеров. Действительно, все чиновники от мала до велика носили шляпы одного фасона (лужковская кепка аж через эпоху казалась фрондой). На охоте в Завидове члены ЦК так и ходили в ватниках. У простых работяг в квартирах висели занавески в цветочек. Телевизоры, телефоны, сифоны и сигареты – все похоже. Так что «другой путь» – он не в извращении вещественной среды.

Хотя и она постоянно «прокалывается». В первой же серии глаз упирается в ворота на госдаче, причем благородного изумрудного цвета, и сделаны они, представьте себе, из металлосайдинга. Его даже в США в то время не было. Даже у Хрущева на кухне не могло быть той вытяжки, которая спокойно висит в квартире у вышеупомянутой красавицы, их просто таких не производили в те времена. Да и стоящий рядом холодильник «Юрюзань» впервые сошел с конвейера в октябре 1960 года, никак не в мае (все это можно выяснить ровно за полминуты). И насчет занавесок – в квартирах номенклатуры висели стандартные тяжелые портьеры, а никак не однотонные полотняные занавески. Межкомнатные дверные ручки с современной защелкой, а не с ключом и замком, современные кнопки вызова лифта, мягкие кресла в кинотеатре «Юность» – все выдает недостаток стремления сериала к узнаваемости деталей и рождает подспудное недоверие к стилизации времени. Даже то, что красавица ранним утром ходит по своей квартире не в тапочках, а в туфлях на каблуке. То, что плащи и двубортные костюмы «по тогдашней моде» в кадре у всех с иголочки, как на модном показе. То, что один из молодых людей держит в руках «Книгу о вкусной и здоровой пище» издания ровно 1953 года (у всех изданий разные обложки), а его мама утверждает: «У нас эта книжка с 39-го года, ее тогда все покупали».

Но, повторю, то, что глаз режут повсеместные мелкие несоответствия быта, – это еще не причина спросить зачем (если бы все было так просто). «Другой путь» связан в целом с тем, как снят сериал – вовсе не как «Простая история» или «Конец старой Березовки» – мелодрамы, лидировавшие в советском кинопрокате 1960 года. Снят он в целом так, чтобы Москва-60 не отличалась от Парижа. Кадры высветлены, вычищены, цветоустановка почти кислотная, ракурс здания МИДа просто обязан напомнить про Эмпайр Стейт Билдинг, композиция с красавицей, прилегшей на кушетку в больничной палате мужа, находящегося в коме, картинна, как какой-нибудь Магритт. Манеру съемки отличает постоянное «сделайте нам красиво», что бы ни снималось – квартиры ударников труда, общежития, рестораны, ипподромы, улицы и задворки. Фотограф в кадре говорит об убожестве обстановки у пьющего ударника (там на стене тканый коврик – хотя тоже анахроничный, с экзотическим тигром вместо деревенских пейзажей с уточками), но снята эта обстановка вполне в духе импрессионистических сюжетов Юрия Пименова. Все слишком живописно, и вместе с этим осознанием мгновенно приходит в голову «путь обеления (вместо очернения)», «светлых воспоминаний», «неутраченных иллюзий».

Еще более понятно, зачем сделан сериал, если вглядеться в персонажей. Вдовец в первой же серии, будучи в опале, не имея «первого допуска», без приглашения заявился на правительственное совещание и не хотел уходить. Следом сказал одному из молодых людей: «Вы сейчас пойдете и найдете себе новую работу сами. Заслужите мое доверие, Муратов». В конце он у высшей власти прямо спрашивает про аварию с тайным врагом: «Черных – это вы сделали?» – на что власть еще и отвечает с иронией: «Гриш, ты меня для этого сюда позвал?» Вдовец вообще постоянно принимает самостоятельные решения, ни с кем не советуясь. Красавица сидела раньше на его месте – начальницей в МИДе, – будучи не просто нерусской, но эмигранткой из США. Она вообще только и делает, что генерирует идеи и выглядит, как Джеки Кеннеди (а никакие не фурцевы в «пинжаках»). Молодые люди в коридоре МИДа учились играть в крикет, используя в качестве «препятствия на траве» гипсовый бюстик вождя народов (в то время еще лежавшего в мавзолее). Один из них жил припеваючи и ничего не боялся, будучи год назад завербованным ЦРУ. Тайный враг-особист по-настоящему сходил с ума из-за красавицы. Все персонажи – индивидуалисты, действующие на свой страх и риск.

