В кадре и за кадром. Фотохудожник Игорь Гневашев

Игорь Гневашев

Если бы не была изобретена фотография, Игорь Гневашев стал бы художником. Рисовал он с раннего детства — много и самозабвенно. Закончил Полиграфический институт… И вдруг в руки попал фотоаппарат, изменивший, казалось бы, уже определившуюся судьбу: «Я понял, что в моих фотографиях больше правды, чем в рисунках». Для того времени, когда Игорь Гневашев начинал снимать, а это 1964 год, пожалуй, слишком «больше правды», чем могли переварить издания, для которых он тогда работал. Ни «Советский Союз», ни «Огонек», ни «Комсомолка» не были готовы к «непричесанным» героям Гневашева, а Гневашев

Ролан Быков на съемках фильма «Чучело».

не готов был их «причесывать». Но… — либо «причесывать», либо с голоду помирать. И вот тогда кто-то из друзей привел Гневашева в кино. Тут-то все и сложилось: то, что «в кадре», давало заработок (к тому же оказалось потрясающе захватывающим), а то, что «за кадром», утоляло ненасытную жажду в фиксации «жизни такой, какая она есть». Именно это стремление охватить то, что «в кадре» и «за кадром», в свое время дало возможность Юрию Гейко в «Российской газете» написать, что «Гневашев на площадке видит все». Да, он действительно видит все: и напряжение актерской сцены, и «закулисье» съемочного процесса, и своеобразную жизнь массовки в ожидании своего выхода, и то (как правило, невостребованное другими фотомастерами, работающими в киногруппе), что происходит за ограждением, оцеплением съемочной площадки. Гневашеву интересно все, и он действительно «все видит» и все успевает запечатлеть своей камерой.

Еще в 80-е годы ушедшего века известное английское издание «Современные фотографы» назвало Игоря Гневашева среди восьми лучших фотографов мира — наряду с Памелой Хансен, Терри О?Нил, Георгом Форсом, Жоа Фрейтасом…

А в этом году он был удостоен «Золотого глаза России» — премии Гильдии профессиональных фотографов.

На съемочной площадке («Парад планет»)

Ролан Быков назвал мастерство Игоря Гневашева «мастерством простоты». Но кажущаяся простота и непритязательность почерка мастера, не демонстрирующая ни острой формы, ни броских приемов, ни форсмажорных открытий, на самом деле манифестирует нечто настоящее, истинное, подлинно глубинное и в авторском посыле, и в пластическом исполнении, что выходит за рамки формальных достижений фотоискусства или псевдозначительности кинематографа.

Да, здесь можно говорить о смещении акцентов — «главного» и «второстепенного», «важного» и «неважного», «необходимого» и «случайного». Впрочем, что главное — кинозвезда в кадре или глядящий на нее из-за дерева старик, работающий с актрисой Марк Донской или подвыпившая бабенка из массовки, лихо распевающая под свою гармошку, прекрасная героиня фильма «Табор уходит в небо» или случайно оказавшиеся рядом цыганята?

Да, здесь можно говорить о смешении понятий «фигуры» и «фона», когда главные «фигуры» кинопроцесса могут быть отодвинуты на второй план, уступая место реальной жизни массовки и местных «за ограждением», неповторимой колоритности персон «фона». И тогда сам процесс производства фильма обретает иное измерение: рушатся границы, отделяющие естественность и самобытность жизни «за кадром» и искусственность, сделанность

Светлана Тома на съемках фильма «Табор уходит в небо»

«жизни» в кадре. То, что в кадре, обретает дыхание жизни, а то, что за кадром, становится произведением искусства.

Впрочем, мы все — поколение 60-х — в свое время «это проходили», создавая ту самую кинопоэтику, когда героями экрана зачастую становятся неактеры, а актеры словно «выхватываются из толпы», когда место действия из павильонов и натурных площадок переносится на улицы города («Я шагаю по Москве», «Жил певчий дрозд»), на околицу села («Живет такой парень»), на первомайскую демонстрацию и на вечер поэтов в Политехническом («Застава Ильича»). Вот строчки из академической «Истории кино» о фильме Андрея Кончаловского «Асино счастье» — наиболее близкого поэтике Игоря Гневашева: «История Аси почти не выделяется, растворяясь в общем потоке жизни». Это и о фотографиях Игоря Гневашева, и о кино нашей юности, «растворившемся в потоке жизни».

На съемочной площадке («Табор уходит в небо»)