«Вау!..» вместо «ах!..»

Недавно встретил своего школьного приятеля, с которым не общался лет пятнадцать-двадцать. Стали говорить за жизнь и кратко пересказывать собственные подвиги и достижения за отчетный период. У меня все подвиги оказались по средней сдельной, то есть чрезвычайно скучными. Ну, еще один фильм, ну, какая-то книга, поездка на фестиваль, вялотекущий скандал... У друга же все сложилось замечательнее: во-первых, он стал сильно пить, во-вторых, освоил несколько приемов каратэ, в-третьих, ушел из дому глубокой ночью, потому что некий вкрадчивый голос позвал его на восток Московской области. Возбуждение от этого таинственного собеседника оказалось столь могучим, что Леха надолго пропал из семьи. Был даже объявлен всероссийский розыск, который и обнаружил моего друга через пару месяцев в одной из подмосковных психиатрических клиник, бодрого, подтянутого, но, к сожалению, забывшего свое имя и отчество. Я понял, что передо мной стоит герой своего времени, быстро свернул разговор, и мы расстались во взаимной уверенности, что, в общем-то, жизнь сложна, но мы не зря прожили отпущенные годы.

Расставшись, я подумал вот о чем: какая-то странная получается петрушка. Из всего 10-го "Б" класса очень средней школы номер 306 города Москвы я один выбился в так называемые "люди", если под этим понимать постоянный источник дохода, неявное психическое расстройство и возможность доверительной беседы о собрании сочинений Карлоса Кастанеды. Начал перебирать имена друзей и выяснил: двое погибли насильственной смертью, один покончил с собой, трое отсидели в тюрьме и возвратились на свободу с чистой совестью. Еще двое сошли с ума, одна родила троих детей и развелась... Впрочем, Ленка отношения к разговору не имеет, чего ее-то я припомнил?.. В общем, пейзаж не для слабых. Пейзаж после битвы. Хотя и битвы-то, по существу, никакой не было. Молодость наша пришлась на конец 60-х -- начало 70-х, когда все было более или менее пристойно. Раз в месяц кто-то летал в космос, стеклянные бутылки с молоком превращались в бумажные пакеты, по "Голосу Америки" крутили рок-н-ролл, и, закрывшись подушкой, при свете ночной лампы можно было читать в ксероксе какого-нибудь Набокова или Булгакова, вздрагивая от посторонних шумов. Казалось бы, рай для обывателя, благословенное материнское лоно... Но отчего же с жизнью вышло так грустно? Я начал перебирать психологические установки своего поколения, вспоминать поведенческие структуры и пришел в еще больший ужас. Выяснилось, что чуть ли не все поколение, во всяком случае, те дети непризнаваемого в советские времена среднего класса, которые учились со мной вместе, были запрограммированы на тотальную неудачу. Например, я вспомнил, как почти полгода в девятом классе обсуждал с близким другом вопрос совместного самоубийства. Как это сделать, каким образом? Превратиться в зяблика, прыгнув с восьмого этажа, или уйти тяжелым налимом на прохладное дно? Все способы казались отвратительными и малоэстетичными. И под предлогом того, что подобный поворот очень огорчит моих родителей, я вышел из дела и из кандидатов в зяблики. Что это было? Подорванное жизнелюбие, ослабленная жизнестойкость с примесью литературного романтизма? А чего стоит показная нелюбовь ко всякого рода общественным мероприятиям, к субботникам, диспутам, к теплым дружеским встречам... Ничего не может быть ужаснее теплой дружеской встречи. А если прибавить к этому навязчивое отвращение к деньгам, то патологический портрет будет почти дорисован. Быть не такими, как "все", читать не то, что "все читают", слушать не то, что "слушают все"... В голове -- обреченность, на языке -- элементарный полублатной сленг, вполне архаический и общеупотребимый для нашего времени: "ментура", "кайфовать", "канать", "буркалы", "халявник", чуть позже "герлуха", "пипл" и прочее безобразие, приправленное матерщиной. "Но это же типичный портрет любого подростка, -- скажете вы. -- И к тому же лишенный строгого социологического анализа". "Точно, -- соглашусь я, -- правильно. Но лишь отчасти. Есть здесь кое-какие любопытные детали".

Детали следующие. Похоже, что я описал, сам того не желая, портрет злокачественного нонконформиста с признаками маниакально-депрессивного психоза. Вернее, описал установку на подобный тип личности, которая могла или успешно воплотиться (тюрьма, алкоголизм, ранняя смерть), или тихонько сойти на нет. Насколько эти черты характерны для всего моего поколения, родившегося в середине 50-х годов, об этом можно долго спорить. Это вопрос дискуссионный. Но мне, однако, представляется, что молодежь на Западе конца 60-х в массе своей страдала тем же самым недугом, что нашло свое выражение, например, в рок-музыке. "Если можешь, умри молодым", "ржавчина (в смысле обывательская самоуспокоенность) никогда не спит", "лучше сгореть, чем слинять", "люби, а не воюй" (можно добавить: "а не работай")... Продолжать ли цитирование? Думаю, что не стоит, хватит.

