Методом «эклера». «Вальс с Баширом», режиссер Ари Фольман
- №7, июль
- Лариса Малюкова
![]() |
«Вальс с Баширом» (Vals im Bashir)
![]() |
Автор сценария, режиссер Ари Фольман
Оператор Давид Полонски
Анимация Йони Гудман
Композитор Макс Рихтер
Bridgit Folman Film Gang, Les Films d’Ici, Razor Film,
Arte France, ITVS International
Израиль — Франция — Германия — США
2008
Сквозной идеей Каннского киноконкурса стала синкретизация экранных форм. Документальное кино вторгалось, вмешивалось и смешивалось с игровым — игровое прикидывалось хроникой. Но самой радикальной вылазкой в «пограничье» искусств оказалась работа израильтянина Ари Фольмана «Вальс с Баширом». Фольман — один из талантливейших кинематографистов Израиля. Привлек к себе внимание дипломом — абсурдистским трагифарсом о войне в Персидском заливе. После серии документальных работ и репортажей на телевидении снял полнометражный фильм по мотивам романа Павла Когоута «Сны святой Клары» — этой картиной о ясновидящей девочке с фиолетовыми глазами открылась берлинская «Панорама». В 2001-м на экраны мира выходит Made in Israel — футуристическая вариация на тему живучести нацизма. Первые «химические» опыты по соединению тканей различных видов кино он предпринял в сериале «Материал, из которого сделана любовь». Каждая серия предварялась пятиминутной документальной анимацией — нарисованные ученые с серьезнейшим видом обосновывали собственные теории эволюции любви.
«Вальс с Баширом» — результат этого «накопительного процесса», рискованное путешествие по разделительной полосе между документалистикой и анимацией. Журналисты провозгласили Фольмана первооткрывателем подобного «синтетического» кино. Хотя опыту вторжения анимации в кинодокумент уже около восьмидесяти лет. Вспомним вертовскую «Киноправду», не только ожившие карты наступлений красных войск, но и опыты художников Бушкина и Иванова, увлекшихся освоением пространства политической кинографики. «Даешь мультипликационную пропаганду!» — провозгласили экспериментаторы. И давали. Рядом с социальными опусами «В морду Второму Интернационалу» или «Случай в Токио» возникала история жизни страны со всеми ее заботами и бедами: «Как Авдотья стала грамотной», «Дурман Демьяна»...
Так что никакой не первооткрыватель Фольман. Более того, полнометражная картина «Вальс с Баширом» с точки зрения собственно анимационного искусства несовершенна, местами примитивна по движению, мимике, одушевлению. Не говоря уж о том, что большая часть действия воссоздана методом «эклера», то есть сначала материал снят на видео, а потом специальным способом «перерисован». (Впрочем, «эклер» отнюдь не мешает Александру Петрову создавать замечательные картины.) Временами пластика фильма рабски повторяет формы игрового кино. Не случайно профессиональный зритель в Анесси картину не принял. Но!.. Это ни в коей мере не умаляет достоинств фильма Фольмана.
Он совершает прорыв в запредельное пространство. Он актуализирует анимацию. А документалистике дарит невиданную и невозможную с технической точки зрения свободу и фантазию. Он переводит хроникальные свидетельства на язык метафоры. Самые сильные эпизоды фильма — иносказания, вскрывающие смыслы. Как облепленный мухами глаз погибшей лошади — в его глубине отражение солдата с автоматом, только что ее убившего.
Или огромная женщина-русалка, на которой юный воитель плывет к ливанским берегам.
Вот они едут на бронетранспортерах на очередное задание. Совсем мальчишки — острые кадыки, болтающиеся медальоны на чахлых телах. Дураки. Едут на задание, как на экскурсию. Словно прошвырнуться в любимое интернет-кафе. Вот девочка у компа дробит из «узи» по «шляпкам» домов. А вот уже в Сабре и Шатиле танк давит, словно мух, плохонькие авто, и витрины уже разбиты, и окна домов, и людей уже не видно...
Мальчишки идут по вымершему черно-желтому городу, сползшему со страниц рассказов Брэдбери. Размахивают автоматами, при первой возможности бегут купаться... Не успевают осознать, кто из них через миг превратится в убийц, а кто — в убитых.
