О главном, по мнению многих критиков, событии конкурсной программы прошедшего 64-го международного Берлинского кинофестиваля – драме «Отрочество» (Boyhood) Ричарда Линклейтера – размышляет Зара Абдуллаева.

«Отрочество» Ричарда Линклейтера вывело публику пресс-просмотров из унынья. Жюри Берлинале соригинальничало, выдав этой саге с легким дыханием вместо «Золотого медведя» – серебряного: приз за режиссуру. Спрессованная версия толстовской трилогии («Детство», «Отрочество», «Юность») оказалась в конкурсе самой живой и приятной во всех отношениях, несмотря на острые углы сюжетных поворотов, ущемления и нерв взрослеющих детей, а также их стареющих разведенных родителей, сменяющих своих партнеров по ходу развития эпизодов, сумма которых составляет двенадцать лет. Столько времени длились съемки проекта. Каждый год актеры собирались перед камерой, чтобы запечатлеть одну сцену, случившуюся с этими людьми (персонажами и актерами) или придуманную, но возможную в реальности как таковой.

Казалось бы, перед нами банальность – история повседневности обычной (неполной) американской семьи, растянувшаяся во времени. Непрерывность этой истории изящно сбивается от эпизода к эпизоду, не нарушая монтажного ритма, в поступательном движении. Изменяются прически, внешний облик, крой одежды, предпочтения музыкальных хитов, мотивы душевной смуты персонажей, переживающих step by step этапы житейских коллизий, выпавших на их долю.

Но эта банальность наделена редкой конкретностью, иначе говоря, достоверностью присутствия на экране мальчика Мейсона (Эллар Колтрейн), его сестры Саманты (Лерелея Линклейтер), их отвязанного папы, поначалу фрика (Итан Хоук), а потом добропорядочного отца другого семейства и затурканной мамы (Патрисия Аркетт), прошедшей путь от студентки до училки, падкой на неудачных мужей, неизменно алкоголиков, в образах преподавателя колледжа и прошедшего иракскую бойню солдата, ныне охранника.

Однако эта конкретность обыденки, возникающая в пластике, реакциях, диалогах, месте действия (Техас), социальных реалиях эпохи Буша и Обамы, сочетается не только с обобщенностью, то есть с универсальной проблематикой каждого, кто прошел сквозь переходный возраст, но и с американскими ценностями или мифологией.

Взращивая проект двенадцать лет, Линклейтер сделал уникальный фильм в промежуточном жанре. «Отрочество» одновременно дайджест лучших на сегодняшний день американских сериалов, занявших место неподдельного независимого кино, протухшего на большом экране, и документального наблюдения за взрослеющими героями, главный из которых – Мейсон – прожил на экране с семи до восемнадцати лет. Со школьных лет до поступления в колледж.

Таким образом, независимое кино, само понятие которого перестало иметь смысл, впитав все приметы мейнстрима, ну, или арт-стрима, нашедшего приют в Санденсе, вновь засверкало в своей неуступчивой точности, в том числе благодаря… поэпизодному нарративу. А можно сказать, главам романа. Из каждого эпизода, как из бутона, можно при желании вырастить двенадцать серий. Но в отличие от опусов, прописанных в арт- или квазиарт-пространстве, авторы которых делят структуру своих фильмов на главки (на Берлинале вслед за «Нимфоманкой» этот тренд зафиксировал «Крестный путь» Дитриха Брюгеманна), Линклейтер клеит эпизоды бесшовно, без пауз и затемнений, добиваясь ощущения обретенного времени. И – длящегося.

Так возникает необычный – при отсутствии экстраординарных событий – эффект течения жизни как таковой. Самой по себе. Эффект парадокументальный, поскольку естественность молодых и знаменитых актеров может быть достигнута либо удачным кастингом, как в случае Колтрейна и Линклейтер. Или не актерским существованием звезд – Хоука и Аркетт.

«Отрочество» пропитано, тоже в совершенно мягком, беспедальном режиме, нюансами, деталями, которые портретируют эпизодические лица, представителей разных социальных страт и мест проживания. Родители Мейсона-старшего живут на ранчо и дарят на день рождения Мейсона-младшего библию (бабушкино вложение) и ружье (дедушкин вклад в мужское воспитание). Баннеры во время предвыборной компании Обамы, которые под руководством прогрессивного папы-музыканта разносят дети, встречают прямо противоположные реакции американских граждан: от угрозы выстрелить из ружья до вдохновенной речевки в честь будущего президента. Линклейтер несколькими штрихами предъявляет другое, за пределами семейных отношений, время, – большое время романа, всегда (по Бахтину) незавершенного… Становящегося.

Эта особенность становящегося жанра обеспечивает производство – а не воспроизведение или иллюзию – опыта. В «Отрочестве» такой опыт предоставлен главным образом (но не только!) Мейсону-Колтрейну, с которым в его период молочно-восковой спелости Мейсон-старший обсуждает роль презервативов в истории половых связей, не дает ответа на вопрос сына, будет ли продолжение «Звездных войн», вдохновляет органической свободой, подорванной в доме с чужими дядями, во время отпущенных для свиданий с детьми уикендов и т.д. Длительный процесс съемок поспособствовал и взрослению Линклейтера, – зрелости его чувствительной, однако не сентиментальной режиссуры.