Можно предположить, что нонконформистско-депрессивный склад личности на Западе формировала вьетнамская война, на Востоке -- коммунистическая система и отсутствие "интеллектуального воздуха". Можно также заметить, что подобные черты свойственны всем молодым людям во все времена, например, Вертеру или Онегину... Но меня интересует сейчас другое. Меня интересуют меры, которые предпринимает сегодняшнее государство, чтобы эти опасные для него черты (в социальном плане ведущие к анархизму) вытеснить и загнать на общественную периферию. Меры, кстати, довольно простые. Стоит лишь включить телевизор либо с той, либо с другой стороны Атлантики.

Все теперь говорят о "next generation", о поколении "next", то есть о тех людях, чья молодость приходится на 90-е годы и кто будет формировать физиономию нашего грешного мира в XXI веке. Если спросить обывателя, как он представляет себе это поколение, то из многочисленных ответов сложится следующий образ. Подвижен, весел, белозуб. Всегда передвигается на роликах, чтобы потом пересесть в лимузин. Пьет пепси-колу (иногда миринду, спрайт) и отбрасывает пустую бутылку в кусты. Одет небрежно, но дорого. Красит волосы во всевозможные цвета. Если не красит, то моет перед входом в дорогую гостиницу. Работает за компьютером. Отдыхает на дискотеке. Независим, во всяком случае внешне. Из телесериалов предпочитает "Х-файлы". Из музыки -- агрессивные ответвления "техно". Любит жизнь. Где-то рядом с ним крутится наркотик "экстази", но это для "плохих парней", это, так сказать, оборотная сторона лучезарного образа... Уже из этого краткого перечня внешних данных нетрудно сделать вывод о том, что нынешний молодежный тип находится в принципиальном противоречии с типом, которому принадлежали люди моего поколения.

Да и что может быть общего? Чего стоит, например, культивирование жизнелюбия и спортивности? Заставить какого-нибудь хиппаря из 60-х ездить целый день на роликах, подари ему эти ролики в день рождения, что будет? А будет то, что этот хиппарь ролики подарившему сдвинет, морду набьет, а в совдеповском варианте -- на пику насадит, чалму снимет и всех с потрохами сдаст. Будет сплошная несознанка и отрицаловка. Потому что ему западло ездить на роликах. Потому что это величайшее унижение -- ездить на роликах. Он не опущенный и не голубой, чтобы ездить на роликах. Нужно ездить в иных мирах, запредельных, инфернальных и выдуманных, а не катить куда-то по грязным улицам грязной красавицы Москвы. Или заставь тот же персонаж бродить с белозубым коллективом по супермаркету в поисках двух бутылок миринды, которые продаются по цене одной... Что он на это скажет, наш Леха? А Леха скажет, что даже за портвешком в благословенные времена застоя не ходили коллективом, а ходил всегда один униженный и оскорбленный подросток, а другие братья Карамазовы поджидали его в подворотне. Это и называлось тогда высоким словом "алконавтика", и испытатели нового пространства никогда не дорожили своею жизнью.

Но, конечно, наибольшую ненависть нашего Лехи вызвала бы ориентация "next generation" на успех в жизни и карьере. Тут бы его вообще стошнило. Это ведь, между прочим, любовь к презренному металлу. Индивидуализм, но в рамках коллектива. Оригинальность, но в рамках успешной карьеры... Что может быть гаже? Они ведь и слушают то, что "слушают все", -- техно. И смотрят то, что "смотрят все", -- "Х-файлы". Все равно как если бы в советские времена Леха регулярно смотрел "Коммуниста"... Но оставим нашего Леху в покое.

Зададимся непредвзятым вопросом. А откуда мы черпаем свои знания о поколении "next"? Где этот источник, где этот кладезь лучезарных оптимистических данных о новой генерации? "Да сама окружающая жизнь и есть этот источник", -- ответит кто-то. Вот они катят на роликах, вот они вбегают в офис, вот они бродят по супермаркету в поисках двух пепси по цене одной и не находят, не находят... Разве не так? Нет. Не так.

Единственным источником информации о "next generation" является, конечно же, телевизионная реклама. Только она. И ничего более. Никаких других источников не существует в природе.

Здесь бы вооружиться точным историческим знанием. Доказать, что "в начале было слово", в данном случае слово "next", которое слетело не с уст Бога, а с губ известного телемагната и уже потом воплотилось в видимые всем жизненные явления... Но у меня нет подобных знаний, увы. А что же есть? Есть элементарная логика, которая не оставляет ни малейших сомнений в выдуманности и надувательстве нашей молодежи. Надувательстве столь же непотребном, как в достославные комсомольские времена.