Желтое небо, серо-черное море, серые своды полуразрушенных многоэтажек со слепыми окнами-глазницами. Перед этими домами среди живописных пальм на берегу ночного теплого моря один из выживших мальчиков будет в беспамятстве, с автоматом наперевес кружить. Крошить очередь за очередью по этим окнам, за которыми — смерть. Желтый огонь брызжет из автомата в темень. Жуткий огонь. Огонь страха.
Этот условный «вальс с Баширом» — трагическая для израильтян метафора. Убийство сирийским боевиком ливанского президента Башира Жмайеля, называвшего премьер-министра Израиля Бегина «великим политическим деятелем», отбросило проснувшиеся надежды на мир. Этот теракт развязал руки «Ливанским фалангам», учинившим резню в Сабре и Шатиле. До сих пор в израильском обществе спорят о вине израильского правительства, допустившего (просмотревшего — не помешавшего) эту бойню.
Фильм Фольмана, в прошлом солдата армии Израиля, принимавшего участие в Ливанской войне в начале 80-х, — рассказ от первого лица. Он задается вопросом: почему свидетели и участники той войны так быстро о ней забыли. Ночью в баре друг признается автору, что действительно ничего не может вспомнить о той самой «миссии в Ливане», как ни напрягает память. Вместо этого сознание предлагает сюрреалистические картины, а ночью его и его товарищей «по фронту» настигают кошмары. Стоит ли рискнуть — разыскать выпавшие из строения памяти кирпичи? Стоит ли разгребать завалы обрушившегося в целях самозащиты прошлого.
Тема памяти — центральная в фильме. У памяти — личной и коллективной — фантастическая способность к мимикрии, вымещению ужасного, неудобного, некрасивого. Нужно ли вспоминать? И кому это нужно? И не повредит ли это национальной безопасности в условиях неутихающего противостояния?
Формально каркас фильма сконструирован по лекалам политического расследования. В нем есть попытка хотя бы фрагментарно воспроизвести события двадцатипятилетней давности. В нем есть интервью с однополчанами. В нем есть трудные для общества вопросы о вине Израиля. О личной вине каждого солдата.
Сделай Фольман документальное кино в духе разоблачений Майкла Мура, фильм не стал бы событием. С помощью одушевления режиссер раскаляет эмоциональную шкалу картины, смешивает реальные факты с воображаемыми, видимое с галлюцинациями и ночными кошмарами.
Рисованному кино по силам запечатлеть вспышки подсознания, психологические травмы, страхи, в которых запрещаешь себе признаваться. Вот они, эти страхи, — воплощенная жуть в несущихся на камеру двадцати шести брызжущих слюной желтых собаках. «Для меня это единственная возможность изобразить войну, — говорит режиссер. — Я же не Стивен Спилберг, не обладаю ни его талантом, ни его средствами, чтобы сделать такую картину, как „Спасение рядового Райана“. Анимация — единственный способ показать на экране ужасающий, галлюцинаторный опыт войны».
Мне показалось, для Фольмана опыт запечатления воспоминаний, попытка восстановить разорванную «связь времен» имеют и некоторое терапевтическое значение. Он переносит на бумагу (экран) личные переживания. Никем не обвиняемый, раскапывает собственные грехи, взывая к ответственности общество.
Что же касается политической подоплеки, то на родине судьба этой провокационной картине предстоит нелегкая. Об этом я разговаривала с ведущими израильскими кинокритиками. Оценив достоинства «Вальса...», они предсказали оглушительный скандал после премьеры фильма в Израиле. Видимо, коллективная амнезия — болезнь трудно излечимая даже средствами хорошего кино.
Тьерри Фремо последовательно втягивает в орбиту главного конкурса Канна неигровое кино. Награды «Фаренгейту 9/11» Майкла Мура, «Персеполису» Маржан Сатрапи, долгая овация после показа «Вальса с Баширом» его устремления поддерживают. Берлин и Венеция следуют тем же курсом. Вполне вероятно, что уже в ближайшем будущем главные форумы мира откажутся не только от разделения кино по географическому признаку (число копродукций неуклонно растет), но и от прописки фильма в каком бы то ни было малогабаритном виде экранного искусства, где — это уже очевидно — ему тесно.