«Оптимисты»

То, что сюжетные «дипломатические» перипетии на высшем уровне больше по сути напоминают второразрядную пьесу в провинциальном театре с дешевыми гэгами и тривиальным «саспенсом», бесконечными «совпадениями» и «узнаваниями», – это как раз привычная сериальная логика. Она смешна и нелепа, но все сериалы таковы. «Другой путь» состоит, однако, и в том, что в СССР 1960 года живут и работают в правительстве внутренне свободные, раскрепощенные в поведении, хорошо образованные, в меру остроумные люди, «советские» лишь постольку-поскольку. Из-за сериального типа сюжетосложения они не могут быть особо яркими индивидуальностями, но вполне вписываются в типажи какого-нибудь «Американского пирога» (недаром же сценарист Михаил Идов учился драматургии в Мичиганском университете). Вдовец – супермен с тяжелым характером (расстреливал венгров в 56-м), красавица – роковая блондинка с трудной судьбой (первым делом написала донос на вдовца), трое коллег из информационно-аналитической группы – типичные «ботаник-карьерист», «спортсмен-недоумок» и «робкий еврейский мальчик». В их жизни были «ошибки», но кто же их не делает, – а расплата для каждого неминуема, что очень характерно для мировой сериальной парадигмы.

Таким образом, СССР 1960 года – совершенно нормальная страна с совершенно нормальной красивой жизнью, с общепонятными личными драмами и обозначением КГБ «словом из трех букв, где первая К, последняя Б, а в середине»… Такой юмор Джеймса Бонда. Персонажам неведомо, что реальный политобозреватель ЦТ Валентин Александрович Зорин по кличке Профессор, полвека рассказывавший стране про США, до конца дней не знал английского. Что «страной победившего гамбургера» они называют Америку задолго до того, как Лилианна Лунгина ввела слово «гамбургер» в русскую лексику. Что мировой политологией, социологией и психологией к тому моменту было уже досконально исследовано понятие «хомо советикус» (им занимались Клаус Меннерт в 1958 году, Реймонд Бауэр в 1952–1959 годы, Йозеф Новак в 1962-м), которое в СССР проникло лишь в одноименном памфлете Александра Зиновьева в 1982 году. «Там» давно уже знали, что «советское» значит «отличное» (от других).

Наконец в 1991 году академик Татьяна Заславская в «Социологии экономической жизни» (с Розалиной Рывкиной) классифицировала это понятие аутентично, разделив «хомо советикусов» на номенклатуру, которая была «собственником» и грабила страну по своему ­усмотрению; «прослойку», которая обслуживала номенклатуру, и всех остальных, не имевших ни собственности, ни прав. Они назывались «рабочие», «крестьяне», «интеллигенция», их было подавляющее большинство, и все действовавшие в СССР законы формулировались для них коротко и ясно: «инициатива наказуема», «все, как у людей», «незаменимых нет», «невиновных не бывает», «меньше знаешь, крепче спишь», «главное – не выделяться», «партия, дай порулить», «не будут брать – отключим газ», «я еще могу быть половым ковриком». Ни один из этих «законов» не нормален для остального мира, поскольку вообще не предполагает наличия чувства собственного достоинства. Но в его присутствии немыслимы советские человеческие мутации, а чем выше – в «прослойку» и тем паче в номенклатуру – взбирался гражданин, тем больше мутаций ему предстояло. А в «Оптимистах» их будто бы не было, будто они не происходили на одной шестой части света на протяжении почти века. Были лишь «частные случаи» (писатели-диссиденты, генетики-перебежчики) и «отдельные недостатки» (утеря партбилета, равная смертной казни; пытки на Лубянке; сильно пьющий замминистра).

Но не было-то на самом деле совсем другого – той самой информационно-аналитической группы, про которую высосаны из пальца все шекспировские страсти. «Оптимистами» названы те, кого на самом деле не существовало. По природе своей антисоветские элементы, люди с достоинством, по воле создателей сериала проникшие на верхние этажи МИДа СССР 1960 года, они засланы отсюда и сейчас. Столь фантастическое проникновение было бы уместно в американской франшизе «Назад в будущее», но здесь и речи нет о фантастической франшизе. То, чего не было и не могло быть, выдано за реалистический ретросериал – именно благодаря вечным сюжетам «кто с кем спит» и качественному кастингу. Практически все актеры играют весьма недурно – в их «буре страданий и страстей» им веришь (Северия Янушаускайте, Владимир Вдовиченков, Анатолий Белый, Максим Виторган, Риналь Мухаметов, Егор Корешков, Артем Быстров и другие). Тем не менее что является референсом даже для замечательного Юрия Кузнецова в роли «высшей власти», то есть члена Политбюро (тогда – Президиума ЦК)? Вовсе не реально существовавшие Кириченко, Аристов, Игнатов (так же, как потом Долгих, Капитонов, Катушев). Нет, им является, как это ни смешно, другой замечательный артист – Евгений Леонов в роли Бургомистра из сказки «Убить дракона». Винить исполнителей ни в коем случае нельзя, просто они талантливо изображают сказку про белого бычка, не меняющегося никогда, имеющего минимум ­узнаваемых деталей и беднейший контекст.