Как объяснить тот факт, что практически все в имидже новой генерации направлено на потребление? Например, те же пепси и миринду нужно кому-то сбывать. Так же, как сериал "Х-файлы", который, по существу, является сточной канавой высокобюджетного кинематографа. То есть те сюжеты, которые делает Голливуд для большого экрана, перекачиваются на телевидение в удешевленной, упрощенной до идиотизма форме. Смотришь очередную серию "Х-файлов" и видишь: это сделано с "Молчания ягнят" или с какого-нибудь "Воя" Джо Данте... А вот это уже Спилберг, но Спилберг для бедных, для тех, кто живет в долг. А кто у нас чаще всего живет в долг и вынужденно подтягивает пояс? Да молодежь, кто еще. Краску для волос нужно кому-то сбывать. На домохозяек почтенного возраста здесь надежды мало. А вот на подростка, который всегда гонится за внешней оригинальностью, поставить можно. Эта ставка практически беспроигрышна. Так же, как и стремление к белозубой улыбке обеспечивает работой зубных врачей, которые по своей многочисленности в продвинутой Европе начинают сравниваться с юристами. Конечно, пропаганда потребления определенной продукции решает проблемы монополистов этой самой продукции. Но было бы наивно думать, что цель создания "next"иков -- утилитарная прибавочная стоимость и новые рабочие места. Главная цель в другом -- привить злокачественным анархистам (а почти любой молодой человек -- протестующий анархист) любовь к жизни в западноевропейском исполнении. Например, ставка на успех в карьере, которая прослеживается в имидже нового поколения, лучше всего способствует как потреблению, так и тому факту, что этот самый молодой человек не будет сильно лезть на рожон, когда какие-нибудь бомбы обрушатся на второстепенную и провинившуюся страну. Человек, любящий жизнь, понимающий ее через потребление, даже сядет в кабину этого бомбящего самолета, если ему за это заплатят хорошие деньги. Прививание чувства коллектива (а "next"ик никогда не остается один) приучает в конечном счете к уважению государства, которое само является гигантским коллективом. Ставка на жизнерадостность делает мучения совести неуместными, особенно тогда, когда они выражаются прилюдно. От комфорта, слегка приправленного внешним протестом (яркие волосы и вызывающая одежда), отказаться практически невозможно, если комфорт с юных лет становится нормой. Режиссерами феномена "next generation" найден еще один весомый психологический ход -- ничто так не льстит подростку, как признание его уникальности да еще и с яркой терминологической биркой. Выдумывается новый термин (в данном случае "next"), и под него подверстываются меры, которые с внешней стороны должны удовлетворять тягу молодежи к экстравагантности, а внутри же призваны поработить этого самого молодого человека, ввести в истеблишмент, сделав "колесиком и винтиком" отлаженного социального механизма. Испуг власть имущих от молодежного протеста 60-х дал поразительный результат. Придумана такая система протестов, которую не опрокинет и сотня подобных статей. И противовесы эти успешно усваиваются молодежным "коллективным бессознательным".

А стоит ли их, эти противовесы, на самом деле опрокидывать? Может даже сложиться впечатление, что автору этих строк милее психологическая модель неудачника, чем оптимистического зомби с пластмассовой бутылкой в руке. Нет, не милее. На мой взгляд, обе эти модели никуда не годятся. Массовая манера жизни вообще вредна для души и свободы. Скажи, например, позднему Толстому о радостях материального бытия, так этот Толстой или промолчит, или сплюнет. В крайнем случае, даст почитать своего "Ивана Ильича", который смог очнуться от этих "радостей" только при помощи рака. Но здесь мы вступаем в топкую область персонализма, так что лучше замолчать.

Замечу лишь то, что для наших "next"иков ситуация ужасна потому, что они живут со своим оптимизмом на Руси. Здесь им можно лишь посочувствовать. Ведь нет у нас социальных институтов, которые могли бы принять этот потребительский оптимизм. Нет и в ближайшее время не будет. Так что все, кажется, ограничится "вау!" вместо "ах!", всякого рода "мульками", "феньками", "стрелками" и "ноу-хау". А как бы вы хотели? Поколение интровертов (мое поколение) смыкается с поколением экстравертов ("next"иков), смыкается в некоей социальной бесперспективности и тех, и других.

Впрочем, не хочется быть мрачным пророком.

...Я присел на скамейку и задумался. Мимо меня промчался на роликах крашеный молодой человек, отбросив пустую бутылку в кусты и обдав меня свежим весенним ветром. Куда он мчится? Зачем? Дал бы ответ.

Но нет, не дает ответа. Звенит вдали цепочка на впалой груди, сторонятся его пожилые сограждане, озабоченные задержкой заработной платы. Сторонятся и дают дорогу...

Старею я, что ли?..