Тремор. «Кремень», режиссер Алексей Мизгирев

«Кремень»

Автор сценария Алексей Мизгирев при участии Юрия Клавдиева

Режиссер Алексей Мизгирев

Оператор Вадим Даев

Художник Денис Шибанов

Звукорежиссер Евгения Потоцкая

В ролях: Евгений Антропов, Дмитрий Куличков, Сергей Шеховцов, Анастасия Безбородова

«СТВ»

Россия

2007

Заинтересованные лица уже давно задаются вопросом: где же в наших пределах кино социального или, скажем, морального беспокойства? Переживают по этому поводу и зарубежные коллеги — их воспитание сигнализирует об опасности, когда в обществе нет критики происходящего. Они знают, куда это ведет. Для нас это тоже не секрет, но относимся мы к перспективам с большей обреченностью. В иностранцах же (цивилизованных иностранцах) есть вышколенная гражданская ответственность, которая является столь же естественным делом, как добрый аперитив. Возможно, разница в отношении и к критике современности в этом и заключается — наши аперитивы ох как не добры, если не сказать жестче.

«Кремень» вроде бы фильм социального беспокойства. Точнее, как заметил один коллега, — социального тремора. Различия в дефинициях? Думаю, читатель почувствует сам. Понятие «тремор» не содержит аналитики. Тремор суть бессознательное проявление тревоги. Не то чтобы осознанное беспокойство как доминанта жизни, вовсе нет. Просто дрожь в пальцах, и ее не унять.

Парень по имени Антон приезжает в Москву, демобилизовавшись из армии. Он родом из городка Альметьевск (энциклопедическая справка: Альметьевск расположен в Прикамье, в 279 километрах к юго-востоку от Казани, нефтедобывающий центр, что не делает его жителей нефтяными королями почему-то). Из окна поезда Антон видит тусклые многоэтажки столичных окраин и приветствует их как добрых своих знакомцев: «Альметьевск! Альметьевск!!!» Приехал юноша в столицу «по зову сердца»: чтобы завоевать свою детскую любовь — одноклассницу Зину. Та как-то послала ему свою фотографию с дежурным поздравлением с Днем защитника Отечества. Можно только догадываться, сколько слез и спермы было пролито над этой фоткой.

Теперь Зинина семья переехала в Москву, девушка учится в институте, ее папа открыл мастерскую по ремонту автомобилей. Влюбленного одноклассника Зина встречает с брезгливым удивлением. Она трактует его как провинциального грубияна, неразвитого интеллектуально, духовно, эмоционально, да и вообще какого-то «придурка из Альметьевска после армии». Он, в сущности, не спорит и даже собирается возвращаться домой.

Останавливает его случай — инцидент в вокзальном туалете. Плата за вход туда десять рублей, которые герой не считает нужным тратить на гигиенические потребности. Он легко подтягивается и перепрыгивает через турникет. Не тут-то было. Служащий вызывает милиционера, тот для порядка «по-отечески» (ничего личного) метелит парня, который и не думает протестовать против расправы. Напротив, он быстро проникает в ситуацию и произносит фразу (впоследствии оказавшуюся сквозной в фильме) «твердость — не тупость», выкладывает требуемую десятку и уходит. Не приняв, однако, столь же мирного — как мордобой — предложения милиционера вступить в ряды защитников порядка.

Едва поезд трогается, Антон выскакивает на перрон. Что-то его цепляет за Москву. Он возвращается в туалет, довольно профессионально прикладывает хранителя фаянсовых ваз фейсом об кассовый аппарат, забирает свою десятку (а вовсе не всю выручку!) — и идет-таки работать в милицию.

Сортирный эпизод уже дает детальную картину реальности. Мизансцена: герой не хочет подчиняться правилу (внести установленную плату за услугу). Правило воспринимается им как унизительное — скорее всего, оттого, что ответственность за его выполнение несет неавторитетное существо ублюдочного вида. Нарушение правила для Антона — победа над унижением. Победителем на час становится анархист, чуждый цивилизационным нормам, но склонный защищать силой свое собственное представление о достоинстве. Думаю, в историческом смысле это репрезентативная фигура, а сила — ключевое слово в мироощущении персонажа, которого смело можно зачислить в круг персонажей Федора Михайловича — по мере развития сюжета.