«Оптимисты»

С помощью достоверных актеров и вечных драматургических штампов «Оптимисты» любой ценой замазывают то, что было в СССР в 1960 году, лишь бы только не дать публике осознать, откуда она взялась и что вообще происходит. Извращается сама суть исторической памяти. Здесь рядом с праздничной Москвой фрагмент американского Денвера (при передаче спасенных моряков) как раз выглядит, словно немытая Капотня, и охрана там лагерная. Здесь легко можно «закидать врага шапками на его собственной территории» прямо 22 июня, а страшную, принципиально советскую «катастрофу Неделина», происшедшую именно в октябре 1960 года и по-советски засекреченную вплоть до 90-х, объявить также «происками врагов» (главный маршал артиллерии Неделин настоял на запуске некондиционной ракеты Р-16 непременно до 7 ноября, приведя неоспоримый аргумент: «А что я на праздники скажу Никите?», – и демонстративно сел на стул в десяти метрах от запуска; после взрыва от него остались тень на бетонке, оплавившаяся Золотая Звезда Героя Советского Союза, один погон и наручные часы; всего погибло, по разным данным, от восьмидесяти до ста шестидесяти человек). Извращенным является представление СССР как жизни во времени, с переменами, «периодами», «большим террором», «войной» и «оттепелью», где торжествовали любовные страсти отдельных индивидов (хотя начиная с 1917 года торжествовало здесь только одно – культ смерти, после которой индивидов не бывает).

Сегодняшней публике создают образ, не имеющий никакого отношения ни к чему, кроме компромисса – последнего компромисса между ее «светлой памятью» (а это фактически единственная «собственность» умирающих, которые не живут) и актуальными идеологическими нуждами. Чтобы только никто и никогда не вздумал самостоятельно рыться в прошлом. Чтобы прошлое было такое же, как настоящее в теленовостях, – убаюкивающее, пусть даже ценой немыслимых извращений. Чтобы американский журналист, снявший нищету советской деревни, оказался злостным потомком белоэмигрантов, а наш супермен с тяжелым характером «опять его переиграл» (и всем будет понятно, о чем речь). Потому что главной задачей подобных сериалов является сокрытие того факта, что с 1960 года по сей день изменилось только одно – объем потока лжи, низвергающегося с высот потомков «номенклатуры» через обслуживающую «прослойку» на рабочих, крестьян и интеллигенцию. В сравнении с нынешними «идеологами» не то что Суслов, даже Геббельс кажется школьником (у него было намного меньше опыта).

В этом потоке хрущевская оттепель из скудного глотка свободы превращается в двусмысленную провокацию, где «у каждого своя правда». А уж «хозяина», «отца народов» и «лучшего друга физкультурников» можно трактовать вообще как угодно – как фараона, например, и небожителя. К нему сериал со своей фантастикой пока лишь подбирается, на его счет пока шутят – оттепель в разгаре. Как известно, однако, скоро перестанут шутить и выставят фотокарточки на ветровых стеклах грузовиков. Но и это приемлемо, ведь признание, что «у каждого своя правда» (а тут еще и художественная, с артистами), убирает экзистенциальную приступочку из-под ног любого простого смертного. Оно означает, что его, смертного, в принципе не было и нет, и произойти не может ничто и никогда. Именно сегодняшняя номенклатура неизменна – вот зачем сняты «Оптимисты». Индивидуальность – запретная и желанная роскошь номенклатуры, как бы она ни называлась. Власти, чиновники, воры и жулики, партия рецидивистов. Для того их и заслали в 1960 год. И с точки зрения здравого смысла такие светлоокие извращенцы действуют сильнее, чем газ ЭрЭйч из «Мертвого сезона».