Претерпев разнообразные приключения, Антон становится сержантом милиции, наделенным определенными властными полномочиями. Однажды он приказывает подчиненным отпустить очередную жертву их произвола — тихого алкоголика без паспорта, прописки, вида на жительство и разрешения на пребывание в Москве. То есть он уверен в том, что он (сержант милиции) волен карать или миловать. Он и есть Власть.

У героя нет ни представления, ни хотя бы смутной догадки об общественном договоре. Он живет «по понятиям», руководствуется инстинктами или эмоциями.

Индиферентный к категориям морали, закона, Антон — чудесный (в смысле — наделенный возможностью творить чудеса) зверь. Зверек в антропологическом обличье. Инстинкт ведет его по джунглям мегаполиса безошибочно. Он — как и Плюмбум из одноименного фильма В. Абдрашитова — почти не чувствует боли (не сопереживает своей боли). Инстинкт подсказывает ему, как вести себя с Властью, чтобы выказав свою восторженную к ней лояльность и полное согласие с ее технологиями, исключительно силовыми, в один прекрасный день самому обрести власть.

В фильме внятно представлено незримое присутствие Власти как божества и как языческой религии одновременно. Несложными мизансценами обычного боевика-триллера режиссеру удалось сформулировать и показать этот новый пантеизм. Обиталище власти — ментовка, а менты — ее жрецы. Избиения, через которые не однажды проходит Антон, он воспринимает как инициацию (нет нужды, что такого слова он знать не знает). Видно, армейский опыт научил его не сопротивляться силе, но покоряться ей. В этом он тверд, как кремень, и твердость его и впрямь не тупость, а особый вид приспособленчиства.

Энергетический механизм происходящего обеспечивается уродливыми представлениями Антона о жизнеустройстве. Чтобы подлизаться к родителям девушки, он сначала находит и возвращает в семью отнятую ментурой машину, а далее переходит к силовым действиям на личном фронте — задерживает Зининого отца. Зина, готовая на все, тут же появится у Антона в общаге. Чтобы выпустить жертву, когда нужно уже именно это, парень закладывает своих подельников в форме. Крутится, как может, в сером «городе греха», где реальна только периферия — вокзалы, спальные районы, стройки, грязные мастерские, убогая ментовка. Оставаясь в этой плоскости восприятия, можно воспринять фильм как рассказ о непьющем отморозке, действия которого регулируются его уверенностью во всемогуществе ментовской власти. История становится не фильмом «морального беспокойства», а, скорее, картиной «аморального спокойствия» — отчего зрителям должно становиться так же страшно, как при встрече с нормальным маньяком-убийцей или с нормальным недалеким бандитом.

«Кремень» представляется фильмом важным в контексте критики общества. Отчасти беспрецедентным явлением в домашнем кинопроцессе. С большой долей реализма в нем представлена картина общественных отношений, в которых априори не существует диалога граждан со структурами, призванными защищать общественный порядок. Представлен герой, в котором удивительным образом личностный анархизм соединяется с религиозным доверием к Власти — что делает из него идеального наемного террориста «в законе». А это новый тип личности, порожденный новым временем. Молодой актер Евгений Антропов играет не характер, не индивидуальность, а социальный типаж. Маленькую социальную машину, управляемую инстинктом самосохранения.

Поучительно сравнить «Кремень» с каким-нибудь современным западным фильмом «морального беспокойства» — скажем, с фильмом «Дитя», историей братьев Дарденн про юношу, который торгует своим новорожденным ребенком («…бабло нужно сейчас, а потом можно еще одного родить…»).

У Дарденнов — беспокойство за человека внутри общества, которое само по себе располагает (или будто бы располагает) стойкой системой ценностей. Это беспокойство общества — беспокойство цивилизационного свойства. Тремор в фильме Алексея Мизгирева ведет к прямо противоположному — он спровоцирован очевидной дисфункцией общества в целом. Не предполагается (и не может предполагаться — о чем, собственно, и фильм) гражданская ответственность, что должна присутствовать и в обществе, и на персональном уровне. Ответственность за то, что происходит с людьми, и за то, что происходит с Властью, персонифицированной на низовом уровне охраны порядка. Все наоборот: герой ориентируется только на свои инстинкты и на них строит свое преуспеяние.

Очерк нравов, едва ли не первобытных, становится в конце концов богатым материалом для размышлений.